Милославич, Эдуард
| Эдуард Милославич | |
| хорв. Eduard Miloslavić | |
| профессор патологии | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Эдуард Милославич (хорв. Eduard Luco Miloslavić) (1884—1952) — профессор патологии, потомок хорватских эмигрантов в США, родился в Окленде (Калифорния). Его отец Луко приехал из Жупы Дубровачки (в 10 км от Дубровника) в Дубровник в 1878 году. В том же году он женился на Вике Милкович. Несколько лет спустя супружеская пара эмигрировала в США. Вся семья — Луко, Вика, Эдвард и его братья и сестры вернулись в Дубровник в 1889 году.
Милославич изучал медицину в Вене, где он стал профессором патологии. В 1920 году из Университета Маркетт (англ. Marquette University) в Висконсине пришло приглашение занять место заведующего кафедрой патологии, бактериологии и судебной медицины.
В последующие годы «док Мило», как называли его коллеги, положил начало криминальной патологии в США. Как выдающийся специалист он был вовлечен в расследования преступлений, совершённых бандой Аль Капоне. Он был одним из основателей «Международной Академии Судебной Медицины», членом многих американских и европейских научных обществ и академий и вице-президентом Хорватского Братского Союза (англ. Croatian Fraternal Union) в США.
В 1932 году он переехал в Загреб, где он был профессором с докторской степенью на факультете медицины. Также он читал лекции по пасторальной медицине на факультете теологии в Загребе и был известен как горячий противник абортов и эвтаназии. В 1940 году он был избран членом престижного «Судебно-медицинского общества» (англ. Medico-Legal Society) в Лондоне. В 1941 году он стал полным членом (нем. Kaiserlich Leopoldinisch-Carolinische Deutsche Akademie der Naturwissenschaftler) в Германии и был удостоен звания почетного доктора (лат. honoris causa), присужденного ему Венским университетом, где он начал свою научную карьеру.
По его инициативе в 1944 году в Сараево был основан факультет медицины во время Независимого государства Хорватии.
В то время, когда он находился в Загребе в 1943 году, Милославич стал одним из членов международной комиссии, которая была созвана немцами для расследования убийства польских офицеров в катынском лесу. Причём в отличие от остальных, всячески старавшихся уклониться от участия в работе комиссии, Милославич «сам напросился на поездку в Катынь»[1]. Согласно статье, опубликованной в «Веснике» (хорв. Vjesnik) 27 декабря 1992 года, Милославич был заочно приговорён к смерти югославским правительством за его участие в этом расследовании.
В 1944 году он снова уехал в США — в Сент-Луис (штат Миссури), где работал до самой смерти.
Напишите отзыв о статье "Милославич, Эдуард"
Примечания
- ↑ Яжборовская И. С., Яблоков А. Ю., Парсаданова B. C. [katynbooks.narod.ru/ Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях]. — ISBN 5-8243-0197-2.
Ссылки
- www.croatians.com/INVENTIONS-CROATIAN.htm
- www.croatianhistory.net/etf/et22.html
Отрывок, характеризующий Милославич, Эдуард
Брат недоверчиво покачал головой.– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
