Метро 2035

Метро 2035
Автор:	Дмитрий Глуховский
Жанр:	постапокалиптика, фантастика
Язык оригинала:	русский
Выпуск:	12 июня 2015 года
Предыдущая:	Метро 2034

«Метро 2035» — постапокалиптический роман Дмитрия Глуховского, продолжающий серию книг «Метро 2033» и «Метро 2034». Выход книги состоялся 12 июня 2015 года в книжном магазине «Москва».

Сюжет

Действие романа происходит после событий двух первых книг «Метро 2033» и «Метро 2034», объединяет героев обоих произведений одной сюжетной линией.

Прошло два года после бомбардировки гнезда «черных». Артём, женившийся на дочери Мельника Ане, возвращается на ВДНХ после недолгой службы в Ордене. Однако ему не удается вернуться к своей прежней жизни на станции. Под влиянием угрызений совести за причастность к уничтожению «черных», им овладевает идея отыскать на поверхности следы уцелевших вне московского метро людей. Каждый день он выходит на поверхность с тяжелой армейской радиостанцией в рюкзаке и пешком поднимается на крышу одной из близлежащих высоток «Триколор», предпринимая там попытки осуществить радиосвязь с выжившими людьми. Его уверенность подогревается воспоминанием о неясно услышанных, сквозь помехи, в рации бойца ордена Ульмана, позывных, во время их подъёма на Останкинскую телебашню два года назад.

Эта деятельность Артёма не получает поддержки ни со стороны соседей по станции, ни со стороны отчима Сухого (ставшего начальником ВДНХ). Артёма считают сумасшедшим и относятся к нему с неприязнью. Из-за одержимости Артёма не складываются его отношения с женой Аней.

На ВДНХ, в поисках Артёма, приходит писатель Гомер (герой книги «Метро 2034»), обитатель Севастопольской. Рассказ Артёма о его борьбе с «черными» нужен ему для написания истории Метро. В начале Артём отказывается сотрудничать с Гомером, однако тот, узнав о походах Артёма наверх, рассказывает ему о радисте, якобы установившем контакт с городом Полярные Зори (упоминается в «Метро 2034»). Радист живёт на станции Театральной. Артём соглашается рассказать Гомеру о «черных» в обмен на обещание помочь ему найти этого радиста. Артём и Гомер уходят с ВДНХ, чтобы добраться до Театральной.

Путь к станции Театральная лежит через Ганзу, которая объявила карантин в связи с распространяющейся по метро эпидемии болезни, уничтожающей плантации грибов. На станции Рижская, граничащей с Ганзой, герои встречают «навозного брокера» Лёху, вызвавшегося помочь им за взятку преодолеть кордоны пограничников на пути к Кольцевой Линии. Однако сразу после дачи взятки Артёма Гомера и Лёху берёт под стражу Борис Свинолуп, начальник службы безопасности Ганзы. После короткого допроса у Свинолупа Артём понимает, что вырваться из-под ареста не получится (героев обвиняют в шпионаже в пользу Красной линии). Он угрожает Свинолупу вмешательством со стороны Ордена, намекая на свою причастность к его деятельности, и демонстрирует орденскую татуировку на своей руке. Побоявшись неприятностей, Свинолуп отпускает героев, отправляя их с конвоем к границе Ганзы на станцию Новослободская. Оттуда Артём со спутниками попадает на Менделеевскую.

Менделеевская затоплена, жители влачат жалкое голодное существование. Герои не получают от них внятного ответа на вопрос о том, как по полузатопленному тоннелю добраться до соседней станции Цветной бульвар. В поисках нормальной пищи герои знакомятся с местным «бизнесменом» Олегом, владельцем единственной на станции курицы и приобретают у него единственное же яйцо. Из-за возникшей перепалки с местными беспризорниками Лёха выходит из себя и выбрасывает скорлупу от яйца. Олег, для которого потерянная скорлупа означает невозможность поддерживать нормальную жизнь курицы — источника его дохода — пытается покончить с собой, воспользовавшись автоматом Артёма. Герои безуспешно пытаются отдать раненного ганзейским пограничникам и в конечном итоге, забрав раненного с собой, покидают станцию вместе с группой проплывавших на плоту через Менделеевскую добровольцев, желающих вступить в Железный легион, набираемый в Рейхе.

