Унамуно, Мигель де

Запрос «Унамуно» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Мигель де Унамуно
Имя при рождении:	Miguel de Unamuno y Jugo
Дата рождения:	29 сентября 1864(1864-09-29)
Место рождения:	Бильбао
Дата смерти:	31 декабря 1936(1936-12-31) (72 года)
Место смерти:	Саламанка
Страна:	Испания

Миге́ль де Унаму́но-и-Ху́го (исп. Miguel de Unamuno y Jugo; 29 сентября 1864, Бильбао — 31 декабря 1936, Саламанка) — испанский философ, писатель, общественный деятель, крупнейшая фигура «поколения 98 года».

Биография

Родился в семье коммерсанта, баск по национальности; родным языком Унамуно был баскский, но писал он по-испански. В семье получил традиционное католическое воспитание, некоторое время даже хотел стать священником.

В 1880 году Унамуно поступил на факультет философии и гуманитарных наук Мадридского университета, который закончил в 1884, получив степень доктора. Унамуно вернулся в родной Бильбао, где преподавал латынь в средних учебных заведениях. В 1891 г. он женился. В том же году он перебрался в Саламанку, где получил место профессора греческого языка, античной литературы и философии Саламанкского университета, а в 1901 г. стал его ректором.

В 1924 г. за выступления против диктатуры Примо де Риверы Унамуно был сослан на Канарские острова, откуда отправился в добровольное изгнание во Францию. На родину он вернулся в 1930 г., был депутатом Кортесов (1931—1932 гг.). Унамуно выступил против республики, считая, что она не может обеспечить гражданский мир и национальное единство.

Поддержав в первые недели франкистский мятеж, 12 октября 1936 г. он выступил с его решительным осуждением. Поводом для этого стала шовинистическая речь фалангистского генерала Хосе Мильяна-Астраи в большом зале Университета Саламанки. Унамуно отреагировал на неё следующим выступлением:

Выслушайте мои слова, вы все. Все вы знаете меня и знаете, что я не могу хранить молчание. Порой молчать означает лгать. Ибо молчание можно понять как соучастие. Я хочу оценить речь — если её можно так назвать — генерала Мильяна Астрая, который присутствует среди нас. Давайте отбросим личные оскорбления, прозвучавшие в этой внезапной вспышке поношений в адрес басков и каталонцев. Сам я родился, конечно, в Бильбао. Епископ, — нравится ему это или нет, каталонец из Барселоны. И только что я услышал бессмысленный некрофильский вопль: «Да здравствует смерть!» И я, который провел всю жизнь, осмысливая парадоксы, рожденные из бессмысленного гнева или других эмоций, должен сказать вам, умной и опытной аудитории, что этот нелепый парадокс вызывает у меня отвращение. Генерал Мильян Астрай — калека. Давайте скажем об этом без обиняков. Он инвалид войны. Как Сервантес. К сожалению, сейчас в Испании слишком много калек. И если Бог не внемлет нашим молитвам, скоро их будет еще больше. И мне доставляет боль мысль о том, что генерал Мильян Астрай будет определять психологию масс. Калека, лишенный духовного величия Сервантеса, он испытывает зловещее облегчение, видя вокруг себя уродства и увечья. Здесь храм разума. И я его верховный жрец. Это вы оскорбляете его священные пределы. Вы можете победить, потому что у вас в достатке грубой силы. Но вы никогда не убедите. Потому что для этого надо уметь убеждать. Для этого понадобится то, чего вам не хватает в борьбе — разума и справедливости. Я все сказал".

— Хью Томас. Гражданская война в Испании. 1931–1939 гг.

Мильян-Астрай прервал выступление Унамуно возгласом «Смерть интеллигенции! Да здравствует смерть!». За свой антифранкистский демарш Унамуно был смещён с поста ректора университета и фактически помещён под домашний арест. Накануне смерти он писал: «Я не знаю ничего омерзительнее того союза казарменного духа с церковным, который цементирует новую власть».

Философские взгляды

В 1880—1890-е гг. Унамуно увлекался социалистическими идеями Бакунина, Лассаля, Маркса, активно работал в социалистическом еженедельнике «Луча де класе» («Классовая борьба»). После религиозного кризиса 1897 г., вызванного смертью от менингита трёхлетнего сына, он отошёл от социализма и начал разрабатывать философскую концепцию, предвосхитившую ряд положений персонализма и экзистенциализма. Огромное влияние на Унамуно оказали идеи и творчество Августина, испанских средневековых мистиков, Б.Паскаля и С.Кьёркегора (для чтения произведений которого в оригинале он даже выучил датский язык).

