Мизулина, Елена Борисовна
Елена Борисовна Мизулина<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Елена Мизулина в 2012 году</td></tr> | ||||
| ||||
---|---|---|---|---|
с 28 сентября 2015 года | ||||
| ||||
Рождение: | 9 декабря 1954 (69 лет) Буй, Костромская область, РСФСР, СССР | |||
Имя при рождении: | Елена Борисовна Дмитриева | |||
Супруг: | Михаил Юрьевич Мизулин | |||
Дети: | Николай Михайлович Мизулин Екатерина Михайловна Мизулина | |||
Партия: | 1) КПСС (до 1991) 2) Яблоко (до 2001) 3) Союз правых сил (до 2003) 4) Справедливая Россия (с 2007) | |||
Образование: | Ярославский государственный университет Российская академия государственной службы | |||
Учёная степень: | доктор юридических наук | |||
Профессия: | юрист | |||
Деятельность: | депутат Государственной думы | |||
Сайт: | [elenamizulina.ru/ zulina.ru] | |||
Награды: |
|
Еле́на Бори́совна Мизу́лина (урожд. Дмитриева; род. 9 декабря 1954, Буй, СССР) — российский государственный и политический деятель. Сенатор Совета Федерации — представитель от исполнительной власти Омской области с 23 сентября 2015 года.
Депутат Государственной думы РФ VI созыва от партии «Справедливая Россия», председатель комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей. Являлась депутатом Госдумы II, III и V созывов; состояла в КПСС, «Яблоке» и СПС. Доктор юридических наук (1992), профессор, заслуженный юрист РФ.
В последнее время известна как автор и соавтор резонансных инициатив и законопроектов, вызвавших неоднозначную общественную реакцию и нередко сопровождающихся скандалами. Среди них борьба с «гей-пропагандой», матом в сети, разводами и иностранными усыновителями российских сирот[1][2][3].
Содержание
Биография
Ярославль
Елена Мизулина родилась 9 декабря 1954 года в городе Буе Костромской области. Её отец, Борис Михайлович Дмитриев, фронтовик, был контужен, после войны возглавлял отдел в райкоме КПСС[4].
В школе мечтала поступить в МГИМО, готовила себя к «карьере дипломата», однако в 1972 году поступила на факультет истории и права Ярославского государственного университета[5]. Училась в одной группе со своим будущим мужем Михаилом Мизулиным; после четвёртого курса вышла за него замуж[6][7]. В 1977 году окончила университет, получив квалификацию юриста[8][9]. Была распределена лаборантом на университетскую кафедру теории и права[6].
В 1977—1984 годах работала сначала консультантом, затем, в 1984—1985 годах — старшим консультантом Ярославского областного суда. Параллельно училась в заочной аспирантуре Казанского государственного университета[7]; в 1983 году защитила диссертацию на тему «Природа надзорного производства в уголовном процессе (по материалам Ярославского областного суда)» на соискание ученой степени кандидата юридических наук[8][9][10].
В 1985 году перешла на работу ассистентом в Ярославский государственный педагогический институт им. К. Д. Ушинского. По признанию мужа Мизулиной, он, будучи заведующим идеологическим сектором обкома КПСС Ярославской области, «пробил» для Елены место старшего научного сотрудника института[11]. В 1987 году Мизулина получила должность заведующей кафедрой отечественной истории; возглавляла кафедру до 1990 года[9][12]. До августа 1991 года являлась членом КПСС[13][14].
В 1992 году в Институте государства и права РАН защитила докторскую диссертацию на тему «Уголовный процесс: концепция самоограничения государства»[10]. Со слов Мизулиной, её диссертация стала открытием, новым направлением в науке: «Оказалось, что то, что я написала — уникально, что я, действительно, учёный от Бога»[15]. В 1992—1995 годах — доцент, затем профессор Ярославского государственного университета[8].
