Метапсихология (психоанализ)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Метапсихология (нем. Metapsychologie) — термин, применительно к психоанализу предложенный З. Фрейдом для обозначения общего теоретического фундамента данной дисциплины, а также описания подхода к изучению психики в рамках основанной науки[1][2].

На современном этапе развития психоанализа термин имеет множество значений. По Лейбину, он характеризует все идеи, описывающие психические процессы с точки зрения психоанализа[1]; в описании Лапланша — Понталиса, метапсихология разрабатывает модели, отдалённые от эмпиризма[3]; определение термина за авторством Райкрофта и Мура — Файна сводится к «положениям на высшем уровне абстрагирования»[4][2].





Эволюция значения

Термин «метапсихология» был впервые упомянут в 1896 году — в письме Зигмунда Фрейда берлинскому врачу Вильгельму Флиссу от 13 февраля. Речь шла, считает Валерий Лейбин, о поиске идей для понимания природы психических заболеваний и закономерностей протекания психических процессов — ответов на вопросы из сферы философии[1]. Первоначальное значение метапсихологии (как общей теории) было сформулировано в ходе работы над «Толкованием сновидений» (1900)[5][6].

В научную литературу термин был введён в «Психопатологии обыденной жизни» (1901)[5]; Фрейд, рассуждая о суевериях и «мифологическом миросозерцании», заключал, что любое восприятие реальности посредством обращения к легендам есть проекция «личной психологии» во внешний мир. Целью науки учёный видел «расшифровку» не воспринимаемых сознанием индивидуума психических процессов — иными словами, создание «психологии бессознательного». Фрейд писал: «Можно было бы попытаться разрешить таким путём мифы о рае и грехопадении, <…> превратить метафизику в метапсихологию»[7].

Более чем десятилетие термин учёным не употреблялся, только в 1915 году (в работе «Бессознательное») Фрейд вернулся к его использованию, предложив трактовку, согласно которой данный термин стал характеризовать подход к рассмотрению психологических процессов в трёх различных отношениях (аспектах) — динамическом, топографическом и экономическом; пять лет спустя, в книге «По ту сторону принципа удовольствия», учёный утвердился во мнении о правильности избранного им подхода[8]. Вплоть до самой смерти учёного термин «метапсихология» оставался одним из важнейших понятий его теории; так, в книге «Конечный и бесконечный анализ» (1937) Фрейд, размышляя об устранении внутриличностных конфликтов, писал: «Без метапсихологических спекуляций и теоретизирования <…> здесь не сдвинешься ни на шаг»[9].

Аспекты метапсихологии как подхода


В соответствии с определением Чарльза Райкрофта[en], подход к изучению психики в метапсихологии стоит на позиции описания «явлений в терминах умозрительного психического аппарата [понимаемого как конструкт[4]. По Фрейду, психологическое объяснение может считаться законченным (то есть «метапсихологическим»[4]), только если устанавливает наличие конфликта или связи между уровнями психики (топография), количество и тип(ы) затраченной энергии (экономика) и соотношение сил в сознании, которые могут быть направлены на совместную работу, или же противостоять друг-другу (динамика)[10].

В начале 1940-х разработки Фрейда продолжил Эдвард Гловер[en], предложив дополнительные генетическую и адаптивную точки зрения[11]. К концу 1950-х, благодаря совместным работам Давида Рапопорта[en] и Мертона Гилла, нововведения Гловера были приняты рядом психоаналитиков[11] и на данный момент, согласно Салману Акхтару[en], вкупе с ранними фрейдистскими подходами представляют собой «эвристическую основу того, что является руководящим в психоанализе»[12]. Адаптивный подход, в частности, поддерживался Хайнцем Хартманном[en] и оказал существенное влияние на работы Маргарет Малер[en][13]. Генетический активно разрабатывался в рамках эго-психологии[14] и в большей степени, чем остальные, оказал влияние на поп-культуру — выразившись в упрощённом понимании психопатологии и дисфункции как практически однозначного результата переживаний несчастливого детства[15].