На станции Цветной бульвар герои оставляют Олега у местного врача. Гомер и Артём остаются на станции, представляющей собой огромный публичный дом. Они обсуждают способы добраться до Театральной в обход Рейха и напиваются в местном баре. В полубессознательном состоянии Артём знакомится с фашистами-вербовщиками, затем оказывается у одной из местных проституток, всю ночь беседует о чём-то с одним из её клиентов, а наутро просыпается ограбленным и с сигаретными ожогами на руке на месте орденской татуировки. Найдя Гомера и Лёху, он предпринимает неудачную попытку уйти со станции в сторону Сретенского бульвара через Трубную и, в конце концов, вынужден, под видом добровольца отправиться на Чеховскую вместе с фашистами, с которыми познакомился накануне.

Чеховская принадлежит Рейху — группировке неофашистов. За два прошедших года фашисты сменили идеологию, вместо борьбы за расовую и национальную чистоту метро они ведут борьбу за «оздоровление» его населения, уничтожая и превращая в рабов «уродов» — людей с физическими недостатками (неизбежными в условиях радиоактивного заражения). Артём и Гомер знакомятся с Дитмаром, занимающим высокое положение в верхушке Рейха. Дитмар, угрожая расправой над Гомером, вербует Артёма для совершения диверсии на независимой станции Театральная, которую фашисты желают прибрать к рукам.

Артём отправляется на Театральную по поверхности, взяв с собой бомбу и рацию. По пути он находит трупы фашистских наёмников, пытавшихся выполнить задание до него. Неожиданно его начинают преследовать неизвестные на мотоцикле и внедорожнике (видимо, убившие предыдущих наёмников). У самых ворот Театральной преследователи внезапно оставляют его. Артём пробирается на станцию. Заложив бомбу, он отправляется на поиски Петра Умбаха — радиста, о котором ему рассказывал Гомер. Но до того как он успевает переговорить с ним, Умбаха арестовывают красные. Пытаясь вызволить Петра из рук красных, Артём попадает к майору КГБ Красной линии Глебу Свинолупу (брату Бориса с Ганзы). В порыве отчаяния Артём рассказывает ему о цели своего прихода на Театральную и о важности информации, которой, возможно, владеет Умбах. Свинолуп приходит в бешенство и расстреливает Умбаха прямо в камере на глазах у Артёма. Поняв, что следующим расстрелянным будет он сам, Артём сознается в том, что он завербован Рейхом для осуществления диверсии. Ему удается выиграть время — фашисты подрывают бомбу и начинают вторжение на Театральную. В суматохе Артём пытается освободить других арестованных красными, среди которых есть свидетели якобы появления в метро людей с поверхности. Арестованные отказываются идти за ним, Артём стреляет в Свинолупа и бежит со станции на поверхность. Без защитного снаряжения он добирается до Боровицкой, станции, принадлежащей Полису, попадая по дороге под радиоактивный дождь. На Боровицкой он сдается бойцам Ордена.

В Полисе Артём попадает к своему тестю и бывшему командиру Мельнику. Между ними происходит довольно эмоциональный разговор, касающийся одержимости Артёма поиском выживших, которую Мельник не одобряет, и судьбы дочери Мельника Ани. В конце концов, Артём говорит, что отпускает Аню, взамен чего Мельник соглашается отправить его вместе с бойцами Ордена в Рейх, для передачи ультиматума его руководству (лично фюреру). Артёму нужно попасть в Рейх, чтобы вызволить оставленного там Гомера. Среди бойцов, отправленных в Орден, Артём встречает своего старого сослуживца Летягу. Летяга рассказывает ему о произошедших в Ордене переменах: состав бойцов (после стычки с красными в бункере, после которой большая часть старого состава погибла, Мельник был покалечен, а Артём ушел из Ордена на ВДНХ, забрав с собой Аню) восстановлен за счет пополнения, предоставленного Ганзой. Артём относится к этому скептически, говоря Летяге, что Ордену не следовало бы доверять Ганзе, особенно после событий в бункере.

Послы Ордена прибывают на Чеховскую. Дитмар не пускает орденцев к фюреру, но узнав, что предназначенное ему письмо не от Мельника, а от некоего Бессолова, соглашается пропустить одного Артёма. На станции Дитмар отбирает у Артёма письмо, а его отправляет в рабство на Пушкинскую, где вместе с «уродами» уже находятся на принудительных работах Лёха и Гомер. Достаточно продолжительное время Артём проводит на Пушкинской, пока Гомера не забирают фашисты, для помощи в написании истории Рейха, а Артема и Лёху, вместе с остальными невольниками силой отправляют атаковать занятую Красными станцию Кузнецкий мост. Перед уходом Гомера Артём успевает открыть ему правду о «черных».

