Метерлинк, Морис

Морис Метерлинк
Maurice Maeterlinck
Имя при рождении:	Морис Полидор Мари Бернар Метерлинк (фр. Maurice Polydore Marie Bernard Maeterlinck)
Место рождения:	Гент, Бельгия
Место смерти:	Ницца, Франция
Род деятельности:	поэт, драматург, философ
Годы творчества:	1888—1949
Направление:	символизм
Язык произведений:	французский
Дебют:	Оранжереи (1888)
Премии:	Нобелевская премия по литературе (1911)

Мори́с Полидо́р Мари́ Берна́р Метерли́нк (фр. Maurice (Mooris) Polydore Marie Bernard Maeterlinck; 29 августа 1862, Гент — 6 мая (по некоторым источникам — 5 мая) 1949, Ницца) — бельгийский писатель, драматург и философ. Писал на французском языке. Лауреат Нобелевской премии по литературе за 1911 год. Автор философской пьесы-притчи «Синяя птица», посвящённой вечному поиску человеком непреходящего символа счастья и познания бытия — Синей птицы. Произведения Метерлинка отражают попытки души достичь понимания и любви.

Биография

Бельгийский период

Морис Метерлинк родился в Бельгии, в семье богатого нотариуса. Отец также был владельцем нескольких теплиц. Семья была франкоговорящей, поэтому Метерлинк позже написал большую часть своих произведений на французском языке. Многие из его первых произведений (в основном, юридические наработки) не сохранились, так как были уничтожены автором, сохранились лишь фрагменты.

В сентябре 1874 года родители отправили писателя учиться в Иезуитском колледже. В этом колледже почитали только работы писателей на религиозные темы, а чтение произведений французских писателей-романтиков воспрещалось. Именно это отношение развило в писателе осуждение католической церкви и религиозных организаций.

Во время учёбы Метерлинк написал несколько стихов и рассказов, но его отец настоял на том, чтобы он занялся юридической карьерой.

В 1883 году на страницах журнала «Jeune Belgique» было опубликовано первое стихотворение Метерлинка. В 1885 году он получил право заниматься адвокатской практикой, окончив юридический факультет Гентского университета. В 1888 году увидел свет изданный за счёт средств семьи автора поэтический сборник «Оранжереи», а год спустя была написана «Принцесса Мален» (La Princesse Maleine) — первая пьеса Метерлинка, снискавшая похвалу Октава Мирбо. В последующие годы Метерлинк написал серии символистских пьес, характеризующихся фатализмом, мистицизмом, из которых наиболее известны «Непрошенная» (1890), «Слепые» (1890) и «Пеллеас и Мелизанда» (1892). В 1889 году вышел сборник стихов «Теплицы» (Les Serres chaudes), в 1896-м — сборник «12 песен» (в 1900-м — «15 песен»).

Метерлинк во Франции

С 1896 года Метерлинк живёт во Франции, преимущественно в Париже. Здесь он сближается с символистами, которые оказывают на него огромное влияние. У него также завязались отношения с Жоржеттой Леблан, с которой он встречался с 1895 по 1918 год. Она повлияла на все его работы написанные за два десятилетия. В произведениях Метерлинка начали появляться персонажи, особенно женские, которые оказываются под контролем их судьбы. Лебланк играла этих персонажей на сцене. Хотя мистицизм и метафизика влияли на его творчество всю жизнь, он, все же заменил свой символизм более экзистенциалистскими чертами.

В 1895 году родители Метерлинка осудили его связь с актрисой, которая была замужем за испанцем, а церковь не давала ей права на развод. В этот период Метерлинк со своей гражданской женой принимают много гостей, путешествуют по Нормандии. В этот период он публикует стихи «Двенадцать песен» (1896), «Сокровище смиренных» (1896) и «Жизнь пчёл» (1901).

