Миланский собор
| Достопримечательность | |
| |
| Страна | Италия |
| Город | Милан |
| Тип здания | базилика |
| Архитектурный стиль | пламенеющая готика |
| Строительство | 1386—1965 годы |
Мила́нский собо́р (итал. Duomo di Milano) — кафедральный собор в Милане, расположен в историческом центре города.
Построен в стиле пламенеющей готики из белого мрамора. Строительство начато в 1386 году, однако завершилось оно лишь в начале XIX века, когда по распоряжению Наполеона было закончено оформление фасада. Некоторые детали, однако, доделывались и позже, вплоть до 1965 года. Посвящён Рождеству Пресвятой Девы Марии.
Всемирно известная пятая по величине церковь в мире (после соборов в Ямусукро, Риме, Лондоне и Севилье) расположена в самом центре Милана и является его символом. Это позднеготическое здание, которое содержит множество шпилей и скульптур, мраморных остроконечных башенок и колонн, соединённых большим количеством парящих опор.
Он четвёртый по величине в Европе после соборов Святого Петра в Ватикане, Святого Павла в Лондоне и Севильского собора в Севилье. По вместимости уступает среди готических храмов только Севильскому, а среди итальянских храмов — только собору Святого Петра в Риме. Одних только статуй в соборе насчитывается 3400.
Содержание
История
Единственный в Европе беломраморный готический колосс строился несколько веков: первые блоки и фундамент храма заложили в 1386 году при легендарном правителе Джан Галеаццо Висконти, а проект фасада, законченного в 1813 году Карлом Амати, утвердил Наполеон в 1805 году.
XIV—XVIII века
На том месте, где стали возводить в 1386 году Дуомо (так называют его сами миланцы), в доисторические времена стояло кельтское святилище, при римлянах храм Минервы, потом церковь Санта-Текла, построенная в IV веке и разрушенная в VI, а с VII века — церковь Санта-Мария-Маджоре, которую снесли, когда стали расчищать место для собора.
Собор было решено строить в готическом стиле, до тех пор по эту сторону Альп не встречавшемся. Специалистов по готике пригласили из Франции и Германии, хотя первоначальный проект разрабатывал всё же итальянец — Симоне де Орсениго. В течение 10 лет на посту главного архитектора сменяли друг друга немцы и итальянцы, пока в 1470 году собором не занялся Джунифорте Солари. Он пригласил себе в консультанты Браманте и Леонардо, а те предложили разбавить готику более современными для того времени ренессансными элементами, в результате чего появился восьмиугольный в основании купол. В 1417 году главный алтарь недостроенного собора освятил папа Мартин V, а целиком собор начал функционировать в 1572 году, — после того как его торжественно открыл кардинал Карло Борромео, будущий святой.
В 1769 году появился 106-метровый шпиль с четырёхметровой статуей Мадонны из позолоченной бронзы. После этого появился декрет, что ни одно здание в Милане не должно заслонять собой святую покровительницу города (на крыше единственного нарушителя этого правила — небоскрёба «Пирелли» — установлена точная масштабная копия статуи Мадонны).
XIX век
Готический стиль не терял в Италии своих адептов, и в этом стиле заканчивается миланский собор в 1813 году архитекторами Амати и Занойя (Giuseppe Zanoia)[1]. По заказу Наполеона Амати работал над фасадом, выходящим на площадь, и, следуя проекту первого зодчего[2], возвёл «каменный лес» из 135 мраморных игл, устремлённых в небо и передающих настроение готической архитектуры.
Внешнее и внутреннее убранство
Общая длина храма составляет 158 метров, ширина поперечного нефа — 92 м, высота шпиля — 106,5 м. Собор может вместить до 40 000 человек.
Главная достопримечательность собора — золотая статуя покровительницы Милана (La Madonnina). Над алтарём находится гвоздь, который, по преданию, использовался для распятия Иисуса Христа[3]. Каждый год 14 сентября, на праздник Воздвижения Честного Креста Господня, Гвоздь спускают вниз, используя специальное приспособление — ниволу (лифт в форме облака) и возвращают обратно после окончания празднества[4].
В соборе находится мавзолей Джан-Джакомо Медичи (1563), порфировая египетская ванна IV века, которая используется как крестильная купель и статуя христианского мученика Святого Варфоломея; также выделяются резные деревянные хоры. Первые шесть окон стены правого нефа забраны витражами XV века — самыми древними в этой базилике.
Ежегодно в ноябре-декабре в соборе выставляются квадрони Святого Карло Борромео — серия больших живописных полотен на сюжеты из жизни миланского архиепископа Карло Борромео, выполненная группой итальянских художников в начале XVII века.
Над росписями самого собора, среди прочих, работал художник и архитектор Алессандро Санквирико[it].
С улицы по лестнице от северной стены храма или на лифте со стороны апсиды можно подняться на крышу собора, откуда открывается вид на город.
Интересные факты
- 13 декабря 2009 года в премьер-министра Италии Сильвио Берлускони кинули миниатюрной копией Миланского собора[5].
Напишите отзыв о статье "Миланский собор"
Примечания
- ↑ Итальянское искусство // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Амати, Карло // Энциклопедический словарь, составленный русскими учеными и литераторами. — СПб., 1861.
- ↑ [kumirs.blogspot.ru/2014/11/blog-post_24.html Святые гвозди, сколько их? // Святыни православия и международного христианства]
- ↑ [www.duomomilano.it/en/article/2013/09/16/the-rite-of-the-nivola/a29cd119-3f4c-4eaf-b03f-857469bbd986/ The Rite of The Nivola // Duomo di Milano]
- ↑ [www.vesti.ru/theme.html?tid=75655 Итальянец, ударивший Берлускони, признан невменяемым]
Ссылки
- [chicherone.com/milanskij-sobor/ Миланский собор]
Отрывок, характеризующий Миланский собор
– Где ж главная квартира?– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
