Милютин, Николай Александрович

Николай Александрович Милютин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Заместитель наркома социального обеспечения РСФСР
1921 — 1924
Нарком финансов РСФСР
декабрь 1924 — декабрь 1929
Глава правительства:	Алексей Иванович Рыков
Предшественник:	Мирон Константинович Владимиров
Преемник:	Варвара Николаевна Яковлева
Председатель Малого СНК РСФСР
с 1929
Рождение:	8 декабря 1889(1889-12-08) Санкт-Петербург, Российская империя
Смерть:	15 октября 1942(1942-10-15) (52 года) Москва, СССР
Дети:	Милютина-Рапопорт Екатерина Николаевна
Партия:	РСДРП / ВКП(б)
Образование:	Московский архитектурный институт
Деятельность:	архитектор

Никола́й Алекса́ндрович Милю́тин (8 декабря 1889, Санкт-Петербург — 5 октября 1942, Москва) — российский революционер, советский государственный деятель, архитектор и теоретик градостроительства.

Биография

Отец Милютина Александр Петрович был рыбопромышленником, владевшим в Астрахани рыболовецкой флотилией, а в Петербурге на Невском проспекте рыбными магазинами. Александр Петрович был хорошо образован - любил и знал живопись, музыку, говорил по-французски и по-немецки. Как пишет сам Николай Милютин в автобиографии середины 1930-х годов, отец его был «крестьянин-рыбак, а мать из старообрядческой кулацкой семьи». О дворянском происхождении отца и о дальнем родстве с известным в русской истории родом Милютиных Николай Милютин здесь умолчал. У Николая Милютина были три брата (Иван, Михаил и Яков) и три сестры (Анна, Зинаида и Лидия).

Окончил начальную школу, затем учился в воскресной школе Барташевича, одновременно работал рыбном магазине. В 1907—1909 гг. учился на архитектурном факультете Вольного политехникума в Петербурге. В 1907 году примкнул к революционному движению, в 1908 году вступил в РСДРП, большевик. С 1909 года продолжал обучение в училище барона Штиглица на живописном факультете.

В 1910 г. работал в Российском транспортном и страховом обществе, занимался больничным страхованием рабочих. В 1912 году его избрали делегатом профсоюза конторщиков. В 1913 году он стал членом правления союза торгово-промышленных служащих. В 1914—1915 годах — секретарь больничной кассы Путиловского завода. В 1916 году призван в армию и направлен офицером в 308-ю пешую дружину, где продолжал революционную работу.

В 1917 году активно участвовал в Февральской революции, член Петроградского совета. В июльские дни 1917 г. за участие в вооружённом выступлении был приговорен судом к расстрелу, но освобожден своей ротой. При ликвидации «корниловского мятежа» командовал Красной Гвардией Московско-Нарвского района, руководил обороной на подступах к Петрограду. Во время Октябрьского вооружённого восстания руководил отрядом Красной гвардии, участвовал в штурме Зимнего дворца. В декабре 1917 г. был избран председателем общегородской больничной кассы, одновременно состоял в исполкоме Петросовета и Петрогубпрофсовета.

С 1918 года член коллегии Наркомата труда РСФСР и член Малого СНК. В 1920—1921 годах чрезвычайный уполномоченный ВЦИК и СТО по Орловской и Воронежской губернии и заместитель наркомпрода УССР. Участвовал в военных операциях против крестьянских восстаний Антонова и Махно.

С марта 1921 года заместитель наркома социального обеспечения РСФСР.

С декабря 1924 года нарком финансов РСФСР. В качестве наркома Милютин заказал проект жилого дома для сотрудников наркомата — Дом Наркомфина, ставший из самых известных памятников советской конструктивистской архитектуры. В 1929 году председатель Малого СНК РСФСР. В 1930-м от работы в Совнаркоме СССР и РСФСР был отстранён А. И. Рыкова, который Милютину покровительствовал. В результате Милютин уходит из Малого Совнаркома.
С 1930 года заместитель наркома просвещения РСФСР.

