Мехабадская республика

Мехабадская республика
كوماری مهاباد Komarî Mehabad
самопровозглашённая республика
← 22 января — 16 декабря 1946 →
Флаг Герб
Столица	Мехабад
Крупнейшие города	Мехабад
Язык(и)	курдский, иранские языки
Религия	Ислам
Форма правления	Президентская республика
Президент:
- 1946	Кази Мухаммед

К:Исчезли в 1946 году

Мехабадская республика (курд. Komarî Mehabad, перс. جمهوری مهاباد‎) — название курдского государственного образования в иранском Курдистане, существовавшего с 22 января по 16 декабря 1946 года, со столицей в городе Мехабад.

История

Район Мехабада, известный у курдов под названием «Мукринский Курдистан», был оккупирован Красной армией в августе 1941 года в соответствии с британско-советскими договорённостями о совместной оккупации Ирана; однако затем советские войска были отведены севернее, к линии Ушну — Миандоаб. Со своей стороны, британцы оккупировали районы до линии Сердешт — Секкез, которая была признана разграничительной между советской и британской зонами. Таким образом, территория между Секкезом и Миандоабом оказалась «нейтральной зоной», впрочем, входящей в советскую сферу влияния.

Фактическим правителем этой территории оказался Кази Мухаммед, занимавший должность кази (духовного и светского судьи) и градоначальника города Мехабад. Кази Мухаммед был тесно связан с националистической организацией «Жиине Курдистан» («Жизнь Курдистана»), в просторечии именовавшейся обыкновенно «Комала» («Комитет»); с 1942 года он её возглавил.

К осени 1945 года Москва взяла последовательный курс на отторжение Южного Азербайджана от Ирана с дальнейшим включением в состав СССР. Иранский Курдистан в этом смысле интересовал Москву меньше и, главным образом, в русле азербайджанского вопроса. В сентябре в Баку появилась курдская делегация во главе с Кази Мухаммедом. На переговорах с первым секретарём ЦК Азербайджанской ССР Мир-Джафаром Багировым Кази Мухаммед категорически отверг предложение Курдистану войти в состав Азербайджана на правах автономии. Тем не менее, Багиров выразил готовность поддержать курдов. По некоторым сведениям, именно он выдвинул предложение об организации в Иранском Курдистане массовой партии с широкой программой социально-экономических реформ. И действительно, вскоре после возвращения делегации из Баку, 25—28 октября 1945 года, состоялся учредительный съезд Демократической партии Иранского Курдистана, созданной на основе «Комалы»; её председателем был избран Кази Мухаммед.

12 декабря 1945 года в Тебризе была провозглашена «Демократическая Республика Азербайджан». По получении этого известия на всех государственных учреждениях в Мехабаде были немедленно спущены иранские флаги. Официальное провозглашение «Курдской Народной Республики», вошедшей в историю как «Мехабадская республика», произошло 22 января 1946 года на массовом митинге на центральной площади города «Чарчара» («Четырёх фонарей»). Кази Мухаммед объявил в своей речи, что курды — отдельная нация, живущая на собственной земле, и, как все нации, имеет право на самоопределение. Над зданием градоначальства был поднят флаг, в 1944 году принятый как общенациональный курдский: красно-бело-зелёное полотнище с изображением солнца и книги в обрамлении колосьев (впоследствии книга и колосья с эмблемы исчезли, трёхцветный флаг с солнцем поныне считается курдским национальным флагом).

Президентом республики был объявлен Кази Мухаммед, правительство было составлено из лидеров ДПИК, объявленной единственной правящей партией. В состав новой республики вошли округа Мехабада, Ушну, Тергевера, Сердешта и Бане.

Провозглашение республики вызвало взрыв всеобщего энтузиазма. Участник событий так описывает царившую в городе атмосферу: «В тот же день я зарядил ружье и стал стрелять в небо, чтобы воздать благодарность Богу. В течение недели в Мехабаде не было ни дня ни ночи, а только звуки тамбуринов и песен, и все мы танцевали на радостях». Однако следует отметить, что этот энтузиазм был свойственен прежде всего городскому населению; племенная же верхушка восприняла весть о провозглашении республики скорее настороженно, не веря в её прочность.

Поскольку правительство, достаточно слабое и зависимое от племенной верхушки, не решалось затрагивать социально-экономические отношения, основное внимание в его работе уделялось культурной политике, и здесь были достигнуты значительные успехи. Мехабад превратился в культурную столицу всего Курдистана. Была переведена на курдский язык вся система образования в регионе. Был разработан проект введения всеобщего обязательного среднего образования для детей от 6 до 14 лет, а также введения школьной формы. Для ликвидации неграмотности среди взрослых предполагалось организовать вечерние курсы в школах. В типографии, оборудование которой было поставлено из СССР, началось активное издание литературы, в том числе учебников, на курдском языке; главным же печатным органом республики стал орган ДПИК «Курдистан». Поэты, в том числе крупный курдский поэт Хажар, выступали с публичной декламацией своих произведений на злободневные темы. Поставили также первую оперу на курдском языке. Были предприняты также шаги по эмансипации женщин: возникли женские организации, их члены помогали в создании школ и больниц.