«Яблоко» и «Союз правых сил»
В 1993 году от блока «Выбор России»[16] была избрана в первый состав Совета Федерации ФС РФ, где являлась заместителем председателя Комитета по конституционному законодательству и судебно-правовым вопросам, членом Комиссии по регламенту и парламентским процедурам. В 1995 году вошла в объединение «Яблоко» и движение «Реформы — новый курс». С 1995 года возглавляла ярославскую региональную общественную организацию «Равновесие»[9].
В декабре 1995 года Мизулина была избрана депутатом Государственной Думы II созыва по Кировскому одномандатному округу (Ярославль) от «Яблока», в связи с чем в январе 1996 года досрочно сложила полномочия депутата Совета Федерации[9][17]. В Государственной думе II созыва состояла во фракции «Яблока», являлась заместителем председателя комитета по законодательству и судебно — правовой реформе, заместителем подкомитета по вопросам государственного строительства и конституционных прав граждан. Осуществляла юридическое оформление несостоявшегося импичмента президенту Ельцину в 1999 году[9].
В декабре 1999 года была избрана депутатом Государственной Думы III созыва от «Яблока»[9]. В июле 2000 года возглавила «Ярославский союз демократических сил», в который вошли представители «Яблока» и «Союза правых сил»[18]. В феврале 2001 года заявила, что не собирается подтверждать своё членство в «Яблоке»[19]. В июне того же года вступила в «Союз правых сил»[20]. Свой уход из «Яблока» Мизулина объяснила тем, что ей «лично стыдно быть в партии, которая набирает на выборах лишь 5 %. Это для меня стало нравственной проблемой»[21]. Бывшие соратники Е. Б. Мизулиной по «Яблоку» и «СПС» Сергей Митрохин и Леонид Гозман объясняют неоднократную смену Мизулиной политических партий тем, что она следует за политическими трендами[22].
В феврале 2004 года Мизулина была утверждена представителем Государственной думы в Конституционном Суде. Сама Мизулина не исключила, что это назначение она получила из-за проигрыша СПС на выборах: «Не знаю, в какой мере это связано, но, возможно, это можно расценивать как мое намеренное трудоустройство»[23]. В качестве представителя Госдумы в Конституционном суде, в 2005 году отстаивала правомерность решения об отмене прямых губернаторских выборов в России[24]. Свою работу в Конституционном суде совмещала с исполнением обязанностей заместителя начальника правового управления аппарата Госдумы[25]. В 2005 году окончила Российскую академию государственной службы при Президенте РФ .
«Справедливая Россия»
23 сентября 2007 года предвыборный съезд партии «Справедливая Россия: Родина/Пенсионеры/Жизнь» утвердил список кандидатов на выборах в Госдуму пятого созыва. Елена Мизулина шла первым номером в региональной группе № 60 Омская область. На состоявшихся в декабре 2007 года выборах «Справедливая Россия» набрала 7,74 % голосов и получила 38 мандатов. При распределении мандатов один был передан Мизулиной. В Госдуме V созыва вошла во фракцию «Справедливая Россия». В январе 2008 года стала председателем Комитета ГД по вопросам семьи, женщин и детей. При этом «Справедливая Россия» вначале выдвинула на этот пост Светлану Горячеву, что вызвало недовольство «Единой России»; Мизулина возглавила комитет в качестве компромиссной фигуры[26].
24 сентября 2011 года съезд «Справедливой России» утвердил список кандидатов на выборах в Госдуму шестого созыва. Елена Мизулина шла первым номером в региональной группе № 52 Омская область. На выборах «Справедливая Россия» набрала в Омской области 16,45 % голосов, а в целом по стране 13,25 % и получила 38 мандатов. В итоге при распределении мандатов один был передан Мизулиной. В Госдуме VI созыва входила во фракцию «Справедливая Россия», с 21 декабря 2011 года — председатель Комитета ГД по вопросам семьи, женщин и детей. На съезде «Справедливой России», проходившем в октябре 2013 года, отказалась от должности члена центрального совета партии[27].
По оценке политолога Александра Кынева, данной в 2013 году, деятельность Елены Мизулиной в Государственной Думе наносила имиджу партии существенный ущерб в глазах целевого для неё образованного городского избирателя[28].