Дон Мигель ощутил смерть сына как проявление вселенской трагедии, состоящей в том, что человек хочет, но не может жить вечно. Начиная с 1897 года и вплоть до последних произведений всё его творчество проникнуто раздумьями о вере и неверии, смерти и бессмертии, во всех его писаниях звучит трагическая нота.

Всё многообразное в жанровом отношении творчество Унамуно концентрируется вокруг проблемы личного бессмертия. Речь идёт о последней данности человеческого сознания: перед лицом трагического вопроса о бессмертии скептицизм разума соединяется с отчаянием чувств и рождается «трагическое чувство жизни» — витальная основа человеческого существования. Понятие «трагического чувства жизни» конкретизируется как специфическое переживание конечности человеческого бытия (опыт «ничто», которое есть в то же время «жажда бессмертия» и «голод по бытию»).

Унамуно развивает идею Бога как проекции фундаментальной жажды бытия на бесконечность универсума и гаранта личного бессмертия.

Желание сохранить веру в бессмертие одновременно с сомнением в истинах религии определило его стремление к т. н. «кихотизму», то есть борьбе во имя неосуществимого идеала, представляющейся разуму безумием.

Центральная проблема философии Унамуно — духовная жизнь личности, сосредоточенная, по его мнению, на стремлении разрешить противоречия конечного и бесконечного: жажде личного бессмертия противоречит рационалистическая уверенность в конечности сущего, потребности в вере — невозможность веры для современного разума. Унамуно вводит понятие «агонии» — особого трагического восприятия жизни, вызванного непримиримым дуализмом разума и веры («О трагическом чувстве жизни у людей и народов», 1913 г.; «Агония христианства», 1924 г.).

Творчество, любовь, дружба, материнство и т. п. представляются специфическими для человека способами преодолеть конечность существования, запечатлеть «я» в мире («Жизнь Дон Кихота и Санчо», 1905, «Абель Санчес», 1917; «Тётя Тула», 1921, и др.).

Унамуно утверждал личный, «экзистенциальный» характер философской истины, констатировал противоречия научного и духовного прогресса, считал возрождение личности («героическое безумие», «кихотизм») единственной возможностью выхода из тупика современного мира.

Сочинения, опубликованные в русском переводе

• Унамуно, Мигель де. Назидательные новеллы. М., Л.: ГИХЛ, 1962.
• Унамуно, Мигель де. О трагическом чувстве жизни. Киев: «Символ», 1997.
• Унамуно, Мигель де. Житие Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу Сааведре, объясненное и комментированное Мигелем де Унамуно. СПб.: «Азбука», «Азбука-Аттикус», 2011. — 416с. — ISBN 978-5-389-01484-8.
• Унамуно, Мигель де. Святой Мануэль Добрый, мученик. «Симпозиум», 2000. — Серия Ex Libris. — 552 с. — ISBN 5-89091-114-7.

Ссылки

• [iph.ras.ru/elib/3111.html «Унамуно»] — статья в Новой философской энциклопедии
• [vpn.int.ru/index.php?name=Biography&op=page&pid=557 Унамуно Мигель де — Биография. Библиография. Афоризмы]
• [mir-es.com/op.php?g=miguel_de_unamuno Стихотворения Мигеля де Унамуно на сайте «Испаноязычный мир: поэзия, изобразительное искусство, музыка, голос»]

Литература

• Корконосенко К. С. Мигель де Унамуно и русская культура (Приложение к альманаху «Канун»). СПб., 2002. — 400 с.
• Порайко А. Л. Некоторые аспекты философской концепции Унамуно // Вопросы философии и методики преподавания германских и романских языков. — Воронеж, 1977.
• Силюнас В. Ю. Человек играющий и человек бунтующий (проблемы творчества и культуры в произведениях Мигеля де Унамуно и Хосе Ортеги-и-Гассета) // Западное искусство XX в. — М., 1978.
• Силюнас В. Ю. Испанская драма XX века. — М., 1980.
• Кутлунин А. Г., Малышев М. А. О трагическом чувстве жизни в философии Унамуно // Вопросы философии. — 1981. — N 10.
• Малышев М. А. Антиномия веры и разума в философии Мигеля де Унамуно // Философские науки. — 1986. — N 3.
• Гараджа Е. В. Унамуно // Современная западная философия: Словарь. — М., 1989.
• Гараджа Е. В. Унамуно об «агонии» христианства // Историко-философский ежегодник’90. — М.: «Наука», 1991. — 378 с. — ISBN 5-02-008044-6 — с.108-122.
• Эджертон В. Достоевский и Унамуно // Сравнительное изучение литератур. Л., 1976.

Отрывок, характеризующий Унамуно, Мигель де

– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил: