Мимика

Ми́мика (от др.-греч. μῑμέομαι — подражать) — «выразительные движения мышц лица, являющиеся одной из форм проявления тех или иных чувств человека» или «движения мускулатуры в координированных комплексах, отражающие разнообразные психические состояния человека» (Л. М. Сухаребский, 1966). «Приблизительно такая же формулировка последней приведена в Большой медицинской энциклопедии, но вместо «отражающие» употребляется «отвечающие различным психическим состояниям». Следует заметить, что в этих определениях делается акцент на отражательную функцию мимики, на её соответствие состоянию психики. Физическое состояние организма, по-видимому, объединяется при этом с психическим, что вряд ли можно считать справедливым <...> К тому же важным элементом мимики является взор, зависящий от величины зрачка, цвета радужки, блеска роговицы, которые не управляются соматическими мышцами». В определении же Большой советской энциклопедии указываются лишь «чувства» как часть эмоциональных процессов, тогда как правильнее было бы указывать множество форм переживаний в виде «эмоциональных состояниий человека», объясняющее значение термина с психофизиологической точки зрения. Помимо прочего, с патологической точки зрения, в определении слова «мимика» важно учесть соматические процессы, т. к. лицо по утверждению Гиппократа — это первый показатель состояния пациента, по которому можно судить о состоянии здоровья и выявить «целый ряд заболеваний внутренних органов, которое обусловливает появление вполне своеобразных мимов <...>» (Воробьев В. П.). С художественной и театральной же точек зрения, мимика — это уменье или способность произвольно пользоваться такими движениями мышц, которое можно назвать «искусством выражать чувства и настроения<...>», «путём жестов, поз и различных выражений лица (мин)». К примеру, в термине начала XX в. из словаря иностранных слов вошедших в русский язык, под редакцией Павленкова, было примерное и неполное объединение сегодняшних определений мимики, которое было следующим:

«Движение мышц, соответствующее работе мозга. Но это движение может быть произведено искусственно, как для достижения сходства с кем-либо (физиономисты), так и для большей выразительности высказываемой мысли (театральная мимика)».

В целом, «как видно, наиболее точного определения мимики еще не имеется». Мимика относится к выразительным движениям и является одним из звеньев в цепи различных форм и способов общения между людьми, так и между представителями животного мира при биокоммуникации. При этом мимические, в том числе и телесные, проявления принято называть эмоциональной экспрессией, которые рассматриваются как главные определяющие компоненты эмоций. В обиходе же мимику называют «языком чувств», лицевой экспрессией или эксперессией, выражением эмоций или просто выразительностью.

Основы понимания мимики

Этимология

О происхождении термина «мимика» ничего неизвестно. Однако, по утверждению И. А. Сикорского (1904), раньше сформировалось понятие «физиогномика», а «впослѣдствiи установился и другой терминъ: «мимика», «мимическiй», отъ слова: μιμοζ = подражатель, актеръ <...> Такимъ образомъ, терминъ: «мимическiй» имеѣтъ иное значенiе, чѣмъ терминъ: «физiогномическiй»; но эта разница не принималась въ разсчетъ въ словоупотребленiи».

Эмоциональное выражение лица как предмет мимики

Внешние изображения
	[www.psychologos.ru/images/e/eb/Raznoobrazie_emociy.gif Для каждого человека способы мимического выражения в значительной степени всегда останутся индивидуальными.]
	«У большинства животных лицо — устойчивая маска, но уже у приматов мы видим большее разнообразие лицевых экспрессий(Redican, 1982)». Так, к примеру, у шимпанзе ученые выделяют 8 типических выражений. ([www.kohts.ru/ladygina-kohts_n.n./ichc/html/images/html/table7.jpg Рис.])

Мимика лица человека, с точки зрения невербальной психологии, очень ценный источник информации. По ней мы можем определить, какие эмоции испытывает человек (гнев, страх, грусть, горе, отвращение, радость, удовлетворение, удивление, презрение), а также силу их проявления. Но несмотря на выразительность лица человека, именно оно часто вводит нас в заблуждение. Тем не менее, выразительность, выражение или мимика лица и внутренние переживания человека очень тяжело отделить друг от друга, отчего его концепция включает в себя следующие компоненты:

• обозначаемое (десигнат) — основная характеристика воспринимаемой личности;
• обозначение — визуальная конфигурация, которая представляет эту характеристику;
• средства — физические основы и проявления (кожа, мышцы, морщины, линии, пятна и др.);
• интерпретация — индивидуальные особенности восприятия, с чем необходимо быть осторожным и внимательным, так как от рождения мы привыкаем к шаблонам и стереотипам поведения, где формальная улыбка или наоборот выражение грусти становятся частью повседневной жизни.