На Кузнецком мосту происходит стычка между «уродами» со стороны фашистов и политическими заключенными, посланными красными для защиты станции. Противники не желают уничтожать друг друга, но от бегства с обеих сторон их удерживают заградотряды, вооруженные пулеметами. После боя Артём расспрашивает уцелевших заключенных с красной линии о слухах про людей с поверхности и узнает, что красные якобы строят на поверхности, в районе подмосковной Балашихи радиоцентр. Артём понимает, что обязан добраться до него. В общей свалке Артёму и Лёхе удается выбраться на поверхность. Лёха на себе приносит обессиленного Артёма на Цветной бульвар к врачу.

Врач ставит неутешительный диагноз — Артём серьезно облучен и жить ему остается около трёх недель (сказались экспедиции на «Триколор» и два выхода без защиты на поверхность). На станции Артём встречает проститутку, с которой познакомился в своё первое появление. Она оказывается Сашей — девушкой, спасенной Гомером и Хантером год назад со станции Коломенской и считавшейся Гомером погибшей после событий на станции Тульская (сюжет «Метро 2034»). Он делится с ней информацией о радиоцентре. Среди клиентов Саши оказывается пожилой сталкер Савелий, который соглашается взять Артёма и Лёху с собой на поверхность и обещает доставить их в Балашиху.

Снарядив (с обещанием отработать) спутников защитой и оружием, Савелий отправляется с ними в Балашиху на собственной машине. Добираясь до Балашихи, герои находят комплекс ветряных электростанций, построенных явно после войны, яму, заваленную телами людей, и, наконец, добираются до радиоцентра, который действительно существует. Воспользовавшись временным отсутствием большей части охраны, Артём и его спутники берут радиоцентр штурмом. Артем пытается воспользоваться оборудованием для прослушивания эфира, но обнаруживает, что оно не выполняет этой функции. Обозленный безуспешностью попыток понять назначение объекта, Артём крушит оборудование и обесточивает его. В этот момент радиоприемник в машине Савелия начинает принимать переговоры между уцелевшими городами по всей России и за рубежом. Оказывается, что человечество действительно выжило, а радиоцентр — это огромная «глушилка», скрывающая это от обитателей Московского метро.

Савелий решает ехать на Урал искать выживших родственников и уговаривает Артёма и Лёху ехать с ним. Артём не соглашается, настаивая на том, что радиоцентр надо уничтожить, а людям в метро сообщить о том, что они не единственные, кто выжил после войны. Савелий непреклонен — он оставляет Артёма и Лёху и уезжает. Артём хочет разрушить радиоцентр экскаватором, но Савелий слил из него горючее для своей машины. Тогда Артём пытается выйти на связь с выжившими. В это время на радиоцентр приходят трое, утверждающие, что они жители Мурома и направляются в Москву, искать уцелевших и оказать им помощь. Артём относится к ним с некоторым недоверием. В это время возвращается Савелий, сообщая о том, что гарнизон радиоцентра возвращается. Артём заправляет экскаватор из его запасов и уже намеревается снести радиовышки, но на связь выходит Летяга, убеждающий Артёма не делать этого до его появления в Балашихе.

Летяга с отрядом появляется в радиоцентре, убивает гостей из Мурома, а обалдевшему Артёму рассказывает о том, что война не окончена, враг не исчерпал ядерный арсенал, а радиоцентр создан для того, чтобы избежать демаскировки и уничтожения метро. Летяга доставляет Артема и его спутников к Мельнику.

Мельник убеждает Артёма в необходимости скрывать от обитателей метро существование жизни на поверхности для их же блага. Он предлагает забыть старые разногласия и принимает Артёма обратно в Орден вместе причастными к тайне Савелием и Лёхой. Артём сомневается. В Полисе, перед уходом на задание очередное Мельника, он встречает Аню. От неё он узнает, что Аня в курсе о событиях вокруг радиоцентра и о выживших, а также что Мельник не убил его до сих пор только из-за любви к дочери и её привязанности к мужу. Сомнения Артёма усиливаются.