В июле 2015 года врио губернатора Омской области Виктор Назаров, регистрируясь как кандидат на выборах губернатора Омской области, подал в избирательную комиссию список из трёх кандидатов в Совет Федерации, среди которых была и Елена Мизулина.[29] Назаров выиграл выборы и, вступив в должность 23 сентября 2015 года, наделил Елену Мизулину полномочиями члена Совета Федерации — представителя губернатора Омской области.[30] Мандат депутата Госдумы был передан Александру Кравцову.[31]
Совет Федерации
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
Законотворческая деятельность
Викиновости по теме Законотворческая деятельность Елены Мизулиной: | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
</td> </tr> </table> Является одним из авторов Федерального закона № 139-ФЗ от 28 июля 2012 года (бывш. Законопроект № 89417-6)[32], получившего известность как «закон о чёрных списках» или «закон о цензуре в Интернете», а также принятого в 2010 году закона «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию», с которым его часто путают. 10 июля 2012 года заявила, что подаст запрос в министерство юстиции США с целью проверить забастовку русской Википедии, так как считает, что в законопроекте № 89417-6 цензуры нет[33]; тогда же предположила, что за протестами в Интернете стоит «педофильское лобби»[33]. 14 ноября 2012 года Мизулина заявила, что профилактическая цель закона 139-ФЗ — без применения наказания добиться безопасной информационной среды — достигнута[34]. Также заявила, что возможно будет разработан ещё один законопроект, который запретит доступ к сайтам, позволяющим просматривать страницы, внесенные в единый реестр запрещённых сайтов. Среди таких порталов, противодействующих чёрному списку, был назван rublacklist.net, принадлежащий пиратской партии России[35]. 22 ноября 2013 года выступила с инициативой о внесения в преамбулу Конституции РФ строк о том, что православие является основой национальной и культурной самобытности России[36]. Сейчас ни одна религия в конституции не упоминается и в соответствии с основным законом страны, Россия является светским государством. Позиции по вопросам брака, семьи и сексуальных отношенийОтношение к абортамЕлена Мизулина — сторонник ограничения прав женщины на бесплатное искусственное прерывание беременности по желанию женщины. Мизулина предлагает оставить бесплатным проведение абортов исключительно по медицинским показаниям или при беременности, наступившей при изнасилованиях; в остальных случаях сделать аборты платными[37]. Также высказывалась за введение запрета на проведение абортов в частных медучреждениях[38], запрет продажи препаратов, вызывающих медикаментозный аборт без рецепта врача, за обязательное получение замужними женщинами разрешения мужа на проведение аборта, а несовершеннолетними девочками — разрешения родителей[39]. В июле 2013 года Мизулина в составе группы депутатов внесла на рассмотрение Госдумы законопроект о поправках в КоАП, предусматривающих наложение штрафов на врачей и медучреждения, которые при проведении абортов не дают женщинам времени на раздумья, в размере до 1 млн рублей[40]. Также предлагается штрафовать и самих не соблюдающих «время тишины» беременных женщин — от 3 до 5 тысяч рублей[41]. Позиция по вопросам семьи и бракаМизулина резко выступала против введения запрета на усыновления российских детей американцами: «Это просто подло, если не сказать подленько. Никогда Россия не защищала свои интересы, используя детей». Однако, спустя несколько дней Мизулина проголосовала за введение такого запрета на законодательном уровне[42][43]. В июне 2013 года Комитет Госдумы по делам семьи, который возглавляет Мизулина, обнародовал проект «Концепции государственной семейной политики до 2025 года», где предлагается ввести дополнительный налог на развод и установить новые ограничения на аборты[44]. Одновременно предлагается усилить роль РПЦ в принятии семейных законов, увеличить количество «многопоколенных» семей (семьи, где вместе живут бабушки, дедушки, дети и внуки), рекомендуется активно пропагандировать многодетность, и установить