Идеализм и символизм нашли отражение в ранних художественных произведениях Метерлинка (книга «Сокровище смиренных», 1896). Известность Метерлинку приносит пьеса-сказка «Принцесса Мален» 1889; одноактные пьесы «Непрошенная», «Слепые», (обе 1890) — пьесы о неудовлетворенности, которая заставляет искать и не находить счастье и любовь в повседневной жизни; драма «Пеллеас и Мелизанда», 1892 — символическая драма идеальных влюблённых, которые уничтожают сами себя в поисках совершенства. Критики охарактеризовали это как «драматургия молчания, намёков и недомолвок». Главные темы его творчества — смерть и значение человеческой жизни, место и роль человека в обществе, в истории. В 1902 году увидела свет пьеса «Монна Ванна», в которой появляется тема протеста человека против всевластия рока.

В 1906 году Метерлинк и Лебланк переехали на виллу Грасс. Там он проводил время в раздумьях и прогулках. В этот период ему диагностируют неврастению и он арендует Бенедиктинское аббатство, таким образом спасая его от разорения. В это время он написал эссе «Разум цветов» (1906), в котором выражал симпатию социалистическим идеям.

В 1909 году была поставлена знаменитая «Синяя птица» (1908), в которой герои путешествуют по свету в поисках счастья, а находят его у себя дома. Феномен неудовлетворённости человека и поисков счастья продолжает исследоваться Метерлинком в продолжении феерии «Синяя птица» — пьесе «Обручение» (1918).

В его поздних пьесах, таких как «Мария Виктория» и «Мария Магдалина», главные роли сыграла Лебланк. Но с этих пор она перестала вдохновлять писателя.

В июне 1910 года умерла мать писателя, что стало поводом для последующей депрессии автора. В этом же году Метерлинк познакомился с 18-летней актрисой Рене Даон на репетиции «Синей птицы». Она стала его компаньонкой.

В 1911 году Морис Метерлинк стал лауреатом Нобелевской премии по литературе «за его многостороннюю литературную деятельность и особенно его драматические произведения, отличающиеся богатством воображения и поэтической фантазией».

С 1913 года писатель выступает на стороне рабочих и начинает изучать мистицизм.

После оккупации Бельгии в 1914 году Метерлинк пожелал поступить во Французский иностранный легион. Читал лекции о германской оккупации и героических сражениях бельгийцев. Появляется военная пьеса «Бургомистр Стильмонда» (1919).

В феврале 1919 года Метерлинк женился на актрисе Даон и принял приглашение от США. Сэмюель Голдвин предложил писателю написать несколько сценариев для фильмов.

В поздних пьесах Метерлинк обращался к библейским, сказочным и историческим сюжетам. Мотив смерти постоянно присутствует в произведениях писателя, а в позднем творчестве нарастает интерес к мистике и оккультизму.

После 1920 года Метерлинк больше не писал пьесы, но продолжил работать в жанре эссе. В философских эссе Метерлинк обращается к философии и эстетике символизма. В самых известных философских произведениях «Жизнь пчёл» , «Жизнь термитов» (1926) и «Жизнь муравьёв» (1930) писатель пытался объяснить жизнь и деятельность человека через аналогии, взятые из наблюдений за природой. Эжен Маре, африканский поэт и исследователь обвинил автора в плагиате из-за написанных автором двух последних эссе. После изменения тематики творчества его популярность упала во многих странах, но во Франции интерес к его творчеству остался неизменным. В 1930 году Метерлинк купил замок в Ницце, а в 1932 году стал графом, по инициативе бельгийского короля Альберта I.

В 1940 году Метерлинк бежал от германской оккупации в США, из-за проблем со здоровьем вернулся во Францию в 1947 году.

Скончался писатель в Ницце 6 мая 1949 года от сердечного приступа.

Тематика и стиль

Метерлинк стал популярен благодаря своим ранним пьесам, написанным между 1889 и 1894 гг. Герои этих пьес имеют ограниченное понимание своей природы и мира, в котором они живут.

