Милиоти, Николай Дмитриевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Дмитриевич Милиоти

Портрет Николая Милиоти (1908, худ. Н. Сапунов)
Стиль:

символизм

Влияние на:

Леонид Успенский

Награды:

Николай Дмитриевич Милиоти (иногда Миллиоти фр. Nicholas Millioti; 16 (28) января 1874, Москва, Российская империя — 26 декабря 1962, Париж, Франция) — российский художник, видный представитель русского символизма.





Биография

Родился 16 (28) января 1874 года в Москве, в семье, имеющей греческие корни. Также имел родственные связи с московскими родами Морозовых, Алексеевых и Корша. Летнее время проводил вместе с братьями в подмосковном имении князя Голицына Кузьминки.

Окончил 3-ю классическую гимназию в Москве и с 1894 по 1900 годы занимался в Московском училище живописи, ваяния и зодчества у А. Е. Архипова, Л. О. Пастернака и В. А. Серова. Также посещал частную студию К. А. Коровина.

В 1898 году поступил на историко-филологический факультет Московского университета, а заканчивал образование в Париже в университете Сорбонны. Краткое время занимался в академии Р. Жюльена у Ж.-П. Лорана, Б. Констана и М. Уистлера. В период 1900-х в манере символизма написал ряд картины, картин-«сновидений», а также стилизованные «галантные» сцены: «Ангел Печали», «Звон», «Волшебная роза», «Печальные птицы», «Пастораль», «Les Galants», «Шум моря». Сотрудничал с журналом «Золотое руно» и участвовал в выставках, устраивавшихся редакцией. Наиболее характерны аллегорические образы художника (ангелов, пейзажей-«миражей» и т. д.), написанные в виде красочных феерий, приближающихся к орнаментальной абстракции.

В апреле 1907 года вместе с братом был одним из организаторов московской выставки «Голубая роза». В 1910 году вышел из «Союза русских художников» вместе с группой А. Н. Бенуа и стал одним из учредителей объединения «Мир искусства», а в 1912—1916 годах входил в его комитет.

В период Первой мировой войны был мобилизован в чине прапорщика артиллерии и участвовал в военных действиях в Карпатах в качестве адъютанта генерала Радко Дмитриева; был дважды контужен, награждён золотым оружием.

В июне 1917 года по ходатайству ряда видных московских деятелей культуры был в числе 23 художников освобождён от воинской повинности и демобилизован. В 1918 году выехал в Ялту, где работал председателем Комиссии по охране художественных сокровищ Крыма, в которую входили С. К. Маковский, И. Я. Билибин, М. А. Волошин, Д. В. Айналов, С. Елпатьевский и другие.

В эмиграции

В 1920 году эмигрировал сначала в Софию, где его мастерскую посещал царь Борис, а с 1921 по 1922 годы работал в Берлине. В ноябре 1921 года стал одним из учредителей Дома искусств.

В 1923 году переселился в Париж, где его мастерскую на площади Сорбонны, 3-бис, посещали Поль Валери, Райнер Мария Рильке, Андре Моруа. В этот период совместно с Н. С. Гончаровой оформил в театре Vieux-Colombier[en] спектакль марионеток «Театр деревянных комедиантов» (постановка Ю. Л. Сазоновой-Слонимской и М. Ф. Ларионова, музыка Н. Н. Черепнина, 1924). Создал декорации и костюмы к спектаклю «Принцесса Карем» Лессажа (1925).

В 1925 году побывал в Америке, а позднее путешествовал по Италии, Испании, Голландии и Германии. С 1929 по 1930 году преподавал в Русской академии Т. Л. Сухотиной-Толстой. В 1931 году стал членом правления Союза деятелей русского искусства во Франции, а с 1933 года — членом секции художников, созданной при союзе. Одним из его учеником в Париже являлся Леонид Успенский. В работах 1930-х годов преобладали портреты (А. Н. Бенуа, Н. А. Тэффи, Т. Л. Сухотина-Толстая, Ф. И. Шаляпин). В 1938 году французское правительство приобрело его автопортрет. Также неоднократно жертвовал свои картины для благотворительных лотерей в пользу Комитета помощи русским писателям и ученым, Московского землячества, Союза бывших деятелей русского судебного ведомства и др.

С 1940 по 1942 году проживал в Биаррице, где выполнил серию рисунков «Разрушения и бедствия войны» и участвовал в групповых выставках. В 1942 году вновь вернулся в Париж, где много работал и исполнил ряд автопортретов. В 1949 году был членом Комитета по организации мемориальной выставки М. Д. Рябушинской, а в 1958 году членом Комитета по сбору средств на издание биографии К. А. Коровина, членом Общества охранения русских культурных ценностей.

