Микены

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Древний город
Микены
др.-греч. Μυκῆναι, греч. Μυκήνες
<tr><td colspan="2" style="text-align:center;">
Руины города</td></tr>
Страна
Древняя Греция
Состав населения
Современная локация
Греция, в 90 км к юго-западу от Афин рядом с деревней Микинес
Координаты
Археологические памятники Микен и Тиринфа*
Archaeological Sites of Mycenae and Tiryns**
Всемирное наследие ЮНЕСКО


Страна Греция Греция
Тип культурный
Критерии i, ii, iii, iv, vi
Ссылка [whc.unesco.org/ru/list/941 941]
Регион*** Европа и Северная Америка
Включение 1999  (23-я сессия)


* [whc.unesco.org/ru/list Название в официальном рус. списке]
** [whc.unesco.org/en/list Название в официальном англ. списке]
*** [whc.unesco.org/en/list/?search=&search_by_country=&type=&media=&region=&order=region Регион по классификации ЮНЕСКО]

Мике́ны (др.-греч. Μυκῆναι, греч. Μυκήνες) — древний город в Арголиде, один из центров Микенской культуры, позднее — греческой цивилизации. Датируется вторым тысячелетием до н. э. Располагается в 90 км к юго-западу от Афин рядом с деревней Микинес. В настоящее время — в руи́нах.

По преданию, город построен Персеем. Здесь жили потомки Даная и переселившихся из Элиды амифаонидов, а затем и пелонидов, при которых сильно возвысившийся соседний Аргос подчинил себе Микены.

По возвращении гераклидов город стал приходить в упадок и в эпоху Греко-Персидских войн окончательно погиб в борьбе с аргосцами (468 г. до н.э.).

Жители переселились в Клеоны, в Керинию, в Ахайе и к царю Александру Македонскому. По словам Страбона, в его время не оставалось и следов от города, но Павсаний описывает значительные остатки циклопической стены с Львиными Воротами, подземные Сокровищницы Атрея и его сыновей, могилы Атрея и Агамемнона.

В доантичный период Микены были одним из крупных центров Микенской цивилизации, погибшей в результате бронзового коллапса.





Микенские гробницы

До постройки крепостей и городов микенцы хоронили своих царей в сложных «купольных» гробницах — «толосах», построенных из огромных каменных плит и по форме напоминавших гигантские купола. В одну из гробниц — сокровищницу Атрея — ведёт вход высотой почти в 6 метров, открывающий погребальную камеру: круглую в плане, 13 метров высотой и 14 шириной, с ульевидным сводом. Когда-то её стены украшали бронзовые позолоченные розетки. Одному царю принадлежали до 400 литейщиков бронзы и многие сотни рабов. Состоятельные микенцы высоко ценили золото, ввозимое из Египта. Искусные мастера делали из золота кубки, маски, цветы и украшения, инкрустировали золотом мечи и доспехи.

Взлёт и упадок

Около 1450 г. до н. э. микенцы завоевали Крит и начали создавать колонии на берегах Эгейского моря, на островах Родос и Кипр. Торговля велась по всему Средиземноморью, в частности с Финикией, Египтом и Италией. Согласно мифологической традиции в 13 веке до н.э. Микены были сильнейшим государством материковой Греции и, возможно, их правители возглавляли конфедерацию пелопонесских царств, подобных микенскому. С этими представлениями согласуется и сооружение в этот период новой крепости в Микенах, чьи циклопические стены сохранились и по сей день. Однако около 1200 г. до н. э. большинство дворцовых центров Микенской цивилизации были последовательно разрушены. Жители Микен вынуждены были бежать в другие страны.(см. статью Катастрофа бронзового века).

См. также

Напишите отзыв о статье "Микены"

Литература

Ссылки

  • [images.google.com.ua/imgres?imgurl=khutorskoy.ru/travel/greece/mikeny/khutorskoy_ru_100_1617.jpg&imgrefurl=khutorskoy.ru/travel/greece/mikeny/index.htm&usg=__YpCzbAZbY5biNQhjyxqCJpQZTlQ=&h=467&w=700&sz=68&hl=ru&start=4&um=1&tbnid=EnC97Jw35_nVUM:&tbnh=93&tbnw=140&prev=/images%3Fq%3D%D0%BC%D0%B8%D0%BA%D0%B5%D0%BD%D1%8B%26hl%3Dru%26client%3Dopera%26rls%3Dru%26sa%3DX%26um%3D1 Фото Микен]


Отрывок, характеризующий Микены

Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.