Мечеть Муртуза Мухтарова (Амирджаны)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мечеть
Мечеть Муртуза Мухтарова
азерб. Murtuza Muxtarov məscidi
Страна Азербайджан Азербайджан
Район Сураханский
Город Баку
Адрес Амирджаны
Течение, школа шиитская
Архитектурный стиль Исламская архитектура
Архитектор Зивер-бек Ахмедбеков
Инициатор строительства жители села Амирджаны
Благотворители Муртуза Мухтаров
Строительство 19011908 годы
Статус «Памятник истории и культуры национального значения»[1]
Количество куполов 1
Количество минаретов 2
Высота минарета 47 м
Состояние действующая
Координаты: 40°25′19″ с. ш. 49°59′07″ в. д. / 40.421972° с. ш. 49.985339° в. д. / 40.421972; 49.985339 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.421972&mlon=49.985339&zoom=12 (O)] (Я)

Мечеть Муртуза Мухтарова (азерб. Murtuza Muxtarov məscidi) — мечеть с двумя минаретами, расположенная в посёлке Амирджаны Сураханского района города Баку в Азербайджане. Построена в 1908 году на средства бакинского миллионера Муртуза Мухтарова[2] по проекту архитектора Зивер-бека Ахмедбекова.



История мечети

Строительство мечети было начато в 1901 году жителями села Амирджаны. Однако, в связи с материальными трудностями, строительство было приостановлено. Население обратилось за помощью к миллионеру нефтяному магнату, уроженцу села Муртуза Мухтарову. Мухтарова заинтересовало строительство мечети и он пригласил несколько архитекторов для предоставления проектов. Все расходы строительства мечети Мухтаров взял на себя. Наконец, в 1908 году, мечеть была построена по проекту архитектора Зивер-бека Ахмедбекова[3].

В день открытия мечети в 1908 году ахунд села Амирджаны Абу Тураб, взобравшись на минбар мечети, прочитал хутбу (проповедь)[3].

В годы советской власти мечеть стала использоваться как ткацкий цех. С 1985 по 1988 год здесь функционировал выставочный салон народного художника Азербайджана Саттара Бахлулзаде. В 1989 году же мечеть была отдана в распоряжение прихожан[3].

Описание

У мечети имеется два минарета высотой 47 метров каждая. В каждом минарете 140 ступеней. Во втором этаже мечети некогда существовала специальная комната для женщин. В мечети молился и сам Муртуза Мухтаров[3]. Могила Мухтарова и сегодня расположена во дворе мечети.

Этой мечети Мухтаров подарил Коран, который он изготовил по заказу в Стамбуле ещё во время строительства мечети. Тексты в этом Коране исписаны золотом, а сам Коран весит 25 кг. Сегодня эта книга хранится в мечети в качестве реликвии[3].

У мечети имеется два входа, один купол и 16 окон. Двери и окна отделаны шебеке. Круг над михрабом символизирует Аллаха, 4 свода — пророков, 4 колонн — священные книги, а тонкие линии под ними — 12 имамов. С правой и левой стороны мечети написаны приветствия пророкам на арабском языке[3].

Напишите отзыв о статье "Мечеть Муртуза Мухтарова (Амирджаны)"

Примечания

  1. [mct.gov.az/files/downloads/doc_044295a1fb2bce67f780891eafa950fd.pdf Azərbaycan Respublikası ərazisində dövlət mühafizəsinə götürülmüş daşınmaz tarix və mədəniyyət abidələrinin əhəmiyyət dərəcələrinə görə bölgüsünün təsdiq edilməsi haqqında Azərbaycan Respublikası Nazirlər Kabinetinin Qərarı] (Распоряжение Кабинета Министров Азербайджанской Республики об исторических и культурных памятниках)  (азерб.)
  2. Мир-Бабаев М. Ф. Краткая хронология истории азербайджанского нефтяного дела. — Б.: Сабах, 2004. — С. 41. — 199 с.
  3. 1 2 3 4 5 6 [medeniyyet.az/new/?name=content&content=3808 108 yaşlı Əmircan məscidi] (азерб.) // Mədəniyyət : газета. — 2009. — 17 oktyabr.

Отрывок, характеризующий Мечеть Муртуза Мухтарова (Амирджаны)

– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.