Мышцы и топографические области головы

Особенности мимических мышц:
1) прикрепляются к коже
2) располагаются поверхностно, под кожей
3) не покрыты подкожной фасцией
4) сосредоточены вокруг естественных отверстий черепа

Филогенез и онтогенез в формировании мимики

Культурно обусловленные различия в мимике

В разных культурных и этнических группах мимика может выражать различные значения, несмотря на то, что многие проявления мимики являются универсальными. В этнографии это тесно взаимосвязано с «культурой» народа (племени), которая состоит из системы многих характерных особенностей, в частности, способа коммуникации (язык, жесты, мимика).

Историческая справка научных исследований

С давних пор человечество знакомо с физиогномикой. «Физиогномика — это исследование устойчивых соматических конфигураций как отличительных признаков сферы психического. Мимика — это исследование соматических движений как проявлений психической жизни. В физиогномике отсутствует принцип, обеспечивающий понятность отношения между телом и душой и способный служить нам в качестве методически надежного критерия. Что касается мимики, то здесь такой принцип присутствует. В отличие от физиогномики, мимика является областью интуиций, которые вполне можно обсуждать с научных позиций». Первое правильное объяснение связи между стабильным выражением лица и повторными движениями мимической мускулатуры, сделал Леонардо да Винчи. Для своих исследований в области физиогномики, он выбирал людей старых, так как их морщины и изменения черт лица говорили о пережитых ими страданиях и чувствах.

Методологические основы идентификации выражения лица

Параметры анализа

Лицо является важнейшей характеристикой физического облика человека. «Благодаря кортикальному контролю человек может управлять каждым отдельным мускулом своего лица. Корковое управление внешними компонентами эмоций особенно интенсивно развилось по отношению к мимике. Это определяется, как отмечает П. К. Анохин, её приспособительными особенностями и ролью в человеческом общении. Социальное подражание, как одно из условий развития мимики, возможно именно за счет её произвольной регуляции. В целом социализация мимики осуществляется как использование органических проявлений для воздействия на партнера и как преобразование эмоциональных реакций адекватно ситуации. Общество может поощрять выражение одних эмоций и порицать другие, может создавать «язык» мимики, обогащающий спонтанные выразительные движения. В связи с этим мы говорим об универсальных или специфических мимических знаках, оконвенциальных или спонтанных выражениях лица. Обычно мимику анализируют:

• по линии её произвольных и непроизвольных компонентов;
• на основе её физиологических параметров (тонус, сила, комбинация мышечных сокращений, симметрия — асимметрия, динамика, амплитуда);
• в социальном и социально-психологическом плане (межкультурные типы выражений, выражения, принадлежащие определенной культуре, выражения принятые в социальной группе, индивидуальный стиль выражения);
• в феноменологическом плане («топография мимического поля»): фрагментарный, дифференциальный и целостный анализ мимики;
• в терминах тех психических явлений, которым данные мимические знаки соответствуют.

Можно так же осуществлять анализ мимики, исходя из тех впечатлений-эталонов, которые формируются в процессе восприятия человеком мимических картин, окружающих людей. Актуальные образы-эталоны включают признаки, которые не только характеризуют модель, но являются достаточными для её опознания»..

Методы диагностики эмоций по лицевой экспрессии

Методика Э. Боринга и Э. Титченера

Первые попытки создания методики для определения умений распознавать эмоции по лицевой экспрессии были предприняты Э. Борингом и Э. Титченером, использовавшими схематические рисунки, созданные в 1859 году немецким анатомом Т. Пидеритом (цит. по: Woodworth, Schlosberg, 1955, с. 113). Они создали взаимозаменяемые изображения отдельных частей лица и, комбинируя их, получили 360 схем мимического выражения, которые предъявлялись испытуемым. Однако процент правильных ответов при распознавании разных эмоций был невысок — от 26 до 57 %. В 1970-х годах в Калифорнийском университете П. Экманом и др. разработан метод, получивший сокращенное название FAST (Facial Affect Scoring Technique). Тест имеет атлас фотоэталонов лицевой экспрессии для каждой из шести эмоций: гнева, страха, печали, отвращения, удивления, радости. Фотоэталон для каждой эмоции представлен тремя фотографиями для трех уровней лица: для бровей—лба, глаз—век и нижней части лица. Представлены также варианты с учетом разной ориентации головы и направления взгляда. Испытуемый ищет сходство эмоции с одним из фотоэталонов подобно свидетелю, принимающему участие в составлении фоторобота преступника.

Методика, разработанная Р. Бак

CARAT — методика, разработанная Р. Бак (R. Buck et al., 1972) строится на предъявлении слайдов, на которых запечатлена реакция человека, рассматривающего различные по содержанию сцены из окружающей жизни. Испытуемый должен распознать, рассматривая слайд, какую сцену наблюдает человек. В другом тесте, состоящем из 30 коротких фрагментов общения представителей различных профессий (учителей и учеников, психотерапевтов и клиентов, врачей и пациентов), испытуемый должен определить, какие эмоции испытывают изображенные люди, выбрать их обозначение из пяти возможных.