Как сторонник идей Шопенгауэра, Метерлинк считал, что человек бессилен против судьбы. Считал, что актеров можно легко заменить куклами-марионетками и даже написал такие пьесы, как «Там внутри» (1894) и «Смерть Тентажиля» (1894) для кукольного театра.

Таким образом, была сформулированная идея «статической драмы», в соответствии с которой задачей автора было создать что-то, что не выражало бы эмоций, но вместо них внешние причины человеческого поведения.

Свою идею статической драмы автор изложил в эссе «Сокровище смиренных» (1896). Соответственно с идеей автора актеры должны были разговаривать и двигаться, как куклы, показывая, таким образом, влияние на них внешних сил и судьбы.

Сочинения

Пьесы

• Принцесса Мален
• Слепые (Les Aveugles, 1890).
• Непрошенная (L’Intruse, 1891).
• Семь принцесс (Les Sept princesses, 1891).
• Пеллеас и Мелизанда (Pelléas et Mélisande, 1892).
• Алладина и Паломид (Alladine et Palomides, 1894).
• Там внутри (Intérieur, 1894).
• Смерть Тентажиля (La Mort de Tintagiles, 1894).
• Аглавена и Селизетта (Aglavaine et Sélysette, 1896).
• Ариана и Синяя Борода, или Бесполезное освобождение (Ariane et Barbe-Bleue, 1896).
• Сестра Беатриса (Sœur Béatrice, 1900).
• Монна Ванна (Monna Vanna, 1902).
• Жуазель (Joyzelle, 1903).
• «Чудо Святого Антония» (Le Miracle de saint Antoine, 1903).
• «Синяя птица» (L’Oiseau bleu, 1908).
• Мария Магдалина (Marie-Magdeleine, 1913).
• Бургомистр Стильмонда (Le Bourgmestre de Stilmonde, 1919).
• Обручение (Les Fiançailles, 1922).
• Беда проходит (Le Malheur passé, 1925).
• Мария Виктория (Marie-Victoire, 1925).
• Могущество мертвых (La puissance des morts, 1926).
• Иуда Искариот (Judas de Kerioth, 1929).
• Берникель (Berniquel, 1929).
• Принцесса Изабелла (La Princess Isabelle, 1935).
• Жанна д’Арк (Jeanne d’Arc, 1945).

Философские эссе

• Сокровище смиренных (Le Trésor des humbles, 1896).
• Мудрость и судьба (La Sagesse et la destinée, 1898).
• [ru.wikiquote.org/wiki/%D0%96%D0%B8%D0%B7%D0%BD%D1%8C_%D0%BF%D1%87%D0%B5%D0%BB Жизнь пчёл] (La Vie des Abeilles, 1901).
• Сокровенный храм (Le temple enseveli, 1902).
• Двойной сад (Le Double Jardin, 1904).
• [ru.wikiquote.org/wiki/%D0%A0%D0%B0%D0%B7%D1%83%D0%BC_%D1%86%D0%B2%D0%B5%D1%82%D0%BE%D0%B2 Разум цветов] (L’Intelligence des Fleurs, 1907).
• Смерть (La Mort, 1913).
• Мелочи войны (Les Débris de la guerre, 1916).
• Жизнь термитов (La Vie des Termites, 1926).
• Жизнь пространства (La Vie de l’Espace, 1928).
• Великая феерия (La Grande Féerie, 1929).
• Жизнь муравьёв (La Vie des Fourmis, 1930).
• Стеклянный паук (L’Araignée de verre, 1932).
• Великий закон (La Grande Loi, 1933).
• Перед великим молчанием (Avant le grand silence, 1934).
• Песочные часы (1936).
• Тень крыльев (L’Ombre des ailes, 1936).
• Перед лицом Бога (Devant Dieu, 1937).
• Широкие врата (1939).
• Иной мир, или Солнечные часы (L’Autre Monde ou le cadran stellaire, 1942).

