Мизрахи, Моше (режиссёр)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Моше Мизрахи
ивр.משה מזרחי‏‎
Гражданство:

Израиль Израиль

Профессия:

кинорежиссёр, сценарист

Карьера:

1968—2008

Награды:

Оскар (1978)
Офир (2001)

Моше Мизра́хи (ивр.משה מזרחי‏‎; род. 5 сентября 1931, Александрия, Египет) — израильский и французский кинорежиссёр и сценарист. Три фильма Мизрахи в разные годы номинировались на премию «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке; один из них, «Вся жизнь впереди», завоевал этот приз в 1978 году. В 2001 году Мизрахи стал лауреатом премии Израильской академии кино («Офир») за достижения карьеры.





Биография

Моше Мизрахи, уроженец Александрии, иммигровал с семьёй в подмандатную Палестину в 1946 году. В начале 1950-х годов он побывал в странах Магриба и во Франции как эмиссар Еврейского агентства и организации «Ха-шомер ха-цаир». С 1958 года попеременно проживал в Израиле и во Франции, где делал свои первые шаги в кинематографе. Его карьера как режиссёра началась с постановки мини-сериала в стиле Хичкока для французского телевидения на стыке жанров комедии и триллера. За ним в 1970 году последовал первый полнометражный художественный фильм Мизрахи «Клиент в мёртвом сезоне», снятый по рассказу его первой жены Рашель Фабьен[1]. Уже эта первая работа попала в основную конкурсную программу Берлинского кинофестиваля и завоевала на нём специальный приз журналистов и премию католического жюри, а также была номинирована на «Золотой глобус» за лучший фильм на иностранном языке[2].

Свой второй фильм, «Стансы Софии», Мизрахи снял год спустя также во Франции по роману Кристиан Рошфор[fr]. Эта лента, посвящённая теме права женщины на независимость, продержалась во французском широком прокате только три недели, но приняла участие в международном кинофестивале в Атланте и в дальнейшем шла в фильмотеках американских вузов. Она была показана в Израиле лишь в 2009 году[1]. Следующие два фильма Мизрахи, снятые в сотрудничестве с продюсером Менахемом Голаном в Израиле — «Я люблю тебя, Роза» (1972) и «Дом на улице Шлуш» (1973) — были номинированы на «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке; «Я люблю тебя, Роза» и ещё один фильм 1973 года, «Абу эль-Банат», были включены в основную конкурсную программу Каннского кинофестиваля[2]. Стиль, в котором были сняты эти картины, разительно отличался от набравшего в эти годы популярность в Израиле жанра «фильмов-бурекас», в особенности в том, что касалось изображения восточных евреев. Мизрахи в интервью называет сложившуюся в израильском кинематографе традицию сефардских образов оскорбительной, а ставший апогеем «фильмов-бурекас» «Салах Шабати» омерзительным[1].

Вернувшись во Францию, Мизрахи снял два удачных фильма, главную роль в которых сыграла Симона Синьоре: «Вся жизнь впереди» и «Дорогая незнакомка». Первая из этих лент, снятая по книге гонкуровского лауреата Ромена Гари, удостоилась высокой оценки самого Гари[1] и завоевала «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке; Мизрахи остаётся единственным израильским режиссёром, получившим эту награду[3].

В 1980-е годы Мизрахи сотрудничал с американскими кинематографистами, в частности сняв Тома Хэнкса в главной роли в фильме «Мы всегда говорим «до свидания»», действие которого происходит в подмандатной Палестине[1]. В 1992 году снятый им американский мини-сериал «Варбург: человек влияния» с Сэмом Уотерстоном в главной роли стал лауреатом приза фестиваля FIPA. В 2001 году Мизрахи была присуждена премия Израильской академии кино («Офир») за достижения карьеры[2]; он также получил аналогичную премию на Хайфском кинофестивале. В 2008 году, после более чем десятилетнего перерыва, на экраны вышел его новый фильм, «Уик-энд в Галилее», переносящий на израильскую почву сюжет чеховского «Дяди Вани»[3]. Мизрахи женат вторым браком на актрисе и режиссёре Михаль Бат-Адам[en][1].

Фильмография

Награды и номинации

Награды
Номинации

Напишите отзыв о статье "Мизрахи, Моше (режиссёр)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 Ури Клайн. [www.mouse.co.il/CM.articles_item,392,209,43142,.aspx Моше Мизрахи не устраивает сцен] (иврит). Ахбар ха-Ир (11 декабря 2009). Проверено 30 августа 2016.
  2. 1 2 3 [www.imdb.com/name/nm0594624/awards?ref_=nm_awd Награды]  (англ.) в базе данных IMDB
  3. 1 2 Рогель Альпер. [www.nrg.co.il/online/47/ART1/737/228.html Новый фильм Оскароносного режиссёра Моше Мизрахи] (иврит). NRG (23 мая 2008). Проверено 30 августа 2016.

Отрывок, характеризующий Мизрахи, Моше (режиссёр)

Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.