  • Топографический (также называется «топический» и «структурный»[8]) аспект; позволяет рассмотреть психический процесс по месту его расположения (эго, суперэго или ид)[8] и ставит задачу определить «в каком месте» человеческой психики рождаются, к примеру, фантазии или идеи[16].
  • Экономический аспект; затрагивает вопросы распределения энергии (и количества возбуждения[8]) внутри психического аппарата — то есть соотносится с теорией либидо и служит для описаний катексисов[17].
  • Динамический аспект; предполагает принятие во внимание факта наличия перехода любых изучаемых психических процессов и явлений из одной психической системы в другую[8] и утверждает наличие источника, величины и объекта у каждой психической энергии[2].
  • Генетический аспект; опирается на историю развития человека — от младенчества до взрослого возраста, что «обеспечивает возможность концептуализации регрессивных феноменов, а также оценку настоящего и будущих перспектив индивида»[18]
  • Адаптивный аспект; учитывает влияние на человека психосоциальных факторов[8]. Предполагает, что любые решения (даже невротические, как, к примеру, претензия) основываются на взаимодействии со средой; отводит матери одну из важнейших ролей в вопросе психического развития ребёнка[13].

Современное положение термина

На текущий момент фрейдовское понимание метапсихологии остаётся предметом дискуссии среди аналитиков[9]. Неоднозначное отношение к термину, считают Филлис и Роберт Тайсоны, связано с постоянным расширением его содержания в соответствии с углублением понимания психики человека[19]. Иногда под синонимом «метапсихологии» (как «общей теории») понимают парапсихологию, а метапсихологию как подход к изучению психики приравнивают к номотетическому подходу, отмечает Артур Ребер, комментируя: «Мета здесь означает „вне“, в том смысле, что такие метапсихологические попытки представляют собой нечто, выходящее за рамки того, что было выявлено и познано эмпирически, и пытается полностью обрисовать общие принципы психологии»[20]. Для ортодоксального же фрейдизма «общая теория» была и остается одним из краеугольных камней дисциплины; так, Жак Лакан заключал: «оправданно или нет, но каждый аналитик неизменно впадает в теоретические рассуждения о ментальном развитии <…> невозможно ни секунды практиковать не мысля метапсихологическими терминами»[21].

Представителями отличных от психоанализа теорий метапсихология подвергается критике — в разное время её основными противниками выступали учёные Джордж Кляйн и Рой Шафер[en]. Метапсихологические понятия (как положения на высшем уровне абстрагирования) ставятся под сомнение из-за умозрительности и отдалённости от клинической практики — так, в частности, особо порицается употребление таких терминов как «психическая энергия», «катексис», инстинкты жизни и смерти. Жорж Политцер аналогично не принимал введения в оборот отдалённых от эмпиризма понятий (исходя из этого, ошибочных), видя в их использовании «выход [науки] за пределы её собственного предмета — человеческого действия»[22].

Напишите отзыв о статье "Метапсихология (психоанализ)"

Примечания

  1. 1 2 3 Лейбин, 2010, с. 397.
  2. 1 2 3 Мур, Файн, 2000, с. 107.
  3. Лапланш, Понталис, 1996, Метапсихология..
  4. 1 2 3 Райкрофт, 1995, с. 90.
  5. 1 2 Лейбин, 2010, с. 398.
  6. Фрейд, 2004, с. 9.
  7. Фрейд, 2002, с. 265.
  8. 1 2 3 4 5 6 Лейбин, 2010, с. 399.
  9. 1 2 Лейбин, 2010, с. 400.
  10. Ellman, 2010, p. 86.
  11. 1 2 Macmillan, 1997, p. 524.
  12. Akhtar, 2009, p. 171.
  13. 1 2 Bergmann, Hartmann, 1990, p. 9.
  14. Zock, 1990, p. 49.
  15. Brandell, 2004, p. 42.
  16. Samuels, 1986, p. 7.
  17. Райкрофт, 1995, с. 232—3.
  18. Мур, Файн, 2000, с. 108.
  19. Тайсон, Тайсон, 2006, Метапсихология.
  20. Ребер, 2003, Метапсихология.
  21. Лакан, 2009, с. 146.
  22. Корсини, Ауэрбах, 2006, Метапсихология.