минимальный размер алиментов, выплата которых не должна зависеть от наличия или отсутствия дохода у родителя[44][45][46]. Отвечая в интервью «Эхо Москвы» на вопрос о её отношении к разводу Путина, Мизулина сказала: «Никакого расхождения поведения супругов Путиных с проектом концепции государственной семейной политики, который я презентовала на координационном совете по реализации национальной стратегии действий в интересах детей, нет. … на мой взгляд, они подали пример цивилизованного развода, уважения друг к другу и сохранения по отношению друг к другу личных обязательств и заботы, если вдруг тем более что случится»[47]. После публикации Концепции выяснилось, что некоторые её положения дословно скопированы с одного из размещенных в сети Интернет рефератов, который, в свою очередь, является плагиатом курса «Семьеведение» Томского политехнического университета[48][49]. Мизулина выступает за повышение возрастного ценза для вступающих в сексуальные отношения с 16 до 18 лет[50]. Также она призывает запретить в России суррогатное материнство[51]. 1 июня 2016 года (в день защиты детей) сообщила о готовности внести Законопроект о запрете беби-боксов Документ предусматривает административную ответственность для должностных лиц за создание условий для анонимного оставления детей в виде административного штрафа от одного до пяти миллионов рублей либо приостанавливать деятельность юридического лица на срок до 90 суток. В России беби-боксы действуют в Московской, Владимирской, Ленинградской, Курской областях, в Пермском, Краснодарском и Ставропольском краях, существуют на частные пожертвования[52]. Мизулина выступила против введения в России уголовной ответственности за многожёнство[53]. 27 июля 2016 года Мизулина внесла в Госдуму законопроект об отмене уголовного наказания за семейные побои и замене его административным[54][55] (Перед этим, 3 июля 2016 года, уголовное наказание за побои было заменено административным для всех граждан, кроме родных и близких, таким образом, законопроект Мизулиной уравнивает родственников с другими гражданами). Отношение к ЛГБТМизулина — автор нескольких законодательных проектов, направленных против пропаганды гомосексуальности. Считает, что фраза «геи тоже люди» нуждается в проверке Роспотребнадзором как потенциально экстремистская[56]. Также Мизулина выступает за изъятие детей, в том числе родных, из однополых семей[57][58]. В июле 2013 года Мизулина и её заместитель по думскому комитету Баталина подали заявление о преступлении с целью возбуждения уголовного дела в отношении ЛГБТ-правозащитника Николая Алексеева. По мнению Мизулиной, Алексеев является руководителем ЛГБТ-сообщества, которое организовало кампанию по её дискредитации, что наносит ущерб России в целом. Мизулина намерена просить для Алексеева наказания «в виде обязательных работ в местах, где он не сможет заниматься гей-пропагандой, например, на „труповозке“». Представители ЛГБТ-сообщества также обратились в прокуратуру с жалобой на разжигание Мизулиной ненависти по отношению к гомосексуалам и ущемление с её стороны прав ЛГБТ[59][60]. В октябре 2013 года Мизулина получила премию «Серебряная калоша» за самые сомнительные достижения года в номинации «Мимими года»[61][62]. В ноябре того же года Мизулина приняла участие в проходившей в Лейпциге конференции «За будущее семьи. Грозит ли исчезновение европейским народам?», среди участников которой были представители маргинальных немецких организаций, в том числе профашистских и антисемитских взглядов. Участников конференции пикетировали немецкие антифашисты и ЛГБТ-активисты; Мизулина утверждала, что в возникшей давке члены российской делегации получили травмы[63][64][65][66]. Обвинения в принадлежности оппонентов к «педофильскому лобби»Елена Мизулина неоднократно обвиняла своих оппонентов в принадлежности к так называемому «педофильскому лобби». Так в 2011 году, в ходе обсуждения поправок в Уголовный кодекс она предположила, что «в недрах фракции „Единой России“ существует „педофильское лобби“», которое противится ужесточению ответственности за преступления сексуального характера