Метод «вербальной фиксации признаков экспрессии эмоциональных состояний»

В. А. Лабунской был разработан метод «вербальной фиксации признаков экспрессии эмоциональных состояний». Этот метод представляет модифицированный вариант метода словесного портрета, широко применяемого психологами в области социальной перцепции. От участника исследования, выполняющего задание по этой методике, требуется описание самых различных особенностей другого человека. Перед испытуемым ставится задача описать экспрессивные признаки шести эмоциональных состояний: радости, гнева, отвращения, страха, удивления, страдания. Нужно назвать те экспрессивные признаки, на которые он ориентируется при опознании эмоциональных состояний другого человека.

Как отмечает Лабунская, анализ экспрессивного поведения не всегда осуществляется целенаправленно, а обнаружение признаков — осознанно. Поэтому для уточнения особенностей опознания экспрессивного поведения представляет интерес изучение эталонов с помощью таких методов, как моторная, кинестетическая имитации экспрессивного поведения или графическое изображение экспрессии. Хотя моторная имитация экспрессивного поведения как способ экстериоризации эталона более естественна, она с трудом поддается анализу. Поэтому и в этом случае исследователь вынужден прибегать к переводу языка движений на вербальный язык с целью анализа кинестетических эталонов психических состояний.

В связи с этим в целях диагностики эталонов экспрессивного поведения Лабунской был разработан метод «графической фиксации признаков экспрессии эмоциональных состояний». Данный метод — это также перевод экспрессивного поведения на язык образов. Однако в этом случае не исчезает спонтанность в экстериоризации эталонов, а исследователь имеет возможность неоднократно обращаться к зафиксированному образу, сравнивать, определять конкретные признаки и инвариантные сочетания экспрессивного поведения.

Виды мимики

1. По мнению И. А. Сикорского, «лицевую мимику удобно разделить на три группы, которые соответствуют трем основным психическим функциям» :

• уму — мышцы, окружающие глаза являются свидетелями или выразителями умственных актов;
• воле — мышцы окружающие область рта, которые связаны с актами воли;
• чувству — все же, вообще, мышцы лица, которые способны выражать чувство.

2. Различают:

• непроизвольную (рефлекторную) бытовую мимику;
• произвольную (сознательную) мимику как элемент актерского искусства, состоящую передавать душевное состояние персонажа выразительными движениями мышц лица. Она помогает актёру в создании сценического образа, в определении психологической характеристики, физического и душевного состояния персонажа.

Мимика, так же, как и речь, может использоваться человеком для передачи ложной информации (то есть для того, чтобы проявлять не те эмоции, которые человек реально ощущает в тот или иной момент).
3. Формы мимических комплексов

• Амимия, под которой понимается отсутствие видимых мимических выражений; при малой подвижности мимики говорят о гипомимии;
• Напряженная мимика, сопровождающаяся моторикой плотно закрытого рта с соответствующим напряжением верхней части лица;
• Мимика интереса, характеризующаяся легким приподниманием или опусканием бровей, небольшим расширением и сужением век, как бы для увеличения поля зрения или обострения фокусировки глаз. Мимика интереса встречается достаточно часто, так как она определяется положительной эмоцией и является видом мотивации в развитии навыков, знаний и интеллекта;
• Мимика улыбки. Несмотря на внешнюю простоту, мимика улыбки очень полиморфна, при обычном контакте она встречается нечасто. Улыбка служит умиротворению или отвлечению от агрессивного поведения, проявляется при приветствии.

Определяющие выражение лица

Базовые эмоции

По мнению ученых, основных чувств немного и тем не менее отсутствуют классификации эмоций, которую приняли бы все исс'ледователи поведения. Одни ученые признают существование базовых эмоций, другие оспаривают, однако, попытки определить набор «базовых» эмоций были многих у психологов: М. Арнольд, П. Экман, Н. Фрижда, Дж. Грей, К. Изард, У. Джеймс, У. Макдауэлл, О. Морер, К. Отли, П. Джонсон-Лэрд, Дж. Панксепп, Р. Плучик, С. Томкинс, Дж. Уатсон, Б. Уэйнер, и во всех случаях предлагалось разное число эмоций, и самые различные критерии их классификации. Базовые эмоции обеспечиваются врожденными нейронными программами, и большинство базовых эмоции называют врожденными [доказано?], иные элементарными. Противоположность базовым - вариативные эмоции, внешнее проявление которых культурно и личностно обусловлено и нередко носит конвенциональный (договорной) или сугубо индивидуальный характер.