Артём с отрядом Ордена отправляется на задание — передать красным, во главе с выжившим Глебом Свинолупом, двадцать тысяч патронов. В операции снова замешан таинственный Бессолов, указаниям которого следует Мельник. Артём приходит в бешенство от творящегося вокруг него абсурда. Летяга вынужден инсценировать расстрел Артёма и бежать вместе с ним, Лёхой и Савелием на станцию Комсомольская, где вспыхнул голодный бунт, подавляемый красными с помощью патронов, полученных от Ордена. Их преследует отряд Ордена, набранный из ганзейских наёмников. В суматохе бунта на Комсомольской гибнет Савелий. Артём, вспоминая ночь, проведенную у Саши, и цепь последующих событий, приходит к выводу, что Бессолов — это хозяин Саши. Он решает добраться до Цветного бульвара, найти Бессолова и силой потребовать от него ответа на накопившиеся вопросы. Артём находит Сашу и убеждает её помочь ему встретиться с Бессоловым. Но не дожидается его, теряя сознание в Сашиной палатке.

Сознание возвращается к нему совершенно в другом месте. Он находится в больнице, оборудованной в неизвестном ему чистом тоннеле метро. За ним тщательно ухаживают. Он узнает, что ему оказали квалифицированную помощь, сделали переливание крови и теперь угроза умереть от лучевой болезни очень серьезно снизилась, вплоть до выздоровления. Стремясь узнать, чем обязан своим таинственным благодетелям, Артём сталкивается с Бессоловым. Легенда о Невидимых наблюдателях — выживших членах руководства страны, услышанная Артёмов на станции Полянка от фантомов («Метро 2033») и блуждающая по метро — правда. Бессолов и остальные выжившие представители правившей до войны верхушки в сытости и достатке скрываются в Метро-2 и оттуда управляют всем происходящим в подземке. Артём узнает, что все политические группировки метро, весь образ жизни там — грандиозный спектакль, разыгрываемый с целью отвлечь его обитателей от попыток выбраться наверх. Бессолов утверждает, что это единственный способ сплотить нацию перед лицом не отступившей угрозы уничтожения в Последней войне. Даже предлагает Артёму остаться с ними. Артём не верит ему, считая, что Бессолов лукавит и удерживание людей в скотском состоянии преследует совершенно иные цели. Не достигнув компромисса, Бессолов возвращает Артёма на Цветной бульвар, говоря, что люди сами не захотят вернуться наверх, а Артёма продолжат считать сумасшедшим, и скоро Артём сам в этом убедится.

Разочаровавшись в Саше, смирившейся со своей судьбой и любящей Бессолова, Артём через опустевший затопленный Рейх добирается до Полиса, где по обвинению в дезертирстве его берет под стражу орден. В тюрьме, в ожидании суда Артём находит товарищей: Летягу, Гомера и Лёху. Он рассказывает им всё, что ему удалось узнать. Лёха воспринимает новость с энтузиазмом, злостью и завистью к обитателям Метро-2. Летяга сомневается — в нём борются верность долгу, дружеские чувства к Артёму и обида за бессмысленную гибель товарищей в бункере. Гомер сомневается ещё больше, считая всё рассказанное выдумкой. Он лишь огорчён судьбой Саши, не в силах принять её образ жизни. Артём берет с товарищей обещание поддержать его на предстоящем суде.

Товарищеский суд, организованный Мельником, начинается с обвинения Артёма и его товарищей в предательстве. Летяга дает показания, и сначала Артёму кажется, что, вопреки обещанию, он сдает его. Однако Летяга лишь излагает собственное впечатление от произошедшего, и, неожиданно для Мельника и остальных членов Ордена начинает рассказывать о радиоцентре, о выживших, о Наблюдателях, защищая Артёма и обвиняя руководство Ордена в гибели старых товарищей. Ему не дают договорить, убивая выстрелом из толпы. В Ордене происходит раскол — ветераны встают на сторону Артёма. К ним присоединяется и Аня, но её берут в заложники ганзейские бойцы Ордена и отпускают в обмен на Артёма. Он успевает отправить Лёху на поиски Бессолова, а Гомера в разрушенный Рейх, чтобы напечатать листовки, открывающие людям правду. Самого Артёма держат под стражей до заседания Совета Полиса, созываемого из-за просочившихся благодаря Артёму слухов. Население Полиса требует правды.

