Миллер, Борис Всеволодович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Борис Всеволодович Миллер

Бори́с Все́володович Ми́ллер (31 октября (12 ноября) 1877, Москва — 6 августа 1956, Москва) — советский иранист. Профессор (1935), доктор филологических наук (1939).





Биография

В 1899 году окончил юридический факультет Московского университета, а в 1903 году — Лазаревский институт восточных языков.

В 1903—1917 годах — на дипломатической службе в мусульманских странах.

В советское время был преподавателем Московского института востоковедения, Восточного факультета Военной академии РККА имени М. В. Фрунзе, Московского государственного университета; научный сотрудник Института языкознания АН СССР[1].

Награды

Научное наследие

Будучи студентом, под влиянием своего отца, кавказоведа В. Ф. Миллера, увлёкся этнографией, в результате чего в свет вышли статьи «В Карачае» (1899), «Из области обычного права карачаевцев» (1902).

Автор значительных трудов по иранской филологии, в том числе:

  • Персидско-русский словарь. — М., 1950; 1960.
  • Талышский язык. — М., 1953.
  • "Образцы говора курдов советского Азербайджана, записанные в августе 1933 г. в селе Минкенд, Агбулаг, Бозлу и Каракешиш" (1956)

Напишите отзыв о статье "Миллер, Борис Всеволодович"

Примечания

  1. Густерин П. В. Восточный факультет Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе. — Саарбрюккен: LAP LAMBERT Academic Publishing, 2014. — С. 46. — ISBN 978-3-659-37302-2.

Литература

Ссылки

  • [letopis.msu.ru/peoples/3375 Статья] на сайте «Летопись МГУ»
  • [cyberleninka.ru/article/n/o-konchine-n-f-katanova-pismo-b-v-millera-s-f-oldenburgu О кончине Н. Ф. Катанова] (письмо Б. В. Миллера С. Ф. Ольденбургу)

Отрывок, характеризующий Миллер, Борис Всеволодович

– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.