Мещёра (субэтническая группа)

Мещёра (мещеряки)

Численность и ареал
Россия Рязанская область Рязанская область Пензенская область Пензенская область Саратовская область Саратовская область
Язык	русский язык, мещёрские рязанские говоры, мещёрские среднерусские говоры
Религия	православные
Входит в	русские
Происхождение	русские, мещера, муромаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Мещёра (также русская мещёра, мещера, мещеряки) — субэтническая группа русских, населявшая Мещёрский край (левобережье Оки, преимущественно бассейн реки Пры) на территории Рязанской и Тамбовской губерний. Отдельные «островки» мещёрского населения встречались в Пензенской и Саратовской губерниях.

Название субэтнической группы и её происхождение связано с финно-угорским племенем мещёра, населявшим Мещёрскую сторону (Рязанское Полесье) в прошлом. Формирование русской мещёры произошло в основном в результате ассимиляции славянским населением местных финно-угров, что отразилось в наличии у данной субэтнической группы многих черт, сходных с культурой соседних финно-угорских народов Поволжья.

Одной из характерных черт мещеряков были говоры с неразличением звуков [ц] и [ч] — цоканьем.

Классификация

Согласно классификации, в которой рассматривается территориальное размещение русских субэтносов, опубликованной в монографии Института этнологии и антропологии РАН «Русские», мещеряки отнесены к южнорусской этнографической группе, определяющими чертами которой являются распространение акающих говоров южнорусского наречия и ряд южнорусских особенностей в культуре.

По предложенной в работе «Субэтносы русских: проблемы выделения и классификации» В. С. Бузиным и С. Б. Егоровым классификации по фактору происхождения мещёра принадлежит к так называемым группам смешанного происхождения, образовавшимся в ходе колонизации славянами новых земель, при которой русские не изолировались от автохтонного населения, а вступали с ним в тесные контакты, включавшие также и межэтнические браки. Результатом таких контактов являлись взаимная передача многих черт культуры и смешение антропологических типов — происходило формирование (в процессе ассимиляции русскими местного населения или метисации с ним) особых групп с той или иной долей русского компонента при наличии русского самосознания. В Европейской части России к таким группам отнесены мещёра и сицкари (бо́льшая часть групп смешанного происхождения населяют различные районы Сибири). Таким образом, мещёрская субэтническая группа включена в число групп смешанного происхождения по главному фактору их образования — ассимиляция русскими финно-угорского племени мещера.

Ареал

Основной областью расселения мещеряков был Мещёрский край — лесная и болотистая местность на левобережье Оки в северных районах Рязанской и Тамбовской губерний. Часть русской мещёры переселялась в XVI—XVIII веках из Мещёрского Заочья на восток и юго-восток — «островки» расселения мещеряков находились в Пензенской (с XVI века) и Саратовской губерниях (с XVIII века). Поселения мещёры размещались также в районах Владимирской губернии, пограничных с Рязанской. Кроме того группы мещёрского происхождения известны и южнее современной Саратовской области — на севере Волгоградской области.

Этнонимы

По описаниям исследователей середины XX века жители Мещёрского края вспоминали о том, что раньше их называли «мещёрой» очень неохотно. Название «мещёра» воспринималось негативно, так как используя его соседи мещеряков на правобережье Оки пытались подчеркнуть «отсталость» северных уездов Рязанской губернии. По наблюдениям С. С. Высотского «в некоторых деревнях так называемого Мещерского края, например, в Елатомском районе Рязанской области, Курловском районе I Владимирской области, приходилось наблюдать, как местные жители крайне неохотно признаются, что им знакомо употребление этого слова, что мещорой их некогда называло население степной части Рязанской области, причём термин „мещера“, якобы, никогда не был названием определённой местности, а тем более самоназванием её населения». В отличие от жителей Мещёрской стороны переселенцы-мещеряки в Пензенской и Саратовской губерниях этноним «мещёра» сохраняли устойчивее.

Помимо собственно этнонима «мещёра» известны наименования, данные окружающим русским населением изолированным группам мещеряков. Так, например, жителей мещёрских поселений по реке Курше называли куршаками; мещеряков, населявших районы по реке Гусь называли парахинцы, или жмеи (змеи) парахинские. Во Владимирской губернии мещеру называли литвой. Ряд групп мещёрского происхождения называли цуканами из-за особенности, характерной для их говоров — цоканья. К ним относились цуканы Аткарского уезда Саратовской губернии, мигрировавшие из Пензенской губернии, называвшиеся иначе рычи. Цу́канами и цекунами до настоящего времени называют жителей мещёрского происхождения в сёлах Перещепное Котовского района и Краишево Еланского района Волгоградской области.

