Минархизм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Минархизм (англ. minarchism; от лат. minimus — наименьший + др.-греч. ἄρχη — начало, власть) — учение о том, что функции и полномочия государства должны быть минимальными, ограничиваясь защитой свободы и собственности каждого гражданина или человека, пребывающего на территории государства. Минархизм, наряду с анархо-капитализмом, является одной из двух ветвей либертарианской политической философии. В отличие от анархо-капиталистов, минархисты считают допустимым налогообложение, при условии, что все собранные налоги расходуются только на судебную, правоохранительную, оборонную и общую административную деятельность государства.

Термин введён Сэмюэлем Конкином в 1970—1971 годах и изначально имел негативную окраску[1].

Минархизм и классический либерализм — существенно различные течения. Соотношение между минархизмом и классическим либерализмом можно кратко охарактеризовать по следующим пунктам: (1) Антимонополизм. (2) Частные денежные системы. (3) Рыночный отбор и информационная симметрия. (4) Контрактная свобода. (5) Размер госсектора в экономике. Вопросы, проистекающие как из общего развития экономической науки, так и из общего развития человечества, приводят к глубинным различиям между классическим либерализмом и минархизмом. Строго говоря, классический либерализм соответствует даже современным лейбористам, которые в своих высказываниях поддерживают «помощь государства тем, кто этого заслуживает» (см. далее).

Дипал Лал так охарактеризовал классический либерализм в контексте современных взглядов:

Ведь главная проблема в политэкономии — это определение способов, позволяющих государству за счет налогообложения обеспечивать «общественные блага» с наименьшими издержками. С этим были полностью согласны классики, и рекомендуемая ими политика laissez-faire основывалась на реалистической оценке природы государства. В дальнейшем политические концепции классического либерализма были окарикатурены «фразой Карлейля „анархия плюс констебль“ и аналогичным афоризмом Ласалля насчет „государства — ночного сторожа“» (Robbins 1952:37). Однако, как показали Роббинс (Robbins 1976) и Мюинт (Myint 1948), все это не имеет ничего общего с его настоящими постулатами. Классики либерализма не относились к государству враждебно и не считали, что оно должно играть в экономической сфере лишь незначительную роль. Они оценивали роль государства позитивно, и, как отмечает Роббинс, знаменитое определение трех основных его функций, принадлежащее Адаму Смиту, — 1) защита общества в целом от иноземных захватчиков и 2) всех его членов, насколько возможно, от угнетения и несправедливости со стороны других членов общества; а также 3) создание и поддержание различных государственных предприятий и институтов, обеспечивающих «общественные блага» (Smith [1759] 1982 II: 184—185), — практически не отличается от формулы Кейнса, которую он приводит в «Конце laissez-faire»: «Важно, чтобы правительство не выполняло, лучше или хуже, тех функций, которые и так выполняют индивиды, оно должно делать то, что сейчас не делается вообще» (Keynes 1926: 46-47). Вытекающие из этого постулаты экономического либерализма были четко сформулированы в «Основах» Милля, а в современную эпоху их наиболее убедительное изложение вы найдете в «Конституции свободы» Хайека.

— Возвращение невидимой руки: актуальность классического либерализма в XXI веке[web.archive.org/web/20110531152017/inliberty.ru/assets/files/books/Lal.pdf]

Наиболее известными в мире минархистами являются Бенжамен Констан, Герберт Спенсер, Леонард Рид, Людвиг фон Мизес, Фридрих фон Хайек, Джеймс М. Бьюкенен, Милтон Фридмен, Айн Рэнд, Роберт Нозик.



Организации

[libertarians.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=176 Фракция минархистов «Либертарианской партии России»]

См. также

Напишите отзыв о статье "Минархизм"

Примечания

  1. [www.statemaster.com/encyclopedia/minarchism StateMaster — Encyclopedia: Minarchism]

Отрывок, характеризующий Минархизм

– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».