</center>

1. Радость
2. Грусть
3. Гнев
4. Удивление
5. Отвращение
6. Страх

Внешние изображения
	Мимика страха [cs301614.userapi.com/v301614081/4cf/29VPr9S6O8o.jpg], [altfast.ru/uploads/posts/2009-11/1259277443_1.gif](Арахнофобия)

Основные эмоциональные определения в зависимости от выраженности, которые используются для описания страха и тревоги — беспокойство, испуг, ужас, паника, боязнь, фобия. Однако, человек рассказывая о своих «страхах», своим выражением лица может демонстрировать все что угодно, только не сам страх, например, раздражение, недовольство, страдание, благодушие и даже эйфорию. Еще в XVII веке директор французской Академии живописи и скульптуры Шарль Лебрен написал трактат «О методе изображения страстей», где пытался установить, какие именно мышцы лица работают, когда человек испытывает то или иное чувство. К примеру, о выражении страха Лебрен писал следующее: «Страх, когда он очень силен, выражается в том, что у пораженного им брови сильно подняты в середине, а мускулы, вызывающие их движение, резко обозначены, тесно сжаты и падают на нос, который как бы стянут в верхней части...» Поэтому субъект, на самом деле переживающий страх или тревогу, имеет довольно выразительные типические характеристики: глаза округляются, двигаются быстрее (активизируется т.н. поисковая активность); брови поднимаются и сводятся в одной точке, для того, чтобы расширить поле зрения; нижние веки напряжены; от волнения дыхание учащается, а для дополнительного притока кислорода раздвигаются крылья носа.

Использование мимики

Актерское искусство

Мимика в театре, наряду с речью и жестикуляцией, является одним из основных средств выразительности актера. Она разрабатывается актером в гармонии с общим пластическим решением персонажа. Если существует смысловое или ритмическое противоречие мимики и пластики, это может служить дополнительным средством выразительности, придающим психологическому состоянию героя дополнительный объём и многогранность. В этом отношении, К. С. Станиславский подчеркивал, что мимика неотделима от строя мыслей, чувств и действий человека и является зримым отражением внутренней жизни персонажа. Однако писал: «Учить мимике нельзя», но «можно ей помочь упражнением и развитием подвижности лицевых мускулов и мышц». Выбор того или иного вида мимики обусловливается жанром и общей стилистикой спектакля. В тех случаях, когда мимика актера не соответствует общему решению спектакля, возникает проблема неудачной трактовки образа. Про актера, использующего неоправданно преувеличенную мимику, на театральном жаргоне говорят, что он «наигрывает» или «хлопочет лицом». Мимика становится основным средством выразительности в тех театральных жанрах, где не используется актерская речь: пантомима, балет.

Мимические изменения лица больных

Учение о мимике в программе подготовки врача является прикладным аспектом общего учения о физиогномии. Наверное, не следует отвергать этот термин только потому, что в прошлом с ним связаны псевдо- и антинаучные направления. Современная физиогномия располагает полезной информацией, раскрывающей структуру и функции мимики, её типы и их связь с психической и эмоциональной сферой. Естественно, что молодые врачи критически, даже со значительной долей скептицизма отнесутся к диагностическому использованию мимики, если её интерпретация будет лишена научных основ. Следовательно, прежде чем рассматривать конкретные подходы к оценке лица больного, необходимо ознакомиться с типичными формами выразительности лица, с принципами её описания, с критериями душевных переживаний, фиксирующихся на лице. Основываясь на этих общих положениях, врач сможет приступить к тренировке своих способностей. Именно таким путём развивается врачебная интуиция как совокупность опыта и знаний, как высший уровень профессионализма. Взаимоотношения врача и пациента сложны и деликатны. Они относятся к области деонтологии. Однако, составляя по лицу больного представление о его эмоциональных и интеллектуальных качествах, врач обязан помнить, что его собственная мимика, как и его поведение, находятся под контролем пациентов. Врачебная физиогномия не конкурирует с другими современными методами определения психического и физического состояния больного. Она, как и всякое научное направление, имеет свои задачи, свои преимущества. Конечно, врач не полагается в своих заключениях только на субъективный анализ объективных физиогномических данных. Стремясь максимально избежать возможных ошибок в диагнозе, врач синтезирует показания, полученные при помощи различных методов. Вместе с тем врачебная физиогномия безусловно помогает постановке клинического диагноза, дает возможность установить фазы болезни. В этом заключается её непреходящая ценность, и отказ от неё не облегчил бы работу врача, а способствовал бы упущению возможности контактов с больным, имеющих важное значение для установления взаимного доверия.

См. также

• Невербальное общение
• Физиогномика
• Пантомима

Внешние ссылки

• [azps.ru/tests/4/kunin.html Физиономический тест Кунина]

Отрывок, характеризующий Мимика

Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.