Механический путешественник

«Механический путешественник»
Основные данные
Страна постройки	Великобритания Великобритания
Завод	Butterley Company
Главный конструктор	Уильям Брунтон
Годы постройки	1813—1814
Конструкционная скорость	5 км/ч (максимальная)
Технические данные
Осевая формула	двухосный, но без движущих колёс, 2 ноги
Служебный вес паровоза	2,29 т
Давление пара в котле	0,3 МПа
Число цилиндров	1
Диаметр цилиндров	152 мм
Ход поршня	650 мм
Эксплуатация

«Механический путешественник» (англ. Mechanical traveller), более известный как Шагающий паровоз или Паровой конь — один из первых в мире паровозов. Также самый известный из паровозов необычных конструкций, так как передвигался по рельсам с помощью двух механических «ног», толкающих его по пути.

Предыстория

Спустя два века такая конструкция кажется смешной и необычной, однако стоит отметить, что тогда паровозы только появились, и у публики, да и инженеров ещё не было чёткого представления о принципе их работы (даже пароход тогда ещё только появился). Рост цен на корма (в основном из-за наполеоновских войн) привёл к тому, что многие предприятия стали пытаться заменить лошадей на машины. Первые паровозы были созданы ещё в 1804 году Ричардом Тревитиком и использовались поначалу для развлечения публики. В 1811 году была предпринята попытка использовать паровоз для грузовой службы. Однако паровоз не смог потянуть тяжёлый состав, а стал боксовать на месте. Из-за этого даже сложилось ошибочное мнение, что паровоз с гладкими колёсами на гладких рельсах не способен реализовать достаточную силу тяги. Сам Тревитик рекомендовал применить дополнительное шипованное колесо, которое бы зацеплялось за деревянную балку, уложенную вдоль пути, тем самым приводя поезд в движение. Впоследствии было построено несколько паровозов, которые имели зубчатое движущее колесо, зацепляющееся за зубчатую рейку возле рельсов.

Постройка и конструкция паровоза

Среди тех, кто серьёзно заинтересовался паровозами, был и английский инженер Уильям Брунтон. Он решил не использовать усложнения пути, а пойти, как ему тогда казалось правильным, по пути природы, а именно — сделать механизм, работающий по принципу лошади, то есть передвигающегося с помощью ног. 22 мая 1813 года инженер запатентовал своё изобретение (патент № 3700), а вскоре на заводах компании «Баттерли» (Дербишир), на которых работал изобретатель, был построен паровоз, который получил название «Механический путешественник». Стоимость паровоза составила всего £240.

Паровоз имел две оси (4 колеса), на которые сверху опирался горизонтальный паровой котёл с рабочим давлением 40 фунтов на кв.дюйм (0,3 МПа). Сбоку находился один паровой цилиндр, который через рычажную передачу и горизонтальное зубчатое колесо приводил в движение две механические «ноги», расположенных на задней части локомотива, которые представляли собой штанги с гибкими сочленениями. Эти ноги попеременно цепляясь за путь и толкали паровоз вперёд, за что за локомотивом закрепились прозвища «Шагающий паровоз», «Паровой конь» и им подобные. Общий вес локомотива составлял около двух с половиной тонн.

Судьба паровоза

Данные об испытаниях паровоза довольно скудны, так, известно что он развивал скорость не более 5 км/ч. В 1814 году был построен второй, более мощный паровоз весом уже пять тонн и стоимостью £540. Этот паровоз уже водил вагонетки с известняком при строительстве Янтарного причала, что располагался на Кромфортском канале, однако владельцы стройки были ещё не довольны паровозом, так как его скорость не превышала 4,5 км/ч. Вскоре изобретатель пишет в письме знакомому редактору одного из английских журналов об опытах по повышению скорости за счёт повышения давления пара в котле. Однако эти опыты закончились трагически. 15 (31) июля 1815 года при большом стечении народа были проведены испытательные поездки при повышенном давлении, в результате которых сделанный из кованного чугуна паровой котёл взорвался, уничтожив паровоз. Также обломками были убиты на месте 16 (по другим данным 13) человек — гостей, наблюдавших за испытаниями. Данное происшествие вошло в историю как первая в мире железнодорожная катастрофа.

Другие схожие проекты

В 1820-х французский инженер Форсен-Герман вновь выдвинул идею о применении на паровозе толкающих рычагов. Были даже созданы две наглядные модели, однако сама идея о постройке такого паровоза так и осталась нереализованной, так как к тому времени такие паровозы как «Пыхтящий Билли» Уильяма Генри и «Блюхер» Джорджа Стефенсона наглядно показали возможность применения в грузовой работе локомотива с гладкими колёсами на гладких рельсах. В связи с этим, модели Форсена-Германа попали в парижский Музей искусств и ремёсел, а сама идея создания шагающего паровоза была окончательно оставлена.

Литература

• Забаринский П. [vivovoco.astronet.ru/VV/BOOKS/STEPHENSON/CONTENT.HTM Стефенсон (серия «Жизнь замечательных людей»)]. — Москва: Журнально-газетное объединение, 1937.

Отрывок, характеризующий Механический путешественник

Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.