Метр (стихосложение)

Метр (др.-греч. τό μέτρον, мерило, единица измерения, критерий) — мера стиха, его структурная единица. Представляет собой группу стоп, объединённых иктом, главным ритмическим ударением, а также размер ритмического движения в музыке. Термин античного стихосложения, буквально: мера стиха, т. е. обозначение той единицы, которая лежит в основе ритма данного стихотворного произведения.

Метр в античном стихосложении

Античный метр мог быть односложным и двусложным. В анапестических, трохеических и ямбических стихах метр обычно двусложный, состоит из двух стоп (т. н. диподии); напр. три ямбических метра в составе ямбического акаталектического триметра:

U—́ ¦ U— | U—́ ¦ U— | U—́ ¦ U—

volés sonare: tú pudica, tú proba (Hor. Ep. XVII, 41)

В некоторых случаях ямбического и трохеического стиха метр может быть односложным, напр. в ямбическом сенаре:

U—́ | U—́ | U—́ | U—́ | U—́ | U—́

Fabúlla: númquid ílla, Páule, péierát? (Mart. [www.martialis.net/index.xps?2.6.496 Ep. VI 12, 2])

В дактилических и пр. стихах метр односложный, состоит из одной стопы; напр. четыре дактилических метра в составе дактилического акаталектического тетраметра:

—́UU | —́UU | —́UU | —́U

néc tenerúm Lycidán mirabére (Hor. [www.horatius.ru/index.xps?2.1.104.19 Carm. I 4, 19])

В послеантичные времена содержание термина «метр» потеряло устойчивое значение; под метром стали пониматься и стихотворная строка (собственно стих), и стопа, и последовательность стоп (напр. гекзаметр), и далее строфические образования (напр. «горацианские метры»).

См. также

• Метрическое стихосложение

Литература

• Munk E. Die Metrik der Griechen und Römer. — Glogau, 1834.
• Соболевский С. И. Древнегреческий язык. — М., 1948.
• Гаспаров М. Л. Очерк истории европейского стиха. — М., 2003.
• Цисык А. З., Шкурдюк И. А. Античная метрика. — Минск, 2004.

Отрывок, характеризующий Метр (стихосложение)

– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.