Милославские
| Милославские | |
| | |
| Место происхождения: | |
|---|---|
Подданство: | |
 Великое княжество Московское
| |
 Царство Русское
| |
 Российская империя
| |
Милославские — угасший дворянский род, происходящий, по сказаниям родословцев XVII века, от литовского выходца Вячеслава Сигизмундовича, прибывшего в Москву в свите Софии Витовтовны, невесты великого князя Василия Дмитриевича, в 1390 г.
Описание
Его внук Терентий Федорович якобы принял фамилию Милославский. Данило Иванович Милославский был в 1623 г. воеводой в Верхотурье, а затем в Курске (1626). Род Милославских возвысился через брак Марии Ильиничны с царем Алексеем Михайловичем.
Отец её, Илья Данилович († в 1668 г.), был стольником, наместником медынским, посланником в Константинополе (1643) и Голландии (1648), боярином. Иван Андреевич († в 1663 г.) был боярином; Иван Богданович — наместником симбирским (1671) и боярином; брат его Матвей — также боярином.
Боярин Иван Михайлович († в 1685 г.) играл важную роль в событиях первых лет царствования царей Иоанна и Петра Алексеевичей. Фёдор Сергеевич был вице-адмиралом и сенатором (1709—1783). Род Милославских пресёкся в 1791 г.
В 1910 г. Николай II неожиданно принял решение «возродить» род Милославских, позволив старшим из потомков Ивана Андреевича Толстого (1644—1713), чья мать была из Милославских, именовать себя Толстыми-Милославскими.
Известные представители
- Милославский, Иван Богданович (ум. 1681) — боярин, двоюродный брат царицы Марии Милославской.
- Милославский, Иван Михайлович (1635—1685) — окольничий, приближённый царя Фёдора Алексеевича.
- Милославский, Илья Данилович (1595—1668) — боярин, отец царицы Марии Милославской.
- Милославский, Фёдор Сергеевич (1709—1783) — вице-адмирал, сенатор.
См. также
Напишите отзыв о статье "Милославские"
Литература
- [ru.rodovid.org/wk/Род:Милославские Род:Милославские] на Родоводе
- Милославские // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- [www.gdovuezd.ru/miloslavskie.html]
|
Это заготовка статьи о дворянском или купеческом роде. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Милославские
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
