Милевский, Тадеуш

Тадеуш Милевский
польск. Tadeusz Milewski
Научная сфера:	лингвистика
Место работы:	Ягеллонский университет
Альма-матер:	Львовский университет
Известные ученики:	Голомб, Збигнев

Таде́уш Миле́вский (род. 17 мая 1906, ум. 5 марта 1966 в Кракове) — польский лингвист, профессор Ягеллонского университета.

Родился в Коломые в семье врача Феликса Милевского и Юстины, урождённой Вояковской. С 1925 г. изучал славянское языкознание в университете Яна Казимира во Львове. В 1929 году, защитил работу Przyczynki do dziejów języka połabskiego и, получив звание доктора, переехал в Краков, где в 1933 прошёл процедуру хабилитации. Изучал индоевропеистику в Коллеж де Франс в 1931—1933 гг. В 1939 получил должность профессора Католического университета Люблина, однако не успел приступить к работе в нём из-за начала войны.

6 ноября 1939 был арестован, находился в концлагерях Заксенхаузен и Дахау. После войны вернулся в Ягеллонский университет, а также стал членом ПАН. В 1956 году стал деканом факультета филологии Ягеллонского университета.

Умер 5 марта 1966 года после долгой болезни. Погребальными торжествами руководил краковский архиепископ — Кароль Войтыла.

Занимался старопольским языком, ономастикой, теорией языка, индейскими языками.

Труды

• Dwie bulle wrocławskie z lat 1155 i 1245 (1927)
• Przyczynki do dziejów języka połabskiego (1929)
• Rozwój fonetyczny wygłosu prasłowiańskiego (1933)
• Zarys językoznawstwa ogólnego
  • cz. 1: Teoria językoznawstwa (1947)
  • cz. 2: Rozmieszczenie języków (1948)
  • cz. 3: Typologia (не закончена)
• Wstęp do językoznawstwa (1954)

Ссылки

• www.wsp.krakow.pl/konspekt/20/milewski.html

Отрывок, характеризующий Милевский, Тадеуш

– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.