Стихи

• Оранжереи (Serres chaudes,1889)
• Двенадцать песен (Douze Chansons, 1896)
• [spintongues.msk.ru/Maeterlinck6.htm Пятнадцать песен] (Quinze chansons, 1900)

Мемуары

• Голубые пузыри (Счастливые воспоминания, Bulles bleues, 1948). ([spintongues.msk.ru/Maeterlinck5.htm Отрывки в русском переводе К. О. Рагозиной в «Лавке Языков»])

Издание сочинений в русском переводе

• Сочинения в трех томах. — СПб., 1902—1906.
• Двенадцать песен в переводе Георгия Чулкова. СПб, 1905.
• Полное собрание сочинений в шести томах. — СПб, 1910.
• Полное собрание сочинений в четырёх томах (двух книгах). — Пг., 1915.
• Пьесы. — М., 1958.
• Пьесы. — М., 1972.
• Избранные произведения. — М., 1996.
• Жуазель. Пьесы. — СПб, 2000.
• Тайная жизнь термитов. — СПб, 2002.

Влияние на современное творчество

В «Эвакуаторе» Дмитрия Быкова в предисловии даётся полная версия стихотворения «Пришли и сказали…» из сборника «Пятнадцать Песен» в переводе Ксении Рагозиной, а затем главный герой часто по тексту повторял цитату.

Стихотворение Мориса Метерлинка из сборника «Пятнадцать песен» легло в основу песни «А если бы он» пятого альбома фолк-рок группы «Мельница» «Дикие травы».

Марсель Пруст в 4-м томе эпопеи «В поисках утраченного времени», романе «Содом и Гоморра», неоднократно приводит аналогии поведения влюблённых людей с поведением насекомого около цветка, навеянные ему книгой Мориса Метерлинка «Разум цветов».

Один из альбомов группы Белая Гвардия называется «Сказки Метерлинка». В одноимённой песне с альбома имеются отсылки к пьесе «Синяя Птица».

Пьеса Мориса Метерлинка «Слепые» легла в основу одноименной оперы композитора Леры Ауэрбах, поставленной режиссёром Дмитрием Белянушкиным на сцене МАМТ им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко в 2012 году в рамках фестиваля «Лаборатория Современной Оперы».

В 1940 году итальянский композитор Гвидо Паннаин написал оперу «Непрошенная».

Литература

• Рагозина К. О. [spintongues.msk.ru/Maeterlinck1.htm «Смерть Тентажиля» на театре в России]. Глава кандидатской диссертации. Литературный Институт им. Горького. 1998.
• Рагозина К. О. [spintongues.msk.ru/MaeterlinckReview.htm За три сезона до «Синей птицы»]. Глава кандидатской диссертации. Литературный Институт им. Горького. 1998.
• Свенцицкий В. [az.lib.ru/s/swencickij_w_p/text_0100.shtml Смерть и бессмертие (По поводу трёх драм Метерлинка)] // Свободная совесть. Кн. 1. М., 1906. С. 34-67.
• Шкунаева И. Д. Ранний театр Мориса Метерлинка; Театр Метерлинка в начале XX века // Шкунаева И. Д. Бельгийская драма от Метерлинка до наших дней. М.: Искусство, 1973.
• Корней Чуковский [www.chukfamily.ru/Kornei/Critica/critica_new.php?id=61 Душа Метерлинка].

Ссылки

• [spintongues.msk.ru/maurice.html Морис Метерлинк в SPEAKING IN TONGUES / Лавка языков]
• [seance.ru/category/names/meterlink-moris/ Эскизы Михаила Шемякина к нереализованной экранизации пьес Мориса Метерлинка]
• Луков Вл. А. [world-shake.ru/ru/Encyclopaedia/4215.html Метерлинк о символе у Шекспира] // Электронная энциклопедия «Мир Шекспира» [2010].

Отрывок, характеризующий Метерлинк, Морис

Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его: