Мильх, Эрхард

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эрхард Мильх
Erhard Milch
Принадлежность

Германская империя Германская империя
Третий рейх Третий рейх

Род войск

артиллерия, авиация

Годы службы

19101920, 19331944

Звание

генерал-фельдмаршал

Сражения/войны

Первая мировая война
Вторая мировая война

Награды и премии
Связи

ближайший помощник Геринга

В отставке

заключённый, промышленный консультант

Эрхард Мильх (нем. Erhard Milch; 30 марта 1892, Вильгельмсхафен, провинция Ганновер — 25 января 1972, Вупперталь) — немецкий военный деятель, генерал-фельдмаршал (19 июля 1940). Заместитель Геринга, генеральный инспектор люфтваффе. Осуждён американским военным трибуналом за военные преступления к пожизненному заключению.





Биография

Детство и юность

Родился 30 марта 1892 в семье аптекарей Антона и Клары Мильх. В 1910 году ему было отказано в зачислении в Императорский военно-морской флот в связи с тем, что его отец был евреем[1]. Однако он поступил фанен-юнкером в артиллерийский полк и в 1911 получил звание лейтенанта.

Первая мировая война и межвоенный период

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В Первую мировую войну служил сначала в артиллерии, с июля 1915 года — в авиации. В августе 1918 года был произведён в капитаны, к окончанию войны — и. о. командира 6-го авиаполка. Награждён Железными крестами 2-й и 1-й степени. Уволен из вооружённых сил в январе 1920 года.

С 1921 году начал работу в авиационной компании «Юнкерс» и в 1928, благодаря своим интригам и жесткости в устранении конкурентов, стал главным исполнительным директором «Люфтганзы». Путём неимоверных усилий он вывел эту компанию в число самых передовых и перспективных в мире. «Люфтганзу» он считал своим детищем и гордился ею.

Став одним из руководителей немецкой авиации, Мильх стал активно доносить на Хуго Юнкерса. В итоге последнего, пацифиста по убеждениям, необоснованно обвинили в государственной измене, но судить не стали в обмен на передачу им своей компании в собственность государства. С конца 1920-х годов Эрхард Мильх был тесно связан с нацистским движением и оказывал услуги финансового и транспортного характера видным деятелям нацистской партии: Гитлеру подарил отличный самолёт, а Герингу каждый месяц переводил 1000 марок из фонда компании.

В Третьем рейхе

С назначением рейхсминистром авиации Геринг начал набирать чиновников в своё новое министерство. Одним из них стал исполнительный директор «Люфтганзы» Эрхард Мильх. Именно его Геринг планировал назначить на должность министерского статс-секретаря, фактически — заместителем рейхсминистра, чтобы он занялся организацией возрождаемых Люфтваффе.

Между Мильхом и Герингом не существовало близких отношений, так как во время Первой мировой войны их пути не пересекались, и Мильх не находился под впечатлением от подвигов Геринга. Для Мильха Геринг был просто одним из политиков, которого он субсидировал деньгами «Люфтганзы» ради защиты интересов компании в рейхстаге.

28 января 1933 года Геринг отправился к Мильху домой, чтобы сделать ему предложение занять пост статс-секретаря министерства авиации, Мильх не принял никакого однозначного решения, так как ему трудно пойти работать к человеку, которому он сам прежде платил. Чтобы добиться своего, Герингу пришлось действовать жёстко — он привез Мильха к самому Гитлеру, который сказал: «Я не знаю вас слишком хорошо, но вы человек, который смыслит в своем деле, а у нас в партии имеется совсем мало людей, которые разбираются в авиации так же, как вы. Вы должны пойти на эту работу. Речь идёт не о деле партии. Речь идет о деле Германии — и для Германии необходимо, чтобы вы взялись за выполнение этой задачи». Как впоследствии признался сам Мильх, только после этих слов фюрера он решил дать своё согласие на назначение[2].

Когда впервые встал вопрос о назначении министерского статс-секретаря, в кабинет к Герингу прибыл начальник тайной полиции Рудольф Дильс с досье Мильха. Тайная полиция собирала информацию по всем чиновникам, промышленникам и финансистам. Из досье следовало: мать — арийка, отец — еврей. Следовательно в глазах нацистов Мильх — еврей.

Согласно расовым принципам нацистской партии, Мильх не только не мог быть секретарём у Геринга, он более не должен был руководить национальной авиакомпанией. Но всё было не так однозначно, если в этом был заинтересован сам Геринг, который заявил: «Я сам буду решать, кто здесь еврей, а кто нет.»

