Микенский язык

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Микенский язык
Страны:

Южная часть Балканского полуострова, Крит

Статус:

вымерший

Вымер:

XII век до н. э.

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Индоевропейская семья

Греческий язык
Письменность:

Линейное письмо B

Языковые коды
ISO 639-1:

ISO 639-2:

ine

ISO 639-3:

gmy

См. также: Проект:Лингвистика

Микенский язык — наиболее древняя засвидетельствованная форма греческого языка, распространённая на материковой части Греции и на Крите с XVI по XI века до н. э. до дорийского вторжения. Микенский язык сохранился в виде надписей, сделанных линейным письмом Б — письменностью, изобретенной на Крите ранее XIV века до н. э. Большинство памятников этой письменности сохранилось в форме глиняных табличек, найденных в Кноссосе в центральном Крите, и в Пилосе, расположенном на юго-западе Пелопоннеса. Язык был назван по названию города Микены, где был найден первый дворец, относящийся к этой эпохе.

Таблички долгое время оставались нерасшифрованными, и выдвигались самые фантастические гипотезы относительно языка, на которых они были написаны, пока в 1952 году письменность не была расшифрована Майклом Вентрисом и не было доказано, что таблички написаны ранней формой греческого языка.

Тексты на табличках являются в основном списками и описями хозяйственного характера. Несмотря на это, благодаря этим записям можно получить много информации о микенской цивилизации, существовавшей на заре так называемых Тёмных веков Греции.





Памятники

Памятники греческой письменности микенской эпохи состоят из около 6000 глиняных табличек и черепков, написанных линейным письмом B в период примерно с 1400 по 1230 гг. до н. э. В настоящее время не найдено монументальных надписей, сделанных этим письмом, как и записей микенского языка при помощи других письменностей.

В случае подлинности, кафканский камень, датируемый XVII веком до н. э., является старейшей известной микенской надписью, и, следовательно, древнейшим памятником греческого языка.

Орфография

Линейное письмо B состоит из примерно 200 слоговых знаков и логограмм. Поскольку линейное письмо B произошло из линейного письма А (письменности нерасшифрованного минойского языка, вероятно, не связанного с греческим), оно не полностью отражает фонетику микенского языка. В сущности, ограниченным числом слоговых знаков записывалось значительно большее число слогов, которые удобнее было бы записывать буквами алфавита, в связи с чем должны были быть произведены упрощения орфографии. Основные из них следующие[1]:

  • Нет различения греческих фонетических категорий звонкости и придыхания, за исключением зубных d и t. (E-ko может обозначать как egō, так и ekhō).
  • m или n перед согласным и l, m, n, r, s в конце слога опускаются. (Pa-ta — panta; ka-ko — khalkos).
  • Сочетания согласных могут на письме разбиваться дополнительными гласными. (Po-to-li-ne — ptolin).
  • r и l не различаются. (Pa-si-re-u — basileus).
  • Начальное придыхание не обозначается. (A-ni-ja — hāniai).
  • Долгота гласных не указывается.
  • Z используется для обозначения *dy, начальных *y, *ky, *gy[1].
  • q- является лабио-велярным kw или gw, а в некоторых именах w[1] (Qo-u-ko-ro — gwoukoloi, классическое boukoloi).
  • Начальное s перед согласным не пишется. (Ta-to-mo — stathmos).
  • Двойные согласные не пишутся (Ko-no-so — Knōsos, классическое Knossos).

Кроме того, знаки не являются полифоническими (обозначают только один звук), но иногда могут быть омофоническими (один звук может быть представлен несколькими знаками)[2]. В длинных словах может опускаться средний или конечный знак.

Фонетика

На письме различалось пять гласных (a, e, i, o, u), полугласные w и j (также транскрибируемая как y), три сонорных согласных m, n, r (также обозначавшая l), один свистящий s и шесть смычных (p, t, d, k, q) (обычная транскрипция для всех лабиовелярных) и z (включающий звуки [kʲ], [gʲ] и [dʲ], позже перешедшие в греческое ζ).

Существовал также звук /w/, который сохранялся в некоторых греческих диалектах как дигамма, пока не был полностью утрачен, а также интервокальный /h/.

В микенском языке сохранилось много архаичных черт индоевропейского наследия, таких как лабиовелярные согласные, которые ко времени появления греческого алфавита несколько сот лет спустя подверглись контекстно-зависимым изменениям.

Морфология

В отличие от других разновидностей греческого, в микенском языке существовало семь падежей — именительный, родительный, винительный, дательный, творительный, местный и звательный. Творительный и местный падежи в классическом греческом и новогреческом языке вышли из употребления, сохранились только именительный, винительный, родительный и звательный падежи[3].

Греческие черты

Микенский язык может считаться греческим, так как в нём уже произошли следующие характерные для греческого языка изменения[4]:

Фонетические изменения

  • Утрата интервокального *s
  • Начальное *j было утрачено или замещено на ζ (точное звучание неизвестно, возможно [dz])
  • Оглушение звонких придыхательных.
  • Переход *kj и *tj перед гласным в s.
  • Переход *gj и *dj в ζ
  • Переход плавных и носовых слоговых согласных в a или o.

Морфологические изменения

  • Использование -eus для образования агенса
  • Окончание третьего лица единственного числа -ei
  • Окончание инфинитива -ein

Лексические элементы

  • Собственно греческие слова, например, basileus, elaion.
  • Греческие формы слов, известных в других языках, например, theos, tripos, khalkos.

Напишите отзыв о статье "Микенский язык"

Примечания

  1. 1 2 3 Ventris and Chadwick (1973) pages 42-48.
  2. Ventris & Chadwick (1973) page 390.
  3. Andrew Garrett, «Convergence in the formation of Indo-European subgroups: Phylogeny and chronology», in Phylogenetic methods and the prehistory of languages, ed. Peter Forster and Colin Renfrew (Cambridge: McDonald Institute for Archaeological Research), 2006, p. 140, citing Ivo Hajnal, Studien zum mykenischen Kasussystem. Berlin, 1995, with the proviso that «the Mycenaean case system is still controversial in part».
  4. Ventris & Chadwick (1973) page 68.

Литература

Ссылки

В Викисловаре список слов микенского языка содержится в категории «Микенский язык»
  • [projectsx.dartmouth.edu/classics/history/bronze_age/lessons/bib/25bib.html Jeremy B. Rutter, «Bibliography: The Linear B Tablets and Mycenaean Social, Political, and Economic Organization»]
  • [web.archive.org/web/20050327225058/www.geocities.com/yongmax/linb_eng.htm Письменность микенцев] (содержит изображение кафканского камня)
  • [www.utexas.edu/research/pasp/ Program in Aegean Scripts and Prehistory (PASP)]
  • [www.explorecrete.com/archaeology/linearB.pdf Маркос Гавалас, Микейско-английский словарь] (explorecrete.com)
  • [annals.xlegio.ru/greece/bartonek/bartonek.htm А. Бартонек. Златообильные Микены]
  • [annals.xlegio.ru/greece/lencman.htm Ленцман А. Я. Расшифровка крито-микенских надписей]
  • [annals.xlegio.ru/greece/molchan/index.htm Молчанов А. А., Нерознак В. П., Шарыпкин С. Я. Памятники древнейшей греческой письменности]
  • [publ.lib.ru/ARCHIVES/K/KAZANSKENE_Vanda_Petrovna/_Kazanskene_V._P..html Предметно-понятийный словарь греческого языка (крито-микенский период). Составители: В. П. Казанскене, Н. Н. Казанский. (Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1986)]


Отрывок, характеризующий Микенский язык

– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.