Этнографические особенности

У мещёры отмечались различные культурно-бытовые особенности, в частности в орнаменте, в расцветке костюма, в вышивке, в убранстве жилища, типах построек, сохранявшиеся до 20-х годов XX века. Сложный состав субэтнической группы мещёры отражают некоторые особенности традиционного женского костюма. Так, например, у мещёрских женщин встречались три типа рубах, генетически между собой не связанных. К первому типу относят распространённые также в Московской, Владимирской, на юге Тверской и частично Смоленской губерниях, рубахи, созданные под влиянием севернорусской одежды. Рубахи второго типа были похожи на одежду, широко распространённую среди восточнославянского населения. К третьему типу относят рубахи схожие с одеждой населения Калужского и Брянского Полесья. Наличие так называемой синей тяжелой понёвы говорит о связях Мещёрского края с районом верхней Оки и Десны.

У других групп русского населения среднего течения Оки так же, как и у мещёры, отмечаются общие элементы в чертах культуры с соседними народами Поволжья.

Диалектные особенности

Для мещёры были характерны обособленные мещёрские рязанские говоры, разделявшие основные диалектные черты Рязанской группы говоров южнорусского наречия — на юге Мещёрского края, и мещёрские среднерусские говоры, входящие в состав восточных среднерусских говоров — на севере Мещёрского края. Несмотря на то, что северные и южные мещёрские говоры не образуют в настоящее время языкового единства и входят в разные диалектные группы, их объединяет некоторое число общих для них черт, наиболее яркой из которых является твёрдое цоканье — неразличение звуков [ц] и [ч], появившееся у русских, вероятнее всего, под влиянием финно-угорской мещеры: [цы]тать (читать), [цы]сто (чисто), [ц]асто (часто), [ц]удо (чудо), кала[ц] (калач), [ц]ена, ули[ц]а, оте[ц] и т. п.

См. также

• Цуканы
• Мишари

Примечания

Источники

Литература

1. Александров В. А., Тишков В. А., Шмелёва М. Н. Русские // Народы и религии мира: Энциклопедия / Гл. редактор В. А. Тишков; Редкол.: О. Ю. Артемова, С. А. Арутюнов, А. Н. Кожановский, В. М. Макаревич (зам. гл. ред.), В. А. Попов, П. И. Пучков (зам. гл. ред.), Г. Ю. Ситнянский. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1999. — С. 448—451. — ISBN 5-85270-155-6.
2. Бузин В. С., Егоров С. Б. Субэтносы русских: проблемы выделения и классификации // Малые этнические и этнографические группы (Сб. статей, посвященный 80-летию со дня рождения проф. Р. Ф. Итса) (Историческая этнография. Вып. 3) / Под ред. В. А. Козьмина. — СПб.: Новая Альтернативная Полиграфия, 2008. — С. 308—346.
3. Власова И. В. [www.booksite.ru/fulltext/rus/sian/6.htm#22 Этнографические группы русского народа. Историко-культурные зоны] // Русские. Монография Института этнологии и антропологии РАН / под ред. В. А. Александрова, И. В. Власовой и Н. С. Полищук. — М.: Наука, 1999. — С. 107—108. (Проверено 24 января 2013)
4. Власова И. В. [www.booksite.ru/fulltext/rus/sian/6.htm#25 Этнографические группы русского народа. Группы русских южной зоны и центра] // Русские. Монография Института этнологии и антропологии РАН / под ред. В. А. Александрова, И. В. Власовой и Н. С. Полищук. — М.: Наука, 1999. — С. 111—114. (Проверено 24 января 2013)
5. Зеленин Д. К. Великорусские говоры с неорганическим и непереходным смягчением задненебных согласных в связи с течениями позднейшей великорусской колонизации. — СПб., 1913.
6. Куфтин Б. А. Материальная культура русской Мещеры. Ч. 1. — М., 1926.
7. Русские. Историко-культурные группы русского народа // [www.ethnology.ru/doc/narod/t1/graf/nrd-t1.htm?145 Народы Европейской части СССР. Этнографические очерки: В 2-х т.] / Под общ. ред. С. П. Толстова. — М.: Наука, 1964. — Т. 1. — 984 с. (Проверено 24 января 2013)
8. Чижикова Л. Н. Этнокультурная история южнорусского населения // Этнографическое обозрение, № 5. — 1988.

Ссылки

• [www.ethnomuseum.ru/glossary/?%D0%F3%F1%F1%EA%E8%E5 Российский Этнографический музей]. — Толковый словарь. Русские. [www.webcitation.org/6CMCRtoMD Архивировано из первоисточника 22 ноября 2012]. (Проверено 24 января 2013)

Отрывок, характеризующий Мещёра (субэтническая группа)

Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…