В начале 1930-х годов опубликовал книгу «Соцгород» и ряд статей, посвященных теоретическим вопросам архитектуры и градостроительства, был редактором журнала «Советская архитектура» (1931—1934). С января 1930 года проектирование индивидуальных квартир в качестве массового рабочего жилья было практически официально запрещено. С конца 1929 года разворачивается интенсивное конкурсное и заказное проектирование целого ряда «соцгородов» — в Магнитогорске, Сталинграде, Нижнем Новгороде, Кузнецке и т. д. Всюду рабочее жилье проектируется в виде жилкомбинатов с обобществлённым бытом. Исключение — проекты группы Стройкома РСФСР под руководством Гинзбурга.

После выхода первого номера за 1934 год журнал «Советская архитектура» был закрыт, Милютин был назначен начальником Управления кинофикации РСФСР, положение о котором было утверждено СНК РСФСР 10 марта 1934 года.

В январе-феврале 1935 года Милютин читает лекции по истории искусств студентам Ленинградской академии художеств.

В 1937 году освобождён от занимаемых постов, но не был арестован. Забыли только «замнаркомфина», каковым он оставался до самой смерти, ждет ареста. По воспоминаниям его близких, спал Милютин в это время с пистолетом под подушкой, вероятно, не желая в случае ареста сдаваться живым. Но Сталин почему-то не давал команды на его арест, а ЦК, видимо, не знал, что делать с номенклатурным работником его ранга.

В 1938 году Милютин был назначен («утвержден общим собранием Академии Наук СССР», как пишет он в неопубликованной автобиографии) директором Института экономики. Но на работе он практически не появлялся.

В 1939 году Н. Милютин был назначен художественным руководителем строительства Дворца Советов. В 1940 году с отличием закончил Московский архитектурный институт, в котором учился экстерном с 1935 года. Руководитель его диплома — Моисей Гинзбург. Сам диплом — здание художественных мастерских строительства Дворца Советов — сделан в стиле дворцовой эклектики, над которой так зло издевался Николай Милютин десять лет назад. Получив диплом, Н. Милютин вступает в Союз архитекторов, становится заместителем главного архитектора Дворца Советов Бориса Иофана и начальником проектной мастерской строительства Дворца Советов.

В 1941 году, после начала Великой Отечественной войны, в составе Управления строительства ДС был эвакуирован в Свердловск. В мае 1942 г. ВАК разрешает Н. А. Милютину без экзаменов защитить кандидатскую диссертацию на тему «Марксистская теория социалистического расселения». Ходатайство об этом подписано архитекторами Г. Бархиным, А. Иваницким и Г. Красиным. Но защитить диссертацию Милютин не успел. Вернувшись в Москву, умер в Кремлёвской больнице от рака желудка 4 октября 1942 года.

Вклад в архитектуру и теорию градостроительства

Новый тип жилища

В середине 1920-х годов Милютин начал изучать архитектуру. Он стал приверженцем архитектуры в её конструктивистском варианте и сторонником Корбюзье. Из различных архитектурных группировок того времени ему были наиболее близки взгляды ОСА (Объединения современных архитекторов), с лидером этой группы М. Я. Гинзбургом они стали близкими друзьями. Выступал в качестве заказчика Дома Наркомфина, в проекте которого должны были быть найдены архитектурные решения для социальных и политических задач, поставленных советской властью. Проектным заданием Н. А. Милютин определил функциональные характеристики будущего здания, именовавшегося в проектной документации 2-м домом СНК (1-й дом СНК — Дом на набережной).

Милютин считал, что старая система квартир, где каждая семья самостоятельно занималась своим бытом, не отвечает эффективно потребностям индустриализации советского государства. Предложенные им проекты представляли собой коммунальные дома с минимальными, но комфортабельными жилыми ячейками на одного человека, а также полным комплектом социального обслуживания. Милютин спроектировал конкретные типы зданий, в частности два варианта трёхэтажного жилого блока на 400—800 человек, оборудованного столовыми, библиотеками и другими коммунальными службами.