Скончался 26 декабря 1962 года в госпитале Кошен в Париже и похоронен на кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа. После смерти художника почитательница его таланта Л. Панаева отправила его картины в Москву. С 1986 года работы экспонируются на выставках в Москве и Петербурге. Представлен в собраниях ГРМ, ГТГ, музеях Парижа, Белграда, Софии, Праги и Мальмё. Архив художника хранится у его внучки Е. Миллиоти в Москве.

Семья

  • Брат — Милиоти, Василий Дмитриевич (1875, Москва — 1943, Москва) — российский художник
  • Сын — Миллиоти Павел Николаевич
    • Внучка — Миллиоти (Ванина) Наталья Павловна (род. 26 мая 1941, Москва), муж — Ванин Евгений Николаевич, майор медицинской службы, дочь — Ванина (Солодовник) Оксана Евгеньевна (род. 19 октября 1973)
  • Сын — Миллиоти Юрий Николаевич

Выставки

Персональные
  • 1907 — в Обществе свободного искусства в Брюсселе
  • 1920 — в Ялте, в Крыму
  • 1929 — в парижской галерее W. Hirshman (июнь)
  • 1930 — в парижской галерее W. Hirshman (май)
  • 1931 — в парижской галерее W. Hirshman (июль)
  • 1938 — в парижской галерее J. Charpentier (май)
  • 1949 — Биарриц, Франция
Групповые
  • 1905—1907 — Выставка Союза русских художников (член союза в 1904—1910)
  • 1905 — Выставка Нового общества художников (СПб.)
  • 1906 — «Мир искусства» (СПб.)
  • 1906 — Выставка русского искусства в Осеннем салоне в Париже (был избран членом Осеннего салона)
  • 1907 — «Голубая роза» (Москва, с 18 марта)
  • 1908 — «Венок» (СПб.)
  • 1908 — 1-я выставка современных русских художников в Вене
  • 1909 — «Салон» С. К. Маковского (СПб.)
  • 1910 — Международная выставка в Брюсселе (получил Почетную медаль)
  • 1911 — объединения «Мир искусства»
  • 1912 — объединения «Мир искусства»
  • 1918 — «Искусство в Крыму» (октябрь, Ялта, Крым)
  • 1921 — «Мир искусства» (Осенний сало)
  • 1921 — выставках русских художников в Париже (Devambez)
  • 1922 — 1-я Русская художественная выставка в Берлине
  • 1927 — «Мир искусства» (Bernheim-Jeune)
  • 1928 — выставках русских художников в Бирмингеме
  • 1928 — выставках русских художников в Брюсселе
  • 1928 — выставках русских художников в Париже (Quatre-Chemins)
  • 1929 — выставках русских художников в Париже (V. Girchman, июль)
  • 1929 — выставках русских художников в Копенгагене
  • 1930 — «Мир искусства» (V. Girchman, январь)
  • 1930 — выставках русских художников в Белграде
  • 1931 — выставках русских художников в Париже (d’Alignan)
  • 1932 — выставках русских художников в Париже (La Renaissance)
  • 1935 — выставках русских художников в Лондоне
  • 1935 — выставках русских художников в Праге

Библиография

  • Памяти Н. Н. Сапунова: Беседа с Н. Д. Милиоти // Голос Москвы. 1912. 17 июня.
  • Анкета о живописи // Числа. 1931. Кн. 5. С. 291—292.

Напишите отзыв о статье "Милиоти, Николай Дмитриевич"

Литература

  • Мастера «Голубой розы»: Каталог выставки / Вступ. ст. В. Мидлера. М., 1925.
  • Бенуа А. Н. Выставка Миллиоти // Последние новости (Париж). 1938. 12 мая (№ 6255).
  • В. Ф. Зеелер. Выставка Н. Д. Миллиоти // Иллюстрированная Россия. 1938. 4 июня.
  • [Некролог] // Новое русское слово (Нью-Йорк). 1963. 4 янв.
  • Символизм в России. ГРМ: Каталог выставки / Вступ. ст. В. Круглова, Е. Петиновой и Е. Карповой. СПб., 1996.
  • Берберова Н. Курсив мой: Автобиография. М., 1996. С. 724 (указ.).
  • Поплавский Б. Неизданное: Дневники. Статьи. Стихи. Письма. М., 1996.
  • Миллиоти Е. Дедушкин Париж // Мир музея. 2002. № 3. С. 57-63.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Милиоти, Николай Дмитриевич

– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.