Стараниями Геринга «расовая неполноценность» Мильха была кое-как прикрыта. В Берлин была вызвана мать Мильха, которую уговорили ради сына оговорить себя и опозорить мужа — у нотариуса было оформлено заявление, что во время своего замужества она имела тайную связь с арийцем — бароном Германом фон Биром. Геринг по этому поводу шутил: «Раз уж мы собираемся отнять у него настоящего отца, то пусть хотя бы взамен получит аристократа». Настоящее свидетельство о рождении было изъято и вместо него подложено новое с указанием фон Бира в качестве отца[2].

Мильх с 1933 года за 5 лет прошёл карьерный путь от полковника до генерал-полковника.

15 ноября 1941 года в Берлине застрелился начальник Технического управления министерства авиации Эрнст Удет. Занявший его место Мильх, показал себя очень талантливым организатором, однако аннулировал предыдущие в целом неудачные проекты разработок новых революционных типов самолётов и сделал ставку на старые, но надёжные и проверенные Me-110, Me-109, Ju-88 и He-111. Он сумел значительно поднять производственные показатели авиационной промышленности, и к 1944 году производство одних только одномоторных истребителей в Германии, стремящейся противостоять стратегическим бомбардировкам союзников, достигло невероятной цифры 23 805 самолётов (в СССР в том же году — 16 703). Во многом благодаря ему Люфтваффе оставалось грозным противником в воздухе до самого конца войны.

Фактически Мильх был самым деятельным человеком в Люфтваффе за всю войну, однако его попытки сместить Геринга успехом не увенчались даже после провала снабжения по воздуху 6-й армии Паулюса, окруженной под Сталинградом в конце 1942 года. Однако Гитлер, прекрасно понимая, кто из них больше делает для Люфтваффе, сменить Геринга отказался. Причину этого ему по-дружески объяснил Роберт Лей: «Уймись, Геринга тебе не спихнуть. Он хоть и дутая фигура, но блестит, как медный таз. А ты, дружище, уж извини, фигура не для фасада».

Мильх вовремя не организовал производство реактивных бомбардировщиков и по требованию Гитлера 21 июня 1944 года вынужден был подать в отставку.

Вскоре после этого он попал в серьёзную автокатастрофу и на 3 месяца оказался в больнице. Ходили слухи, что авария была подстроена, однако сам Мильх в это не верил. Вскоре Гитлер снова предложил ему целый ряд неплохих должностей, но Мильх отказался, поскольку весной 1945 года перспектив ни для рейха, ни для себя уже не видел.

4 мая 1945 года он был арестован англичанами в замке Зихерхаген на побережье Балтийского моря. Он был застигнут врасплох и даже пытался отбиваться от солдат своим маршальским жезлом.

После войны

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Во время Нюрнбергского процесса он содержался в лагере Дахау, выступал свидетелем на процессе, был одним из самых яростных защитников Геринга. В 1947 году его судили (один из последующих Нюрнбергских процессов, на котором он был единственным обвиняемым за причастность к депортации иностранных рабочих) и приговорили к пожизненному заключению. В 1951 году срок сократили до 15 лет, а к 1955 году — досрочно освободили.

В дальнейшем работал промышленным консультантом, более не занимаясь какой-либо политической или военной деятельностью. Незадолго до смерти ему вернули маршальский жезл, отобранный при аресте. Эрхард Мильх умер в немецком городе Вупперталь на 80-м году жизни.

Воинские звания

  • 24 марта 1934 - генерал-майор (почетное звание, сухопутные войска)
  • 28 марта 1935 - генерал-лейтенант (почетное звание, сухопутные войска)
  • 30 января 1936 - генерал авиации (почетное звание, ВВС)
  • 20 апреля 1936 - генерал авиации (старшинство с 1 апреля 1936)
  • 1 ноября 1938 - генерал-полковник
  • 19 июля 1940 - генерал-фельдмаршал

Напишите отзыв о статье "Мильх, Эрхард"

Примечания

  1. [militera.lib.ru/bio/mitcham_mueller/05.html Митчем С., Мюллер Дж. Командиры Третьего рейха]
  2. 1 2 Г. Гротов. Рейхсмаршал Геринг. — М.: «Вече», 2005. — С. 234—236. — ISBN 5-9533-0577-X.

Литература

  • Съянова Е. Десятка из колоды Гитлера. — М.: Время, 2005. — ISBN 5-9691-0010-2.
  • Элмхерст Т. Подлинная история Люфтваффе / Пер. П. Смирнова. — М.: Яуза, 2006.
  • Гротов Г. Рейхсмаршал Геринг. — М.: Вече, 2005. — ISBN 5-9533-0577-X.
  • Митчем С., Мюллер Дж. Командиры Третьего рейха. — Смоленск: Русич, 1995. — 480 с. — (Тирания). — 10 000 экз. — ISBN 5-88590-287-9.

Отрывок, характеризующий Мильх, Эрхард

Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.