Метехи

Метехи
Грузия

Метехи (მეტეხი) — исторический район Тбилиси на высокой скале, нависающей над берегом реки Куры.

По мнению Платона Иоселиани топоним происходит от греческого «метох», что означает местоположение церкви.

Считается, что район был населён ещё при Вахтанге Горгасале, который построил здесь свой дворец, а в VIII веке на Метехской скале, как гласит легенда, принял мученическую смерть Св. Або Тбилисский.

Главной достопримечательностью Метехи является живописно поставленная на гребень скалы Успенская церковь (храм Метехи), построенная в 1278—1284 годах при царе Деметре II. В XIX веке церковь была перестроена под казармы казачьего полка, а при Берии чуть было не снесена (за протесты против её сноса художник Дмитрий Шеварднадзе заплатил собственной жизнью). Помещение занимали различные организации. В 1974 году все внутренние перегородки были снесены, а здание передали молодёжному экспериментальному театру.

С 1988 года церковь вновь действующая (в своё время Звиад Гамсахурдия объявил голодовку, требуя возвращения храма Грузинской церкви).

В XVII веке прилегающая к церкви территория была обращена в крепость, а на другой стороне реки появилась мечеть Шах-Аббаса.

В XIX веке крепость (Метехский замок) была превращена в тюрьму, и, по свидетельству современников, производила мрачное впечатление.

С 1934 по 1942 годы в Метехском замке помещался Государственный музей искусств Грузинской ССР. В 1959 замок был снесён, снесли и часть старинной застройки квартала (что было мотивировано строительством нового моста через Куру).

В 1961 году площадка перед храмом на скале украсилась конной статуей Вахтанга Горгасала (скульптор Э. Амашукели, архитекторы Т. Канделаки, Д. Морбедадзе, победители открытого конкурса, 1958) .

Через реку Кура сооружён мост Метехи, переправа через реку в этом месте — старейшая в городе.

Литература

Т. Р. Квирквелия Архитектура Тбилиси. М.: Стройиздат, 1985

Ссылки

• [narodnaya-volya.ru/toponim/jail/tbilisij.php МЕТЕХСКИЙ ЗАМОК]

Отрывок, характеризующий Метехи

Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!