против несовершеннолетних[67]. Противники закона «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» так же, по мнению Мизулиной, выражают мнение «педофильского лобби»[68][69]. В частности, комментируя в 2012 году забастовку русской Википедии, Мизулина сказала[70]: Я лично считаю, что «Википедия» — это прикрытие, как у террористов. Они всегда, как живым щитом, прикрываются детьми либо женщинами. Это — прикрытие, поскольку самой «Википедии» вряд ли что грозит. Я пользуюсь «Википедией». Причём, обратите внимание, только русскоязычная версия закрыта. Поэтому это попытка шантажа российских парламентариев. За ними стоит лобби, и очень велики подозрения, что это педофильское лобби. В июне 2013 публицист Альфред Кох опубликовал статью о том, что сын Мизулиной, проживающий в Бельгии, работает в крупной международной юридической фирме Mayer Brown, спонсирующей гей-организации и входящей в сотню главных организаций, защищающих права членов ЛГБТ-сообщества в Бельгии, несмотря на то что его мать активно борется с гомосексуалами в России[71][72][73]. В ответ Мизулина обвинила Коха в принадлежности к «педофильскому лобби»[74][75]. Журналист Андрей Мальгин написал на это в своём блоге: «Прекрасно: все, кому не нравится Мизулина, — это педофильское лобби»[76]. Отношение к суррогатному материнству10 ноября 2013 года в своём выступлении заявила о необходимости запрета на суррогатное материнство. Впоследствии заявила, что на самом деле не выступает за запрет, а желала вызвать дискуссию.[77][78]. Мизулина считает, что необходимо вести дискуссии в обществе, чтобы сформировать у людей отрицательное отношение к суррогатному материнству[79]. СкандалыВ июне 2013 года Следственный комитет РФ возбудил уголовное дело по факту оскорбления Мизулиной группой лиц. В рамках этого дела в СК были вызваны журналист «Новой Газеты» Елена Костюченко, гей-активист Николай Алексеев, Ксения Собчак и Альфред Кох. Согласно заявлению Мизулиной, дело в распространении блогерами заведомо ложных сведений в отношении депутата — что она предлагала запретить оральный секс[80]. В рамках следственных мероприятий была допрошена Ксения Собчак, по её словам 15 минут следователь беседовал с ней об оральном сексе [81]. Также на допрос был вызван Альфред Кох, по его словам три часа допроса «два подполковника уточняли детали „гейско-оральных фобий Мизулиной“ и его к этому отношение»[82]. 23 ноября 2013 года в Лейпциге, куда Мизулина прибыла для участия в конференции «За будущее семьи. Грозит ли исчезновение европейским народам?», по её словам, она и члены делегации подверглись нападению ЛГБТ-активистов[83], однако те отвергли её обвинения[84]. КритикаПо словам политолога Марка Урнова, «законы, инициированные Мизулиной, разнообразны. Но они имеют одну очень специфическую черту — они сеют нетерпимость. Они просто выражают в юридической форме ту установку на нетерпимость и подавление всего, что не соответствует твоим личным представлениям о том, что есть правильно, а что неправильно»[85]. Мизулину критикуют за активное вмешательство в различные сферы личной жизни граждан[86]. Писатель Дмитрий Быков считает, что Мизулина постоянно предлагает «законодательно оформить вещи, которые должны являться вопросом личного выбора, и это гораздо опасней, чем любой гей-парад»[87]. Журналистка Маша Гессен считает инициативы Мизулиной вмешательством в чужую жизнь и усматривает в них логическую подмену: «однополые браки якобы разрушают гетеросексуальные браки, а если я, скажем, сплю с женщиной, то это мешает Мизулиной спать с мужчиной»[88]. В ответ на ряд скандальных инициатив и законопроектов Мизулиной, летом 2013 года в сети проходил сбор подписей за включение её вместе с Виталием Милоновым в список Магнитского и запрет на въезд в США[89][90][91][92]. Ряд западных звезд из мира искусства выразил протест против инициированного Мизулиной антигейского закона. Британский хореограф Бен Райт отказался от участия в совместном проекте с Министерством культуры России. В открытом письме Райт рассказал, что его потрясли сцены разгона неонацистами гей-парада и зверское убийство 23-летнего гея в Волгограде. «Путин по сути узаконил смертельно опасные предрассудки и санкционировал преследования геев», — пишет Райт. Своё письмо он завершил призывом бойкотировать Олимпиаду в Сочи. Немецкий драматург Мариус фон Майенбург и актёр, звезда телесериала «Побег» Вентворт Миллер отменили поездку на фестиваль «Территория» в Москве, поддерживая протест. «И это только начало… Спасибо скажите Мизулиной», — комментирует сложившуюся ситуацию режиссёр Кирилл Серебренников[93]. СанкцииВесной 2014 г. на Е. Б. Мизулину наложены санкции:
