Механизм параллельного движения
Механизм параллельного движения — механизм, изобретённый шотландским инженером Джеймсом Ваттом в 1784 году для его парового двигателя двойного действия.
В то время паровые машины ещё не были достаточно совершенными. Однако, на шахтах для откачки воды уже использовались паровые двигатели Ньюкомена (Рис. 3). В этой установке мощность вырабатывалась во время хода поршня только в одну сторону (на рисунке — во время движения вниз), и передавалась от двигателя к коромыслу DF посредством цепи. Обратный ход поршня (вверх) был холостым, и поршень поднимался за счёт усилия, создаваемого весом насоса с другой стороны коромысла (со стороны луча EF). В новом паровом двигателе Ватта, который теперь был двигателем двойного действия, мощность вырабатывалась как во время хода поршня вниз, так и во время его хода в обратном направлении. Поэтому цепь не могла передавать мощность от двигателя к коромыслу во время хода поршня вверх. Поэтому возникла потребность в создании механизма, который передавал бы мощность от поршня к коромыслу как во время его хода вверх, так и во время его хода вниз. Именно такой механизм и был разработан Ваттом (рис. 1). Ватт назвал его «механизмом параллельного движения», поскольку как насос, так и поршень перемещались вертикально и параллельно друг другу.
В письме к своему сыну в 1808 году Джеймс Ватт писал:
«Я горжусь механизмом параллельного движения больше, чем любым другим своим изобретением, которое я когда-либо сделал.»[1]
На схематическом рисунке (Рис. 1) точка A — это втулка коромысла KAC, соответствующая точке Е на рис. 2 (не путать с точкой Е на рис. 1). Вокруг точки А коромысло КАС совершает качательные движения вверх и вниз. Буквой H обозначен поршень, который вынуждено двигается вертикально, и не может двигаться горизонтально. Сердцем конструкции является четырёхзвенный механизм, состоящий из звеньев AB, BE и EG, в котором неподвижным звеном (базой) является AG, причём обе точки А и G представляют собой плоские шарнирные крепления описываемого механизма параллельного движения к корпусу двигателя. Когда коромысло вращается, точка F (она показана специально для данного пояснения, но по факту не видна на машине) описывает своим движением сильно вытянутую восьмёрку[2] в воздухе. Если коромысло поворачивается на небольшой угол, то движение точки F очень близко к прямолинейному. Описываемая «восьмёрка» является симметричной, если звенья AB и EG равны по длине, и она тем больше прямая, чем ближе друг к другу два соотношения — отношение длины звена BF к длине FE, и отношение длины AB к длине EG. Если длина хода поршня (которая является одновременно максимальным ходом точки F) равняется S, то прямолинейный участок тем больше, чем ближе BE к <math>(2/3) \cdot S</math>, а AB — ближе к <math>1,5 \cdot S</math> (см.[3]). Принципиально возможно присоединить шток поршня непосредственно к точке F, но это сделает форму машины достаточно неуклюжей, и точка G будет находиться очень далеко от коромысла КАС. Чтобы этого избежать, Ватт добавил в конструкцию механизм в виде параллелограмма, сформировав пантограф. Это гарантирует, что точка F всегда лежит на прямой линии между точками A и D, и таким образом, движение точки D является «усиленной версией» движения точки F. По этой причине шток DH поршня H присоединён к точке D.
Как уже было отмечено, движение точки F не является строго прямолинейным, а только весьма близко к нему. Однако описываемый механизм параллельного движения даёт отклонение от прямолинейности примерно на 1/4000 часть. Позже, в 19-м веке, были созданы механизмы, создающие строго прямолинейное движение, первыми из которых были механизм Липкина — Посселье и механизм Саррюса.
Напишите отзыв о статье "Механизм параллельного движения"
Примечания
- ↑ Franz Reuleaux, The Kinematics of Machinery (1876), page 4.
- ↑ Для более подробного и иллюстрированного пояснения движения точки F см. статью о параллелограмме Ватта
- ↑ Neil Sclater and Nicholas P. Chironis, Mechanisms and Mechanical Devices Sourcebook Third Edition (2001), page 136.
Литература
- Статья Linkages в энциклопедии Britannica, 1958.
- Статья Parallel Motion в энциклопедии Britannica, 1911.
- Роберт Стюарт, [books.google.com/books?id=J_sJAAAAIAAJ&printsec=frontcover Наглядная история парового двигателя], Лондон, J. Knight and H. Lacey, 1824.
Ссылки
- [www.howround.com/ Насколько круглой является ваша окружность?] (англ.) Содержит главу об истории механизма параллельного движения.
Отрывок, характеризующий Механизм параллельного движения
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