На Совете председатель Полиса объявляет о том, что жители метро не единственные выжившие. Артём радуется, его радость усиливается при виде Лёхи, прибывшего на Совет вместе с Бессоловым. Однако председатель Совета, Бессолов и Мельник, объявляют принятую доктрину о том, что населению необходимо оставаться в метро, что враг тоже выжил и не разоружен. Надежды Артёма рушатся. Он бежит с Совета. К нему присоединяется Аня. По пути они встречают Гомера, который не выполнил поручения Артёма и согласился на работу в Полисе, заняв комнату, ранее принадлежавшую брамину Даниле. Лёха становится помощником Бессолова, прельстившись сытой жизнью Наблюдателей. Артём и Аня бегут на поверхность и в машине Савелия, оставленной у Боровицкой, добираются до ВДНХ.

Сухой рад возвращению пасынка и невестки. Грибные плантации на ВДНХ уничтожены плесенью, свиней приходится кормить комбикормом, поставляемым Ганзой. В этом Артём тоже видит руку Невидимых Наблюдателей. Артём открывает Сухому правду — новости ещё не дошли до ВДНХ, и, пока они не дошли, убеждает отчима открыть правду людям на подконтрольной ему станции. На общем ужине, посвященном возвращению сына, Сухой узнаёт, что Артёма ищут люди с Ганзы, предъявляя станции ультиматум о его выдаче. Артём рассказывает обо всем, что ему удалось узнать. Зовет людей идти за ним на поверхность и искать место для жизни. Люди не верят ему, а если и верят, то не хотят бросать нынешнюю жизнь. Следовать за Артёмом согласна только Аня. Сухой не желает бросать верящих ему людей, тоже решает остаться.

Артём и Аня, добыв защитные костюмы и собрав припасы в дорогу, отправляются на Савельевой «японке» во Владивосток. Сухой провожает их и просит Артёма не держать зла на людей.

За их отъездом наблюдают Лёха и Бессолов. На вопрос Лёхи, что делать с Артёмом, он отвечает: «Что он нам? Пускай валит! Скатертью дорожка!»

История

Внешние изображения
Упоминания книги в Metro: Last Light
	[s.pikabu.ru/post_img/big/2013/05/16/6/1368690932_1393444428.jpg Плакат]
	[pp.vk.me/c7006/v7006810/a8fe/XaCpg-8VHpk.jpg Книги на «Театральной»]

Сразу после выхода «Метро 2034» в 2009 году Дмитрию Глуховскому неоднократно задавали вопросы о продолжении дилогии, на которые писатель отвечал, что у него есть идеи для нескольких других книг, и в ближайшее время заниматься «Метро 2035» он не собирается. Два года спустя, в мае 2011 года, отвечая на вопросы интернет-пользователей, Глуховский не исключил возможности написания подобного романа, но отметил, что в ближайшие два года ожидать «Метро 2035» не следует в связи с отсутствием «оригинальной мощной идеи», необходимой для объединения героев двух предыдущих книг. Тогда же он заявил, что игра Metro: Last Light продолжит историю Артёма, главного героя «Метро 2033».

Впоследствии в интервью для выставки PAX East 2013 Глуховский лично раскрыл детали написания книги. Он настолько увлёкся разработкой сюжета для Metro: Last Light, что созданный материал не мог уместиться в рамки компьютерной игры, в результате чего автор решил написать книгу с таким же сюжетом.

Первое упоминание о скором издании «Метро 2035» появилось в пресс-релизе компании Deep Silver о Metro: Last Light, впервые опубликованном в интернет-блоге о видеоиграх Joystiq 1 марта 2013 года. Сообщалось о выходе книги в 2013 году и о её распространении не только в России, но и в других странах. На закрытой московской презентации 22 апреля Дмитрий Глуховский сообщил журналистам, что собирается выпустить книгу осенью.

После выхода игры 17 мая 2013 года в некоторых локациях были найдены плакаты в стиле Keep Calm and Carry On с надписью: «Приготовьтесь к книге, которая взорвёт весь мир. В продаже в декабре 2013». На станции «Театральная» также были обнаружены книги с надписями «Метро 2033», «Метро 2034» и «Метро 2035» на обложках. В конце титров игры упоминается, что она создана по мотивам романов Дмитрия Глуховского «Метро 2033» и «Метро 2035».

В январе 2014 года появились сведения, что роман выйдет в печать ближе к декабрю, но первые главы появятся раньше на сайте романа, как это не раз было с предыдущими произведениями Глуховского.

В ноябре 2015 года роман получил премию «Ozon.ru Online Awards» в номинации «Лучшая художественная книга».

Ссылки

• [www.metro2035.ru Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Метро 2035

Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.