Метапроза

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Метапроза, иногда также метаповествование и метафикшн (англ. metafiction) — литературное произведение, важнейшим предметом которого является сам процесс его разворачивания, исследование природы литературного текста[1].



Основные характеристики

Марк Липовецкий, обобщая ряд исследований метапрозы, указывает, что в центре метапрозаических сочинений находится образ персонажа-писателя, в значительной степени выступающего как двойник и представитель собственно автора, причём структура текста позволяет читателю постоянно соотносить эти две инстанции повествования, переключая внимание с «текста в тексте» на «рамочный текст» через прямой или косвенный комментарий, относящийся к взаимопроникновению двух реальностей. В результате основное внимание читателя переносится «с целостного образа мира, создаваемого текстом, на сам процесс конструирования и реконструирования этого ещё не завершённого образа», так что читатель оказывается «поставлен в положение со-участника творческой игры»[2].

Обычно метапрозу связывают с модернизмом и постмодернизмом, но её элементы могут быть найдены в «Дон Кихоте» Сервантеса (герой которого читает книгу о своих приключениях и комментирует неточности), «Памелле» Ричардсона (в которой злодей раскаивается, читая о своих злодеяниях), «Кентерберийских рассказах» Джефри Чосера и других классических произведениях (см. mise en abîme).

В XX веке метапроза получила значительное развитие в творчестве таких авторов, как Хорхе Луис Борхес, Владимир Набоков, Джон Барт.

Изучение метапрозы

Целенаправленное изучение метаповествования в литературе начинается, по-видимому, в 1980-е гг. и связано с именами Бёртона Хатлена (англ.), анализировавшего творчество аргентинского писателя Х. Л. Борхеса[3], авторов монографий по данному вопросу Патрисии Во[4], Рюдигера Имхофа[1], Линды Хатчин[5]. На русском материале проблемы метапрозаичности впервые исследовал Д. М. Сегал[6]

Напишите отзыв о статье "Метапроза"

Примечания

  1. 1 2 Rüdiger Imhof. Contemporary metafiction: A poetological study of metafiction in English since 1939. — Winter (Heidelberg), 1986.  (англ.)
  2. М. Н. Липовецкий. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. — Екатеринбург, 1997. — С. 46-47.
  3. Hatlen B. Borges and metafiction // Simply a man of letters. Panel discussion and papers from the proceedings of a symposium on J. L. Borges held at the University of Maine at Orono. — 1982.
  4. Patricia Waugh. Metafiction. The Theory and Practice of Self-Conscious Fiction. — New York / London: Methuen, 1984.
  5. Linda Hutcheon. Narcissistic Narrative: The Metafictional Paradox. — Ontario: Willford UP, 1981.
  6. Сегал Д. М. Литература как вторичная моделирующая система // Slaviса Hierosolymitana. 1979. No. 4. Р. 1-35.

Отрывок, характеризующий Метапроза

– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.