Миллис, Гарри Элвин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гарри Элвин Миллис
Harry Alvin Millis
Научная сфера:

экономика

Место работы:

Чикагский университет

Гарри Элвин Миллис (англ.  Harry Alvin Millis; 14 мая 1873, Паоли, штат Индиана[en], США — 25 июня 1948, Чикаго, штат Иллинойс, США) — американский экономист, с 1938 года эмерит профессор экономики Чикагского университета, президент Американской экономической ассоциации в 1934 году.



Биография

Гарри родился 14 мая 1873 года в Паоли, штат Индиана[en] в семье Джона (1845—1928) и Марии Брунер Миллис (1845—1920)[1]. Гарри образование получил в Высшей школе Паоли[2].

В 1895 году Миллис получил степень бакалавра искусств, а в 1896 году степень магистра искусств в Индианском университете, был в числе первых выпускников Джона Коммонса. Преподавательскую деятельность начал в 1896—1898 годах в качестве преподавателя социологии, а в 1898—1899 годах в качестве преподавателя экономики в Чикагском университете, где получил степень доктора философии в 1899 году[2].

В 1899—1902 годах Миллис работал библиотекарем в библиотеке имени Джона Крерара[en] в Чикаго. В 1902—1903 годах он был профессором экономики и социологии в университете Арканзаса[en][2]. В 1904—1912 годах преподавал в Стэнфордском университете. В 1912—1916 годах был первым заведующим кафедры экономики Канзасского университета[3]. С 1916 года ассистент профессора Чикагского университета, в 1928—1938 годах заведующий кафедры экономики, и с 1938 года эмерит профессор экономики Чикагского университета. Миллис был членом и президентом в Американской экономической ассоциации в 1934 году, членом Чикагского библиографического общества, и членом научного клуба университета Арканзаса[2].

В 1940—1945 председатель Национального совета по труду.

Семья

В 1901 году Миллис женился на Алисе Мэй Шофф (1870-13.04.1954), у которых родился сын Джон Шофф (22.11.1903-01.01.1988), будущий президент университета Кейс Вестерн Резерв, и две дочери Савилия (род. 1901) и Шарлотта (род. 1906)[4].

Библиография

  • Millis H.A. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=inu.30000119856163;view=1up;seq=9 Pawnbroking as studied in Cincinnati] — Blommington, Ind. Indiana University,1896
  • Millis H.A. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=coo1.ark:/13960/t5m90t31m;view=1up;seq=9 Immigrants in industries] — Washington: Govt. Print. Off., 1911
  • Millis H.A. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=uc1.c070232002;view=1up;seq=14 Japanese and other immigrant races in the Pacific Coast and Rocky Mountain States : in three volumes] — Washington: G.P.O., 1911
  • Millis H.A. [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=nyp.33433081797452;view=1up;seq=9 The Japanese problem in the United States] — New York, The Macmillan company, 1915
  • Millis H.A. [archive.org/details/LaborsCharterOfRights Labor’s Charter of Rights] — Washington: American Federation of Labor, 1935

Напишите отзыв о статье "Миллис, Гарри Элвин"

Примечания

  1. Emmett R.B. [books.google.ru/books?id=Py4br8K1oZcC&pg=PA135&lpg=PA135&dq=Harry+A.+Millis+1934&source=bl&ots=kXBzqa7jzS&sig=TCNS_nXzqwJJ9sFKkgr5Yw8_fwk&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwi7zNzJwbTOAhXmF5oKHf9DA6c4ChDoAQg5MAU#v=onepage&q=Harry%20A.%20Millis%201934&f=false The Chicago Tradition in Economics, 1892-1945] // London: Routledge. — 2002. — Vol. 3. — P. vii-viii. — ISBN 0-415-25425-6.
  2. 1 2 3 4 [www.jstor.org/stable/1010246?seq=1#page_scan_tab_contents Personal Notes] // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. — Jan., 1904. — Vol. 23. — P. 141-142.
  3. O’Leary M. R., O’Leary D.S. [books.google.ru/books?id=xIGZCwAAQBAJ&pg=PT523&lpg=PT523&dq=Harry+Alvin+Millis+Ph.D.+economics+1899&source=bl&ots=fNTfI5uOcC&sig=b1iB3DGmJ6ViK-snKGwBZWxUQxA&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwjz59-ck7TOAhUFkiwKHdzsAzsQ6AEIKzAC#v=onepage&q=Harry%20Alvin%20Millis%20Ph.D.%20economics%201899&f=false The English Professor: Raphael Dorman O’Leary]. — 2016. — ISBN 978-1-4917-7273-7.
  4. The Encyclopedia of Cleveland History [ech.case.edu/cgi/article.pl?id=MJS MILLIS, JOHN SCHOFF].

Отрывок, характеризующий Миллис, Гарри Элвин

Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.