Мечеть Мухаммеда Али
| Мечеть | |
| |
| Страна |  Египет
|
| Город |  Каир
|
| Тип мечети | Джума-мечеть |
| Архитектурный стиль | Исламская архитектура |
| Архитектор | Юсуф Бохна |
| Строительство | 1830—1848 годы |
| Размеры | 41×41 м |
| Количество куполов | 1 |
| Высота купола | 52 м |
| Диаметр купола | 21 м |
| Количество минаретов | 2 |
| Высота минарета | 82 м |
| Состояние | действующая |
| Таравих | 
|
| Ифтар и сухур |
|
Мече́ть Муха́ммеда Али́ (араб. جامع محمد علي), прозванная Алебастровой мечетью, — одна из крупнейших мечетей Каира.
История
Паша Мухаммед Али был назначен османским наместником Египта в начале XIX века. За 25 лет правления он провел множество успешных военных операций, в итоге которых египетские границы сильно раздвинулись. В 1831 году Мухаммед Али отказался от турецкого покровительства и стал править Египтом единолично. Под его покровительством в Каире построено множество культовых зданий, в том числе мечеть Мухаммеда Али, ставшая его могилой. Гробница Мухаммеда Али находится внутри мечети.
Мечеть построена 1830—1848 гг. архитектором Юсуфом-Бохна под покровительством и во время правления в Египте Мухаммеда Али в память о сыне правителя Тусун-Паше. Мечеть построена по типу константинопольских мечетей под влиянием стамбульской школы архитектуры, но с определенными чертами, характерными для египетских храмов. Мечеть облицована алебастровыми плитами, отчего в просторечии получила название «алебастровая мечеть»[1]. Её фасад и внутреннее помещение украшены филигранной резьбой по камню, зал для молитв сделан очень большим (более 1600 м²), его венчает купол — диаметром 21 метр и высотой 52 метра. Внутренний двор мечети окружен галереями с мраморными колоннами. Посредине стоит фонтан с куполообразной кровлей. Два стройных минарета высотой в 270 футов необычны для Каира. Во дворе мечети стоит башня с часами, подаренными французским королём Луи-Филиппом.
Мечеть расположена на самом высоком месте Каирской Цитадели, центральной городской крепости. Построенная ещё в 12 веке египетским султаном Саладином (Салах ад-Дином), цитадель сама возвышается над городом. И минареты мечети Мухаммеда Али видны из любой точки Каира. Немного южнее мечети, сохранился «Дворец сокровищ» или Дворец аль Гуахара, где выставлена коллекция предметов быта, мебели, посуды и одежды XIX века, относящихся ко времени правления Мухаммеда Али.
Напишите отзыв о статье "Мечеть Мухаммеда Али"
Примечания
- ↑ Низовский А.Ю. [slovari.yandex.ru/~книги/Величайшие%20храмы%20мира/Алебастровая%20мечеть%20вмКаире/ Алебастровая мечеть в Каире] // Величайшие храмы мира: Энциклопедический справочник. — М.: Вече, 2006. — 576 с.
Литература
- Низовский А.Ю. [slovari.yandex.ru/~книги/Величайшие%20храмы%20мира/Алебастровая%20мечеть%20вмКаире/ Алебастровая мечеть в Каире] // Величайшие храмы мира: Энциклопедический справочник. — М.: Вече, 2006. — 576 с.
- Doris Behrens-Abouseif: Cairo of the Mamluks. London 2007 S. 187—189 ISBN 978-1-84511-549-4
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Мечеть Мухаммеда Али
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