Литература

  • Фрейд, Зигмунд. По ту сторону принципа удовольствия // Очерки по психологии сексуальности. — Минск: Попурри, 2010. — 480 с. — 5000 экз. — ISBN 978-985-15-1063-0.
  • Фрейд, Зигмунд. XII. Детерминизм - Вера в случайности и суеверия. Общие замечания // Психология бессознательного. — СПб.: Питер, 2002. — 400 с. — ISBN 5-94723-092-5.
  • Лакан, Жак. Работы Фрейда по технике психоанализа (Семинар, книга I (1953/54)) / Под. общ. ред. Ж. - А. Миллера. — М.: Гнозис; Логос, 2009. — 432 с. — ISBN 5-8163-0037-7.
  • Райкрофт, Чарльз. Критический словарь психоанализа. — СПб.: Восточно-Европейский Институт Психоанализа, 1995. — 288 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-88787-001-X.
  • Лейбин, Валерий. Словарь-справочник по психоанализу. — М.: АСТ, 2010. — 956 с. — (Psychology). — 3000 экз. — ISBN 978-5-17-063584-9.
  • Лапланш, Жан; Понталис, Жан-Бернар. Словарь по психоанализу / Пер. с фр. Н. Автономовой. — М.: Высшая школа, 1996. — 623 с. — 50 000 экз. — ISBN 5-06-002974-3.
  • Тайсон, Филлис; Тайсон, Роберт. Психоаналитические теории развития. — М.: Когито-Центр, 2006. — 408 с. — 2200 экз. — ISBN 5-89353-156-6.
  • Ребер, Артур. Большой толковый психологический словарь / Пер. с англ. Е. Чеботаревой. — М.: Вече, АСТ, 2003. — 1150 с. — ISBN 5-17-008900-7.
  • Психологическая энциклопедия / Под ред. Р. Корсини, А. Ауэрбаха. — СПб.: Питер, 2006. — 1096 с. — 3000 экз. — ISBN 5-272-00018-8.
  • Психоаналитические термины и понятия: Словарь / Под ред. Б. Мура, Б. Файна. — М.: Класс, 2000. — 304 с. — (Библиотека психологии и пси­хотерапии). — ISBN 5-86375-023-5.
  • Akhtar, Salman. Comprehensive dictionary of psychoanalysis. — Karnac Books, 2009. — 404 p. — ISBN 9781855758605.
  • Bergmann, Martin; Hartman, Frank. The Evolution of Psychoanalytic Technique. — Columbia University Press, 1990. — 497 p. — (Morningside Series). — ISBN 9780231074216.
  • Brandell, Jerrold. Psychodynamic social work. — Colubmia University Press, 2004. — 471 p. — ISBN 9780231126366.
  • Ellman, Steven. When theories touch: a historical and theoretical integration of psychoanalytic thought. — Karnac Books, 2010. — 708 p. — ISBN 9781855758681.
  • Macmillan, Malcolm. Freud evaluated: the completed arc. — MIT Press, 1997. — 762 p. — ISBN 9780262631716.
  • Samuels, Andrew. Jung and the Post-Jungians. — Routledge, 1986. — 304 p. — ISBN 9780415059046.
  • Zock, Hetty. A psychology of ultimate concern. — Rodopi, 1990. — Т. 1. — 258 p. — (International series in the psychology of religion). — ISBN 9789051831801.

Отрывок, характеризующий Метапсихология (психоанализ)

Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.