Базарган, Мехди

Мехди Базарган перс. مهدی بازرگان‎, азерб. Mehdi Bazərgan, Меһди Базəрҝан<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Вероисповедание:	Ислам
Смерть:	Цюрих, Швейцария
Отец:	Хаджи Аббаскули Табризи (умер в 1954)
Дети:	2 сына, 3 дочери

Мехди Базарган (перс. مهدی بازرگان‎, азерб. Mehdi Bazərgan, Меһди Базəрҝан; 1 сентября 1908, Тебриз — 20 января 1995, Цюрих, Швейцария) — иранский политический деятель, премьер-министр временного правительства Исламской Республики Иран. Азербайджанец по происхождению. Назначенный на этот пост в 1979 году, проработал на этом посту всего девять месяцев, подав в отставку из-за несогласия с политикой насилия, проводимой аятоллой Хомейни.

Биография

Мехди Базарган родился в 1905 году в Тебризе в семье азербайджанского торговца. В 1926—1936 годах учился по специальности инженер по термодинамике во Франции - École Centrale des Arts et Manufactures. Вернувшись в Иран в 1940 году преподавал инженерное дело в Тегеранском университете, став впоследствии деканом технологического факультета..

Участвовал во второй мировой войне в составе французской армии на стороне частей де Голля.

Базарган поддерживался Мохаммедом Мосаддыком, при котором он стал первым руководителем вновь национализированной нефтяной промышленности Ирана (Национальная Иранская Нефтяная Компания - NIOC), а с 1951 года — заместителем министра просвещения. Полностью поддерживал шаги по национализации нефтяной промышленности, которые вызвали конфликт с Великобританией. Шах Ирана Мохаммед Реза Пехлеви, испугавшись растущего влияния Мосаддыка, вынудил его покинуть страну в 1953 году. Четырежды арестовывался, 1964-1967 года провёл в заключении (по обвинению в измене был приговорён к 10 годам, но выпущен с запретом заниматься политической деятельностью), однако остался оппозиционером. В 1953 году Базарган был одним из основателей Национального фронта Ирана, а в 1961 году совместно с соратником аятлоллы Хомейни аятоллой Талегани — «Освободительного Движения Ирана». Входил в руководство либерального Второго Национального фронта (промосаддыковская организация).

В 1957 году возобновил преподавательскую деятельность в университете.
С 1967 года возглавлял строительную фирму.

В 1978 году вернулся в политику, вёл переговоры с аятоллой Хомейни и руководством Национального фронта, организовывал исламские общества учителей, инженеров и врачей.
В 1979 году после победы Исламской революции и падения шахского режима, Хомейни назначил Базаргана главой временного правительства, назвав его «человеком превосходным, с точки зрения религии благочестивым и не имеющим склонности к чему-либо, что противоречит установкам шариата».

Уже с первых месяцев существования нового государства у него возникли серьёзные расхождения с духовным лидером Ирана по вопросу стратегии дальнейшего развития государства. В частности, Базарган был против и поныне существующего названия государства — «Исламская Республика Иран», предлагая в качестве своего варианта другое название — «Исламская Демократическая Республика Иран». Он выступил против казни бывшего главы шахского правительства Амира Аббаса Ховейды, однако казнь была только отложена и бывший премьер был казнён менее чем через месяц и без ведома Базаргана. Кроме того, он пытался сдержать произвол исламских революционных трибуналов, утверждая, что закрытые суды без права обвиняемых на защиту наносят вред делу революции. Опровергнув слухи о том, что помог скрыться бывшему премьеру Бахтияру, он одновременно заявил: «Если бы он попросил меня об этом, я бы его принял». Благодаря его усилиям экспорт нефти был возобновлён уже через месяц после назначения на пост премьера. Регулярно выступал по телевидению, призывая к реализму, отказу от иллюзий и работе на рабочих местах.

Уже в марте-апреле 1979 года Базарган дважды подавал в отставку, не принятую аятоллой Хомейни. Слабые премьерские полномочия, недостаточность власти, отказ ревкомов подчиняться правительству, разногласия как с либералами, так и с радикалами, а также несогласие с одобрением Хомейни октябрьских событий 1979 года, когда сотни революционно настроенных студентов осадили здание американского посольства и 4 ноября взяли в заложники более 50 американских дипломатов и членов их семей, привели к отставке Базаргана с поста премьер-министра 6 ноября 1979 года. Захват заложников был охарактеризован им как "наиболее унизительное событие" с момента назначения его премьером.

В 1980 году был избран в меджлис (парламент) Ирана, где возглавил парламентскую фракцию партии Национально-Освободительное Движение Ирана и стал одним из наиболее решительных критиков реалий новой власти. В 1984 году партия Базаргана в условиях террора (сторонники Базаргана избивались, дом его сына подожжён) бойкотировала парламентские выборы в Иране, а в 1985 году революционный «Совет стражей» Ирана отклонил выдвижение кандидатуры Базаргана на пост президента Ирана. В 1986 году группа исламских радикалов увезла Базаргана и несколько его сторонников в разрушенную крепость за 30 километров от Тегерана, где подвергла их избиению. Основал Ассоциацию в защиту свободы и суверенитета иранского народа и руководил его деятельностью.

Всегда выступал против ирано-иракской войны, против неоправданного вмешательства государства в экономику и экспорта исламской революции. При этом считался глубоко верующим, но очень толерантным по характеру человеком. По его мнению ислам не должен носить откровенно политического характера. Осуждал равно капитализм в его американском варианте (за порождение классовой войны и культа денег) и социализм (за отказ от частной собственности и атеизм).

Автор примерно 50 книг и брошюр.

В 1994 году состояние его здоровья ухудшилось и он был помещён сначала в тегеранскую больницу, а затем направлен на лечение в Швейцарию, где скончался от сердечного приступа 20 января 1995 года.

Ссылки

• [www.centrasia.ru/newsA.php?st=1076880540 ЦентрАзия. Нурани. Революция, которой никто не ждал. Как Иран перестал быть "шахским".]
• Иранская революция 1978-1979 гг. Причины и уроки (под ред. А. З. Арабаджяна). — М.: Наука, 1989. — 556 с. — ISBN 5-02-016676-6.
• Новая ежедневная газета, 25 сентября 1996.

Отрывок, характеризующий Базарган, Мехди

– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.