Миклашевский, Иван Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Николаевич Миклашевский
Научная сфера:

экономист, статистик

Место работы:

Харьковский университет

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Новороссийский университет

Награды и премии:

Уваровская премия Академии наук (1895 год)

Иван Николаевич Миклашевский (1858, Черниговская губерния — 3 декабря 1901, Харьков) — российский историк, экономист и статистик. Брат Александра Миклашевского[1].





Биография

Иван Николаевич Миклашевский родился в 1858 году. Окончил Черниговскую гимназию. В 1878 году поступил на физико-математический факультет Петербургского университета. Арестован полицией 8 апреля 1879 года вместе с братом. При обыске найдены запрещенные брошюры. Отбывал двухнедельное тюремное заключение в Брацлавской тюрьме с отдачею потом под гласный надзор полиции. С 20 октября 1879 года гласный надзор заменён негласным, который продолжался до 1895 года.

В 1880-х годах — студент физико-математического факультета Новороссийского университета. После окончания университета в 1882 году преподавал в ряде российских высших учебных заведений. Читал лекции сельскохозяйственного законоведения в Петровской академии (с 1887 года), в Московском университете (с 1894 года). С 1896 года — профессор Демидовского лицея в Ярославле. С 1896 года профессор политической экономии и статистики Харьковского университета.

Магистр сельскохозяйственных (1888 год) и кандидат юридических наук (1893 год). В 1894 году назначен членом особого совещания в Симферополе для выработки закона о пользовании водами в Крыму. Его магистерская диссертация «К истории сельскохозяйственного быта московского государства. Заселение и сельское хозяйство южной окраины XVII в.» удостоена Уваровской премии от академии наук (1895 год).

Умер в Харькове 3 декабря 1901 года.

Научные труды

Иван Николаевич Миклашевский получил известность как автор работ по истории русских аграрных отношений. На обширном фактическом и статистическом материале пытался объяснить государственную политику экономическими причинами, с либеральных позиций критиковал крепостное право, подчёркивал противоположность интересов крестьян и помещиков.

  • «Геология Глуховского уезда Черниговской губернии»
  • «Очерки крестьянского хозяйства Малороссии» (1887 год)
  • «Закон о сбережении лесов в России»
  • «Du prix de re vient des principaux céré ales en Russie et en Allemagne»
  • «Die Entwicklung des landwirtschaftlichen Bildungswesens in Russkand» (1892)
  • «К истории хозяйственного быта Московского государства. Заселение и сельское хозяйство южной окраины XVII в.» (1894)
  • «Водное законодательство и право в России» (1895)
  • «О численном методе изучения общественных явлений» (1897)

Автор большого количества статей в «Русском Курьере», «Русских Ведомостях», «Журнале Сельского Хозяйства и Лесоводства», «Юридическом Вестнике», «Сельском Хозяине», «Техническом Образовании», «Земском Сборнике Черниговской губернии», «Трудах Императорского Московского Общества Сельского Хозяйства», «Русской Мысли» и в «Журнале Министерства Юстиции».

Напишите отзыв о статье "Миклашевский, Иван Николаевич"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Миклашевский, Иван Николаевич

– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.