С наступлением весны остро встал вопрос о защите республики от возможных враждебных акций со стороны Тегерана. Верхушка местных племён не могла являться надёжной опорой. Главной опорой правительства Кази Мухаммеда стало эмигрировавшее из Ирака племя барзан; 2 тысячи барзанцев во главе с военным лидером племени Мустафой Барзани составили костяк вооружённых сил республики. Договорённость между Барзани и Кази Мухаммедом была достигнута 21 или 22 марта во время праздника Ноуруза. Было решено создать ополчение из мужчин от 15 до 60 лет; Барзани был назначен главнокомандующим, ему был присвоен генеральский чин. Он немедленно сформировал из своих людей 3 батальона по 500 человек под командованием курдов — кадровых офицеров иракской армии. С этими силами и ополчением местных племен (8800 пехотинцев и 1700 всадников) Барзани выступил под Секкез и 29 апреля успешно отбил наступление иранцев на высоты Карава, захватив 120 пленных, 17 пулеметов и 2 орудия. После нового успеха барзанцев при Мылькари иранцы уже не рисковали переходить к активным действиям; наоборот, курдско-азербайджанское руководство готовило наступление на Сенне, для чего из Азербайджана под Секкез были присланы 4 танка.

Отношения с азербайджанцами у курдов сначала складывались напряжённо, так как в состав Азербайджана вошёл ряд территорий с курдским населением, не желавшим подчиняться Тебризу. Однако наличие общего врага в лице Тегерана заставило Мехабад и Тебриз договориться о совместных действиях; 23 апреля было заключено курдско-азербайджанское соглашение, вооружённые силы были объединены, и Барзани был признан общим главнокомандующим.

Одновременно Кази Мухаммед пытался урегулировать статус Курдистана в Тегеране. В начале августа 1946 года он посетил Тегеран и вёл переговоры с премьер-министром Кавамом ас-Салтане, предлагая ему признать курдскую автономию в составе Ирана. Кавам выразил принципиальное согласие, но предложил согласовать план с генерал-губернатором Азербайджана, который его и отверг.

К этому моменту Кавам заканчивал подготовку к ликвидации курдской и азербайджанской республик вооружённым путём. Ещё весной Сталин под давлением Великобритании и США был вынужден принять решение о выводе оккупационных войск из Ирана. 4 апреля между ним и Кавамом был подписан договор, согласно которому Москва обязалась вывести войска, а Тегеран — предоставить ей нефтяные концессии в Северном Иране. Войска были выведены в мае, тогда как Кавам Сталина обманул: по его приказу меджлис отказался ратифицировать договор.

21 ноября 1946 года Кавам объявил о введении войск в Азербайджан и Курдистан «для обеспечения свободы выборов в меджлис 15-го созыва». Всего было сосредоточено до 20 батальонов. 15 декабря 1946 года иранцы, не встретив сопротивления, вступили в Тебриз; руководство ДРА бежало в СССР. Барзани, не желавший складывать оружия, предложил Кази Мухаммеду бежать с барзанцами; однако Кази Мухаммед решился остаться, чтобы предотвратить репрессии против населения.

30 марта 1947 года Кази Мухаммед, его брат Садр Кази и министр обороны Мехабадской республики Сейф Кази были повешены на площади Чарчара.

В целом, Мехабадская республика, безусловно, была обречена. Движение не пользовалось массовой поддержкой среди племенной знати, которая в решительный момент не только не встала на защиту независимости, но поспешила выразить свою лояльность шаху. Республика возникла благодаря исключительным обстоятельствам (советская оккупация) и пала, как только эти обстоятельства прекратили своё действие.

Литература

• Масуд Барзани. Мустафа Барзани и курдское освободительное движение. Пер. А. Ш. Хаурами, СПб, Наука, 2005.
• М. С. Лазарев. Курдистан и курдский вопрос (1923—1945). М., Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2005.
• Жигалина О. И. Национальное движение курдов в Иране (1918—1947). М., «Наука», 1988.
• История Курдистана. Под ред. М. С. Лазарева, Ш. Х. Мгои. М., 1999.
• Муртаза Зарбахт. От Иракского Курдистана до другого берега реки Аракс. Пер. с курдск. А. Ш. Хаурами. М.-СПб, 2003.
• Eaglton (Jr) W. The Kurdish Republic of 1946, L., 1963
• www.institutkurde.org/info/index.php?subaction=showfull&id=1108124451&archive=&start_from=&ucat=1
• Yassin, Burhaneddin A., Vision or Realty: The Kurds in the Policy of the Great Powers, 1941—1947, Lund University Press, Lund/Sweden, 1995. ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0519-9700&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0519-9700], ISBN 91-7966-315-X Lund University Press. ou ISBN 0-86238-389-7 Chartwell-Bratt Ltd.
• The Republic of Kurdistan. Fifty Years Later. in: International Journal of Kurdish Studies. Library, Brooklin NY 11.1997, 1 & 2. ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0885-386X&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0885-386X]
• Moradi Golmorad: Ein Jahr autonome Regierung in Kurdistan, die Mahabad-Republik 1946—1947 in: Geschichte der kurdischen Aufstandsbewegungen von der arabisch-islamischen Invasion bis zur Mahabad-Republik, Bremen 1992, ISBN 3-929089-00-9
• M. Khoubrouy-Pak: Une république éphémère au Kurdistan, Paris u.a. 2002, ISBN 2-7475-2803-0
• David A. McDowall: Modern History of the Kurds, I. B. Tauris, 1996 (Current revision at May 14, 2004). ISBN 1-86064-185-7
• Susan Meiselas: Kurdistan In the Shadow of History, Random House, 1997. ISBN 0-679-42389-3
• Archie Roosevelt, Jr.: The Kurdish Republic of Mahabad. in: Middle East Journal. Washington DC 1947,1 (July), pp. 247-69. ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0026-3141&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0026-3141]
• [i-cias.com/e.o/kurdistan_republic.htm Kurdish Republic of Mahabad.] in: Encyclopedia of the Orient.
• The Kurds: People without a country. in: [www.britannica.com/worldsapart/3_timeline_print.html Encyclopedia Britannica.]

Отрывок, характеризующий Мехабадская республика

Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.