Минаев, Иван Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Павлович Минаев
Дата рождения:

9 (21) октября 1840(1840-10-21)

Место рождения:

Тамбов

Дата смерти:

1 (13) июня 1890(1890-06-13) (49 лет)

Место смерти:

Санкт-Петербург

Страна:

Российская империя

Научная сфера:

востоковедение

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Императорский Петербургский университет

Известные ученики:

С.Ф.Ольденбург, Ф.И.Щербатской, Д.Н.Кудрявский

Награды и премии:

Иван Павлович Минаев (9(21) октября 1840, Тамбов — 1(13) июня 1890, Петербург) — русский востоковед-индолог, основатель русской индологической школы[1]. Действительный статский советник.





Биография

Окончил курс на Восточном факультете Императорского Петербургского университета, по китайско-маньчжурскому отделению. Лекции В. П. Васильева привлекли его внимание к буддизму, для занятий которым Минаев стал изучать санскрит; в Британском музее и Парижской библиотеке работал над палийскими рукописями, которым составил каталог (не издан).

С 1869 года — приват-доцент историко-филологическиго факультета Императорского Петербургского университета[1].

C 1871 года — член Русского географического общества[1].

В 1872 году И. П. Минаев защитил докторскую диссертацию по теме «Очерк фонетики и морфологии языка пали». Она была переведена на английский и французский языки, став первой в Европе грамматикой этого языка, основанной на идеях и методах индийской лингвистической традиции; в ней использован материал индийской грамматики Рупусиддхи[1].

C 1873 года — профессор кафедры сравнительного языкознания Императорского Петербургского университета[1].

С 1883 года по совместительству работал на восточном факультете Императорского Петербургского университета[1].

В университетском курсе «Общее языкознание» (1884) И. П. Минаев развивал идеи Вильгельма фон Гумбольдта и Хеймана Штейнталя, разработав оригинальный вариант стадиальной классификации языков; выступил как один из первых русских типологов[1].

Наиболее известен И. П. Минаев, как буддолог. (Буддизм. Исследования и материалы, т. 1, 1887). Он издавал и переводил буддийские памятники, а также записанный им индийский фольклор. «Дневник путешествий в Индию и Бирму. 1880 и 1885—1886» был издан в 1955 году[1].

Совершил три путешествия (в 1874—75, 1880, 1885—86), во время которых посетил Индию, Цейлон, Бирму и Непал. Научные исследования Минаева были сосредоточены на древней, средневековой и новой истории стран Южной Азии (литература, философия, лингвистика, культура в широком смысле, география, особенно историческая, этнография, фольклор). Минаев положил начало широким исследованиям в области буддологии в России[1].

Умер И. П. Минаев 1 июня 1890 года[1]. Похоронен в Санкт-Петербурге на Новодевичьем кладбище[2].

Труды

  • «Пратимокшасутра. Буддийский служебник, изд. и перевод». (Санкт-Петербург, 1869; приложение № 1, к XVI т. «Записки Императорской Академии Наук»).
  • «Die Pali-Metrik Vuttodava» («Mek. Asiat.», VI, 195)
  • «Новые факты относительно связи древней Индии с Западом» («Журнал Министерства народного просвещения», 1870, № 8).
  • «Несколько рассказов о перерождениях Будды» («Журнал Министерства Народного Просвещения», 1871, № 11);
  • «Несколько слов о буддийских джатаках» (ib., 1872, № 6);
  • «Индийские сказки» (ib., 1874, № 11; 1876, № 2, 4, 5).
  • «Очерк фонетики и морфологии языка Пали» (Санкт-Петербург, 1872)
  • «Из путешествия по Индии» («Журнал Министерства народного просвещения», 1876, № 188).
  • «Очерки Цейлона и Индии» (Санкт-Петербург, 1878).
  • «Очерк важнейших памятников санскритской литературы» («Всеобщая история литературы», изд. В. Корша, вып. I).
  • («Англичане в Бирме», «Вестник Европы», 1887, № 11).
  • «Буддизм. Исследования и материалы» (т. I, вып. 1 и 2, Санкт-Петербург, 1887, в «Записках Историко-филологического Факультета», т. XVI).
  • Минаев И. П. Дневники путешествий в Индию и Бирму. 1880 и 1885—1886 / Отв. ред. акад. А. П. Баранников; Члены ред. колл.: Н. М. Гольдберг, Г. Г. Котовский ; Институт востоковедения АН СССР. — М.: Изд-во АН СССР, 1955. — 252, [2] с. — 10 000 экз. (в пер.)
  • Индийские сказки и легенды, собранные в Камаоне в 1875 году И. П. Минаевым / Сост. И. П. Минаев. — М.: Наука, 1966. — 264 с. — 33 000 экз. (обл.)

Напишите отзыв о статье "Минаев, Иван Павлович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 [www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/MINAEV_IVAN_PAVLOVICH.html Минаев Иван Павлович] // энциклопедия «Кругосвет»
  2. Могила на плане Новодевичьего кладбища (№ 61) // Отдел IV // Весь Петербург на 1914 год, адресная и справочная книга г. С.-Петербурга / Ред. А. П. Шашковский. — СПб.: Товарищество А. С. Суворина – «Новое время», 1914. — ISBN 5-94030-052-9.

Литература

  • [vivaldi.nlr.ru/ab000000790/view#page=1344 Минаев Иван Павлович] // Список гражданским чинам четвертого класса. Исправлен по 1-е февраля 1890 года. — СПб.: Типография Правительствующего сената, 1890. — С. 1284.
  • Иван Павлович Минаев: Сборник статей / Отв. ред. Г. Г. Котовский. — М.: Наука (ГРВЛ), 1967. — 136, [2] с. — (Русские востоковеды и путешественники). — 2300 экз. (обл.)
  • Алпатов В. М. И. П. Минаев (1840—1890) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная литература. Реферативный журнал. Языкознание. — 1995. — № 2.
  • Шнейдер В. П., Шнейдер А. П. Воспоминания о Минаеве Иване Павловиче. Предисловие, примечания, подготовка к публикации Т. В. Ермаковой // Розенберговский сборник: востоковедные исследования и материалы / Ред.-сост. Т.В. Ермакова. — СПб.: Издательство А. Голода, 2014. — 524 с.


Отрывок, характеризующий Минаев, Иван Павлович

Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]