Мессина
|
Мессина Messina 
|
Месси́на (итал. Messina, сиц. Missina, лат. Messana, греч. Μεσσήνη) — город в итальянском регионе Сицилия, административный центр одноимённой провинции. Третий по величине город на острове Сицилия.
Покровительницей города почитается Пресвятая Богородица „Святое Писание“ (Madonna della Lettera). Праздник города — 3 июня.
Содержание
География
Мессина расположена на северо-востоке Сицилии, на западном берегу Мессинского пролива, отделяющего остров от материковой Италии (область Калабрия). Высота над уровнем моря — 3 метра. Город занимает территорию 211,73 квадратных километра.
Мессина находится в 90 км от Катании, расстояние до Палермо — 230 км. Город тянется на 30 км вдоль Мессинского пролива, на суше обрамлен Пелоританскими горами. Центром города считается территория, занимающая 10 км, которая расположена между речками Аннунциата и Сан Филиппо, в настоящее время скрытыми под улицами. Порт Мессины (имеющий военное и торговое значение) расположен в естественной бухте Ионического моря.
Город является центром большого сельскохозяйственного района, где возделываются цитрусовые культуры — лимон, апельсин, мандарин, клементина (гибрид мандарина и апельсина), а также виноград и другие фрукты.
История
…Кометы грозной и хвостатой
Ужасный призрак в вышине,
Безжалостный конец Мессины
(Стихийных сил не превозмочь),
И неустанный рёв машины,
Кующей гибель день и ночь…
Всего пять километров отделяют Мессину от материковой части страны, что придает особую важность порту города. А потому история Мессины неразрывно связана с морем и проливом, который носит то же название и который, согласно греческой мифологии, охраняли два ужасных чудовища — Сцилла и Харибда. Сцилла — это дочь Форкиса и Гекаты, о ней говорили, что у неё двенадцать ног и шесть собачьих голов, и что она живёт под утесом со стороны материка. Именно она напала на корабль Улисса (латинская интерпретация имени древнегреческого героя Одиссея), схватив шесть его моряков. По другую сторону пролива, со стороны Сицилии, жила Харибда, которая всасывала в себя морскую воду (а после извергала её назад), поглощая вместе с ней корабли.
Мессина была основана греческими колонистами на месте поселения племени сикулов около 730 года до н. э. и изначально называлась Занкла (др.-греч. Ζάγκλη от др.-греч. ζάγκλον — серп) из-за формы естественной гавани возле неё.
В V столетии до н. э. принадлежала Афинам и развилась в значительный торговый город. Около 493 года до н. э. была переименована и получила название Мессена (греч. Μεσσήνη, лат. Messana) в честь греческой Мессены на юге Пелопоннесса. В кон. V в. до н. э. известен тиран Скиф, правивший как ставленник тирана Гелы Гиппократа. В 396 году до н. э. город был разорён карфагенянами, при Дионисии Сиракузском отстроен заново. В 312 году до н. э. Мессена попала под власть Агафокла, а в 288 году до н. э. была захвачена взбунтовавшимися кампанскими наемниками на службе Сиракуз — мамертинцами («сыновьями Марса»).
С первой Пунической войны осталась в руках Рима. После крушения Западной Римской империи Мессина захватывалась готами, византийцами, сарацинами и норманнами. Во время крестовых походов быстро расцвела. С XVII столетия Мессина стала приходить в упадок; её опустошали и разоряли страшная чума, землетрясение, наводнение, революционные войны, холера. Испытала Мессина и власть анжуйцев, избавившись от неё во время «Сицилийской вечерни». Став арагонским, город разделил судьбу Испанского Дома до XVIII века. В первые тридцать лет XVIII века Мессина находилась под властью Савойского Дома и Австрийской династии, а в 1734 году их место заняла династия Бурбонов, которая правила до присоединения Сицилии к королевству Италия (1860 год).
Город был почти полностью разрушен во время землетрясения и цунами утром 28 декабря 1908 года. Тогда погибло около 60 тысяч жителей. Пострадали даже могильные камни. Несокрушенными остались только два здания: тюрьма и психиатрическая больница. По счастью, в гавани города находились корабли русского флота, моряки которого спасли тысячи итальянских жизней[1]. (Эскадра Балтфлота зимовала и проводила учебные стрельбы на Сицилии, откуда и первой пришла в порт Мессины после получения известия о бедствии).
В июне 2012 года был торжественно открыт памятник в честь русских моряков, оказавших помощь горожанам, пострадавшим от землетрясения 1908 года [2]
В 1909 году город был отстроен, но пострадал снова в 1943 году от американских бомбардировок, приведших к гибели тысяч людей. В 1972 году город насчитывал 257,7 тыс. жителей. В 2004 году число жителей сократилось до 247 592 человека.
Экономика
Главным экономическим ресурсом Мессины является порт — торговый и военный — с несколькими верфями. Развито сельское хозяйство. Выращиваются лимоны, апельсины, мандарины и другие фрукты и овощи. Производится вино. Химическая, плодоконсервная, текстильная промышленность. Судоремонт и судостроение. Вывоз цитрусовых, овощных и фруктовых консервов.
Культура
В Мессине с 1548 года работает Мессинский университет. Сохранились церкви XII—XIII вв. и собор XII—XVI вв., частично перестроенные в XX веке; фонтаны XVI века.
Мессина встречается в произведениях многих писателей, среди которых:
- Плутарх «Жизнь Помпеи» (ок. 40 до н. э)
- Джованни Бокаччо «Декамерон»
- Уильям Шекспир «Много шума из ничего» (1598), «Антоний и Клеопатра» (1607)
- Александр Блок "Скифы"
- Александр Блок "Возмездие. Первая глава"
- Аксель Мунте "История Сан Микеле"
Известные уроженцы и жители
- Дикеарх (род. 350 г. до н.э.), древнегреческий философ и математик.
- Антонелло да Мессина (род. 1430), живописец эпохи Возрождения.
- Мавролико, Франческо (1494—1576), астроном и математик.
- Эмануэле Кракамп (1813—1883), композитор и флейтист.
- Марио Аспа (1795—1868), композитор и педагог.
- Сальваторе Рута (итал. Salvatore Ruta) (1923-2002), религиозный писатель.
Напишите отзыв о статье "Мессина"
Примечания
Ссылки
- [www.comune.messina.it Сайт города]
- [www.unime.it Сайт университета]
- [www.prefettura.messina.it Сайт префектуры]
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Мессина
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
