Мамедов, Мехти Асадулла оглы

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мехти Мамедов»)
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Мамедов.
Мехти Мамедов
азерб. Mehdi Məmmədov
Дата рождения:

22 мая 1918(1918-05-22)

Место рождения:

Шуша, ЗДФР

Дата смерти:

28 января 1985(1985-01-28) (66 лет)

Место смерти:

Баку, АзССР, СССР

Профессия:

актёр,
театральный режиссёр,
режиссёр оперы,
театральный педагог,
публицист,
переводчик

Гражданство:

СССР СССР

Годы активности:

1941—1985

Театр:

АзАДТ имени М. Азизбекова
Азербайджанский театр оперы и балета им. Ахундова

Награды:

Мехти Асадулла оглы Мамедов (азерб. Mehdi Əsədulla oğlu Məmmədov; 1918, Шуша — 1985, Баку) — азербайджанский актёр, театральный режиссёр, педагог, публицист. Народный артист СССР (07.08.1974)[1]





Биография

Мехти Мамедов родился 22 мая 1918 года в Шуше (ныне город в Азербайджане, фактически на территории непризнанной Нагорно-Карабахской Республики).

В 1936 году окончил актёрское отделение Бакинского театрального техникума (ныне — Азербайджанский государственный университет культуры и искусств). В 1941 году окончил режиссёрский факультет ГИТИСа (класс Н. М. Горчакова).

В 1941—1945 гг. — режиссёр и художественный руководитель Кировабадского драматического театра им. Дж. Джаббарлы, в 1945—1956 — режиссёр, в 1960‒1963 гг. — главный режиссёр Азербайджанского драматического театра им. Азизбекова. В 1956—1960 гг. — главный режиссёр Азербайджанского театра оперы и балета им. Ахундова, в 1978—1982 гг. — режиссёр Азербайджанского русского драматического театра им. С. Вургуна.

С 1946 года преподавал в Азербайджанском театральном институте им. М.А. Алиева (с 1960 профессор, заведующий кафедрой режиссуры), в 1963‒1970 гг. — в Бакинском университете.

В 1971—1976 годах — председатель Театрального общества (ныне Союз театральных деятелей) Азербайджана.

Мамедов является автором ряда работ по теории искусства и эстетике, переводов[2].

Скончался Мамедов 28 января 1985 года в Баку. Похоронен на Аллее почётного захоронения в Баку.

Семья

  • Жена — Барат Шекинская (1914‒1999), актриса, народная артистка Азербайджанской ССР (1949)
  • Жена — Аксенова Ия Владимировна, солистка театра оперы и балета (1932—2003);
    • Сын — Мамедов Чингиз Мехти оглы, программист (р. 1956).
  • Жена — Шафига Мамедова (р. 1945), актриса театра и кино, народная артистка Азербайджанской ССР (1982)
    • Сын — Ульви Мехти (р. 1973), актёр, кинооператор
  • Сын — Вугар Мамедов (р. 1984), режиссёр.

Награды и звания

Постановки

Кировабадский драматический театр

Азербайджанский драматический театр им. Азизбекова

Азербайджанский театр оперы и балета им. Ахундова

Азербайджанский русский драматический театр им. С. Вургуна

Роли в театре

  • «Разбойники» Ф. Шиллера — Карл Моор
  • «Алмас» Дж. Джаббарлы — Гаджи Ахмед
  • «Дети солнца» М. Горького — Evstiqneyko
  • «Без вины виноватые» А.Н. Островского — Незнамов
  • «Yanğın» С. Рустамзаде и Г. Назарли — агроном
  • «Kölgə» М. Гусейна — Бахтияр
  • «Вагиф» С. Вургуна — Эльдар
  • «Ханлар» С. Вургуна — Söhbət
  • «Мадрид» М. Ибрагимова — Karton
  • «Весна» М. Тахмасиба — Qaya
  • «Низами» М. Гусейна — Əbdək
  • «Пламя» М. Гусейна — Камалов
  • «Живой труп» Л.Н. Толстого — Протасов
  • «Хаям» Г. Джавида — Хаям
  • «Мещане» М. Горького — Тетерев
  • «Пламя» М. Гусейна — Камалов.

Фильмография

  • 1959 — «Можно ли его простить?» — Mayor Qaya Mürşüdov
  • 1966 — «Мастера театра»
  • 1982 — «Помним Джавида».

Литературные работы

  • «Эстетические проблемы азербайджанской драматургии»
  • «Театральные мышления»
  • «Театры. Актеры. Спектакли»
  • «Гусейн Араблинский»
  • «Его творческая звезда»
  • «Московский Академический Театр»
  • «Александр Туганов»(на русском языке)
  • «Режиссёрское искусство»
  • «Сабит Рахман».

Переводы

Напишите отзыв о статье "Мамедов, Мехти Асадулла оглы"

Примечания

  1. ↑ 1 2 [www.anl.az/down/he_serencamlar.pdf M.Ə.Məmmədova SSRİ xalq artisti fəxri adı verilməsi haqqında SSRİ Ali Soveti Rəyasət Heyətinin 7 avqust 1974-cü il tarixli Fərmanı] — anl.az
  2. ↑ 1 2 [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Teatr/_160.php Театральная Энциклопедия]
  3. ↑ Н. Керимова. [harmony.musigi-dunya.az/rus/archivereader.asp?s=5239&txtid=256 Очерки по истории театральной музыки Азербайджана 1980-85 гг.]. — журнал «Harmony».

Ссылки

Отрывок, характеризующий Мамедов, Мехти Асадулла оглы

Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Мамедов,_Мехти_Асадулла_оглы&oldid=81627003»