Мизиано, Виктор Александрович
Поделись знанием:
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
| Виктор Александрович Мизиано | |
 | |
| известный российский куратор, главный редактор «Художественного журнала» | |
|---|---|
| Род деятельности: |
куратор, редактор |
| Дата рождения: |
31 декабря 1957 (66 лет) |
| Место рождения: | |
В́иктор Алекса́ндрович Мизиа́но (31 декабря 1957, Москва, СССР) — известный российский куратор, основатель и главный редактор «Художественного журнала». Главный куратор российского павильона на Венецианской биеннале 1995 и 2003 гг., а в 2005 г. — главный куратор первого павильона Центральной Азии. Основатель и первый главный редактор международного издания о теории и практике кураторства Manifesta Journal.
Биография
Родился 31 декабря 1957 в Москве. В 1980 году окончил МГУ, исторический факультет (отделение истории и теории искусства). В 1989 году защитил степень кандидата искусствознания. Работает в Институте искусствознания, Москва
Профессиональная деятельность
- 1980—1990 научный сотрудник, зав.отделом современного западного искусства ГМИИ им. А. С. Пушкина
- 1988—1991 корреспондент международного художественного журнала «Contemporanea», Турин-Нью-Йорк
- с 1990 член редколлегии журнала «Flash Art», Милан, Италия
- 1990 лекции в School of Visual Arts, Нью-Йорк, США
- 1991 лекции в Ecole National Superieure des Beaux-Arts, Париж, Франция
- 1992—1997 куратор Центра Современного Искусства, Москва
- 1993 лекции в L’Ecole du Magazine, Centre d’Art Contemporain, Гренобль, Франция
- с 1993 главный редактор «Художественного журнала»
- 1993—1995 организатор учебно-творческих программ в ЦСИ — Мастерская кураторов, Мастерская визуальной антропологии, Лаборатория новых технологий (совместно с ЦСИ Сороса, Москва)
- 1993—1994 член Совета Центра современного искусства Сороса, Москва
- 1994—1995 комиссар (ответственный куратор) Российского павильона на Венецианской Биеннале, Венеция, Италия
- 1995 лекции для Advanced Course in Visual Arts, Fondazione Antonio Ratti, Комо, Италия
- 1997 учебный курс в Center for Curatorial Studies and Art in Contemporary Culture, Bard College, USA
- 1997 лекции и семинары в Royal College for Fine Arts, London, GB
- 1997—1998 учебный курс «Введение в систему современного искусства» РГГУ. Москва
Кураторская деятельность
- 1989 «Moscow-Vienna-New York». Messe Palast, Вена, Австрия
- 1989 «Moscow — The Third Rome» (Seven Contemporary Soviet Artists). Sala Uno, Рим, Италия
- 1990 «Mosca — Moscow — Moskva' 90» (Five Contemporary Young Soviet Artists), Sala Boccioni, Милан, Италия
- 1990 «Искусство Экспедиции». «Каширка», Москва
- 1991 «Эстетические опыты». Усадьба «Кусково», Москва
- с 1991 APT-ART INT. Мастерские художников, Москва
- 1992 «Molteplici Culture». Itinerari dell’arte in un mondo che cambia. Italy, Museo del Folclore, Рим, Италия
- 1992 "Cultural Differences: Production of a chef-d’oeuvre. III Istambul International Biennial (Русский павильон). Стамбул, Турция
- 1992 LES LIAISONS DANGEREUSES (Artist and Critics in the situation of cultural multiplicity). ЦСИ, Москва
- 1993 «Trio Acustico». Centre pour la Creation Contemporaine, Тур, Франция
- 1993—1994 «Identity-Selfhood», Ateneum, Museum of Contemporary Art, Хельсинки, Финляндия
- 1994 «Ubergange». Galerea Medium, Братислава, Словакия
- 1995 «…Reason is Something The World Must Obtain Wether It Wants to or not…» Русский павильон, La Biennale di Venezia, Венеция, Италия
- 1995 "Conjugation/Moscow Art Scene Today. KRAFTEMESSEN. Kunstlerwerkstatten, Мюнхен, Германия
- 1995 «One-Man Show. Vadim Fishkin». Mala Galerija-Moderna Glerija, Любляна, Словения
- 1996 «Manifesta I», Pan-European Art Manifestation, Роттердам, Нидерланды
- 1996 INTERPOL, Center for Contemporary Art, Stockholm (Sweden)
- 1997 DEEP INTO RUSSIA (Oleg Kulik), EUROPARTE. Cinque giovani proposte per la Fandazione Bevilacqua La Masa, Venezia, La Biannale di Venezia
- 2000 «L’AUTRE MOITIE DE L’EUROPE», Galerie National du Jeu de Paume, Paris (France), February 2000 — June 2000
- 2001 «RUSSIAN MADNESS» (in collaboration with Robert Wilson), Valencia Biennial, June-October 2001
- 2002 «ICONOGRAFIAS METROPOLITANAS» (curator of the section «Moscow»), 25 Sao Paulo Biennal, Sao Paulo, Brazil, March-June 2002
Напишите отзыв о статье "Мизиано, Виктор Александрович"
Ссылки
- [www.youtube.com/watch?v=Yy-DtcfcIfM Лекция Виктора Мизиано «Возлюби свою травму как самого себя» в Музее современного искусства «Гараж»]
- [www.gif.ru/people/miziano/ Виктор Мизиано на gif.ru]
- [xz.gif.ru/ Сайт «Художественного журнала»]
- [www.aica.ru/misiano_.asp Виктор Мизиано на сайте Российской секции Международной ассоциации художественных критиков]
- [www.snob.ru/profile/5179 Биографические данные Виктора Мизиано на портале «Сноб»]
- [artesliberales.spbu.ru/events/afisha/13_11_28events Выступление Виктора Мизиано «8 аргументов в пользу биеннале и 8½ – против»] в рамках проекта «Manifesta10: диалоги» 28 ноября 2013 года
- [theoryandpractice.ru/videos/720-viktor-miziano-tsennosti-vmesto-kachestva Лекция Виктора Мизиано «Ценности вместо искусства»] в рамках совместного проекта ГЦСИ и Гете-института 7 июля 2014 года, посвященная проблеме оценки работ современного искусства.
Отрывок, характеризующий Мизиано, Виктор Александрович
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