Как пишет в своей книге Дмитрий Хмельницкий, исследователь творческого наследия Николая Милютина: «Нет оснований полагать, что Милютин до своего смещения с поста Наркомфина РСФСР летом 1929 года был сторонником обобществления быта и противником семейных квартир. Он дружил с Гинзбургом, находился под его творческим влиянием. Дом Наркомфина, который в тот момент достраивался, имел в проекте помещения для коммунального обслуживания, но состоял хоть из маленьких, но семейных ячеек. В Стройкоме РСФСР Гинзбург под явным покровительством Милютина занимался разработкой минимальных жилых ячеек на одну семью, видя именно в них путь решения жилищной проблемы. Не приходится сомневаться в том, что Гинзбург и небольшая группа его сотрудников в Стройкоме были открытыми противниками коммунального жилья по версии Сабсовича».

Д. Хмельницкий дает ключ к пониманию причин удаления Н. Милютина из архитектуры и последующего ожидания им ареста: «Эпопея с „домами-коммунами“ Сабсовича и Милютина была уникальной попыткой партийных функционеров среднего ранга привязать реальное архитектурное проектирование к официальной идеологии. Эта попытка дорого обошлась обоим энтузиастам. Однако сама идея „обобществления быта“ не была запрещена, наоборот, она последовательно проводилась в жизнь с конца 1920-х по середину 1950-х годов. Но реализовывалась она не в виде каменных благоустроенных общежитий, а в виде коммунальных деревянных бараков».

С 1931 по 1934 год Милютин работал ответственным редактором журнала «Советская архитектура», одной из задач которого был анализ основных тенденций в современной архитектуре. На страницах журнала им была опубликована серия статей под заголовком «Основные вопросы теории советской архитектуры». Там же он публиковал и свои архитектурные проекты, из которых был реализован только один — студенческое общежитие в Москве, это строение не сохранилось.

Линейный город

Концепция градостроительства Милютина, изложенная в общих чертах в его книге «Соцгород» (Социалистический Город), была внешне похожа на более ранний проект дезурбанистического линейного города, выдвинутый Михаилом Охитовичем. В отличие от проекта Охитовича, линейный город которого заканчивался индустриальными центрами и таким образом был ограничен в росте, концепция Милютина позволяла обеспечить фактически неограниченный линейный рост. Милютин как экономист очень хорошо знал о стоимости строительства и нехватке фондов в период ускоренной индустриализации, и тщательно взвешивал затраты и преимущества доступных сценариев роста.

Его концепция была основана на децентрализации промышленности, которая должна была распространяться в виде тонкой линии вдоль маршрута железнодорожной магистрали, в идеале — согласно естественному потоку производства от сырьевых поставок до готовых изделий (Милютин ориентировался на гигантские заводы с поточным производством, такие как ГАЗ или СТЗ). Жилая зона, отделенная от промышленной зоны полосой парка, развивалась бы одновременно, и в идеале жители будут селиться непосредственно напротив своего места работы, избавляясь от необходимости использования личного или общественного транспорта. Другим отличием от идеи линейного города было отсутствие требования строить жилье непрерывной полосой. Напротив, Милютин предложил менее дорогую модель первоначально изолированного распространения центров жилья вдоль главной линии, которые могли бы, в конечном счёте, слиться в непрерывный пояс жилья.

О Милютине Н. А

Хмельницкий, Дмитрий Сергеевич — архитектор, исследователь творческого наследия Милютина, автор предисловия ко второму изданию книги «Соцгород» Николая Милютина:

Николай Милютин – фигура в историческом плане необыкновенно интересная и, несомненно, трагическая. Впрочем, при всем трагизме его жизненного пути, в одном ему здорово повезло. Он умер сам и на свободе, хотя принадлежал к тому поколению старых большевиков, которое было уничтожено практически целиком. Милютин уцелел чудом, несмотря на то, что иногда позволял себе гораздо больше, чем это было допустимо для выживания в сталинскую эпоху. Почему Сталин не ликвидировал его – непонятно. Милютин был, наверное, единственным относительно высокопоставленным (до поры до времени) функционером большевистского руководства, оставившим яркий след в мировой культуре. Функционером, чья личность и чьё творчество не исчерпывались его функцией партийно-советского руководителя.