Внесена также в санкционные списки Канады, Австралии и Швейцарии. Личная жизньЗамужем, имеет двоих взрослых детей[96][97]. Муж, Михаил Юрьевич Мизулин, кандидат философских наук, доцент кафедры политологии и политического управления РАНХиГС. В бытность Мизулиной депутатом от «Яблока» возглавлял партийную ячейку в Ярославле[22][98]. Был деканом факультета общественных наук Ярославского университета[6]. Сын, Николай Мизулин, обучался в МГИМО, за границей — в Бернском и Оксфордском университетах. Сейчас работает юристом (по некоторым данным — совладелец юридической фирмы[99]) и живёт в столице Бельгии Брюсселе, является партнёром юридической фирмы Mayer Brown. В Брюсселе живут и двое внуков Мизулиной[22][100]. Женат на гражданке Испании Patricia Gonzalez Antón-Pacheco, дочери известного испанского писателя. Дочь Екатерина также живёт отдельно от матери, и детей у неё нет[100]. Дочь Мизулиной возглавляет московский фонд социально-правовых инициатив «Правовая столица», который занимается финансовым посредничеством, издательской и рекламной деятельностью[22]. По сообщениям прессы, фонд принадлежит Елене Мизулиной[101]. В предлагаемом Еленой Мизулиной проекте закона «Концепции государственной семейной политики до 2025 года», она определяет «государственным идеалом семьи» брак «с целью рождения и совместного воспитания трёх и более детей», и ещё предлагает в этом законе способствовать тому, чтобы несколько поколений российских родителей, детей и внуков жили в одном жилом помещении[102]. В интервью «Эхо Москвы» Мизулина объяснила своё личное несоответствие провозглашаемому ей «государственному идеалу семьи» так: «Я хотела троих. Мы с Мишей, моим мужем, хотели троих. Но случилось так, как случилось. Нам даровала судьба двоих»[47]. Мизулина является любительницей кошек экзотических пород[103]. В 1994 году разразился скандал в связи с требованием Мизулиной увеличить ей площадь служебной квартиры для организации оказания родовспоможения её кошке[104]. Кроме кошек Мизулина увлекается разведением комнатных растений, играет на баяне[7]. Награды
Образ Елены Мизулиной в массовой культуре
Напишите отзыв о статье "Мизулина, Елена Борисовна"Примечания
Литература
Ссылки
|
Отрывок, характеризующий Мизулина, Елена Борисовна
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.
Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.
Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.
В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.
– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.
Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
- Родившиеся 9 декабря
- Родившиеся в 1954 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Буе
- Доктора юридических наук
- Кавалеры ордена Почёта
- Награждённые медалью «В память 850-летия Москвы»
- Заслуженные юристы Российской Федерации
- Члены партии «Яблоко»
- Члены «Справедливой России»
- Члены СПС
- Депутаты Государственной думы Российской Федерации от одномандатных округов
- Депутаты Государственной думы Российской Федерации II созыва
- Депутаты Государственной думы Российской Федерации III созыва
- Депутаты Государственной думы Российской Федерации V созыва
- Депутаты Государственной думы Российской Федерации VI созыва
- Председатели Комитетов Государственной думы Российской Федерации
- Члены Совета Федерации России (с 2000)
- Женщины-политики России
- Выпускники ЯрГУ
- Члены КПСС
- Активисты антигомосексуального движения
- Интернет-цензура в России
- Депутаты Совета Федерации России (1993—1995)
- Преподаватели ЯрГУ
- Преподаватели ЯГПУ