Семья

Внешние изображения
	[1.bp.blogspot.com/_3Lvt7w1dCdE/TGRCdB1CCZI/AAAAAAAAA8I/FQDWAan39dg/s1600/Kathy+Rapoport-Milyutina.JPG Екатерина Милютина-Рапопорт Kathy Rapoport-Milyutina на экспозиции своих картин, август 2010. Cresskill, NJ.]

• Первым браком женат на Анне Васильевне Карповой (Милютиной), с которой познакомился в 1915 году во время работы в больничной кассе фабрики «Скороход». Брак был бездетный.
• Вторым браком (предположительно был оформлен в 1934 году) был женат на Дине Матвеевне (Матусовне) Майберг (Милютиной), годы жизни 1904—1976. Дочь Екатерина 1936 года рождения.

В 1928—1930 гг. проживал в Доме Госстраха по адресу Малая Бронная улица, дом 21/13. Его соседом по Дому Госстраха был Моисей Гинзбург, архитектор этого дома.
В 1931—1941 гг. — проживал с семьей в пентхаусе дома Наркомфина по адресу Новинский бульвар, дом 25, корпус Б.

Из прямых потомков Николая Милютина, его дочь Екатерина Николаевна Милютина-Рапопорт в 1980 году вместе с мужем Виталием Рапопортом и двумя сыновьями эмигрировала в США, забрав с собой выполненную по проектам Николая Александровича мебель и картины. Выпустила в 2013 году книгу-воспоминание «Архитектор Николай Милютин. Мы наш, мы новый мир построим». В США небольшим тиражом выпустила книгу об отце «Человек Ренессанса», ныне ставшую библиографической редкостью.

В 1929 году 30 января, родился внебрачный сын от Попкович Евгении Романовны, Руслан.

Сочинения

• Милютин Н. А.  Соцгород. Проблемы строительства социалистических городов: Основные вопросы рациональной планировки и строительства населённых пунктов СССР. — М.; Л.: ГИЗ, 1930.
• Милютин Н. Основные вопросы теории советской архитектуры // Советская архитектура. — 1933. — № 5.

Литература

• Бочаров Ю. П., Хан-Магомедов С. О. Николай Милютин. — М.: Архитектура-С, 2007. — 79 с. — (Творцы русского классического художественного авангарда).
• Толстов И. Н. А. Милютин // Герои Октября. — Л., 1967. — Т. 2.
• Хмельницкий Д. С. [www.archi.ru/lib/publication.html?id=1850569826&fl=5&sl=1 «Соцгород» Николая Милютина в контексте советской истории] // Милютин Н. А. Соцгород. — Берлин: DOM Publishers, 2008.
• Овсянникова Е. Б. Милютин Николай Александрович // Энциклопедия русского авангарда: Изобразительное искусство. Архитектура / Авторы-составители В. И. Ракитин, А. Д. Сарабьянов; Научный редактор А. Д. Сарабьянов. — М.: RA, Global Expert & Service Team, 2013. — Т. II: Биографии. Л—Я. — С. 134—135. — ISBN 978-5-902801-11-5.
• Е. Н. Милютина. Человек ренессанса. RMCS Publisher, 2nd edition, 2015. — 304 pp. ISBN 9781329020672

Ссылки

• Милютин Николай Александрович — статья из Большой советской энциклопедии.
• [narkomfin.ru/Rus/Narkomfin/Patrons/Milyutin.aspx Клементина Сесил. Н. А. Милютин]

Отрывок, характеризующий Милютин, Николай Александрович

– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.