Минев, Илия

Илия Минев
болг. Илия Минев
Имя при рождении:	Илия Стоянов Минев
Дата рождения:	15 декабря 1917(1917-12-15)
Место рождения:	Септември
Дата смерти:	6 января 2000(2000-01-06) (82 года)
Место смерти:	Пазарджик
Гражданство:	Болгария Болгария НРБ НРБ Болгария Болгария
Партия:	Союз болгарских национальных легионов Независимое общество по защите прав человека
Основные идеи:	болгарский национализм, антикоммунизм, фашизм, национал-демократия
Род деятельности:	активист Союза болгарских национальных легионов, подпольщик, диссидент, правозащитник
Награды:

Илия Стоянов Минев (болг. Илия Минев; 15 декабря 1917, Саранбей — 6 января 2000, Пазарджик) — болгарский политик и диссидент, националист, антикоммунист. Активист Союза болгарских национальных легионов. Непримиримый противник БКП, многолетний политзаключённый в НРБ. Был лишён свободы дольше, чем кто-либо из известных политзаключённых. Правозащитник, основатель Независимого общества по защите прав человека.

Легионерская молодость

Родился в семье винодела и виноторговца Стояна Минева. Со школьных лет проявлял активный антикоммунизм, вступал в драки с подростками коммунистических взглядов. Был сильно избит активистами РМС.

Учился во французском колледже Пловдива, продолжил образование в Тулузе. Получил специальность диплом химика по промышленному виноделию. Познакомился во Франции с Франсуа Миттераном.

Вернувшись в Болгарию, вступил в Союз болгарских национальных легионов. В 1941—1944 состоял в легионерском руководстве, курировал международные связи, возглавлял организацию в Пазарджике.

Заключённый дольше Манделы

10 сентября 1944, на второй день после прихода компартии к власти, Илия Минев был взят под стражу. Вскоре освобождён и был отправлен на фронт против Третьего рейха. После Второй мировой войны некоторое время жил под чужим именем, участвовал в легионерском подполье. Вновь арестован в 1946 за «фашистскую позицию и активный антикоммунизм». Был подвергнут пыткам и избиениям. Обвинён в воссоздании легионов и планировании государственного переворота, приговорён к пожизненному заключению. Впоследствии приговор был заменён на 25 лет тюрьмы.

С небольшими перерывами Илия Минев находился в тюрьмах НРБ до 1978 года, затем содержался под стражей в начале и в середине 1980-х. В общей сложности около пяти лет провёл в одиночном заключении, более года держал голодовки. В краткие периоды пребывания на свободе занимался антикоммунистической агитацией, в 1971 распространял листовки против Тодора Живкова.

Срок лишения свободы Илии Минева превышает таковой Нельсона Манделы. Фактически Минев находился в заключении по политическим мотивам дольше, чем кто бы то ни было.

В правозащитном движении

После освобождения Минев жил в Септември под строгим надзором госбезопасности и милиции. В 1984—1985 повёл активную правозащитную деятельность. В 1987 написал открытое письмо президенту США Рональду Рейгану, в котором изложил факты нарушений прав граждан Болгарии. Вновь был арестован, после 20-дневной голодовки переведён под домашний арест.

11 января 1988 года в доме Илии Минева было учреждено Независимое общество по защите прав человека (НДЗПЧ). В сентябре Минев объявил голодовку в защиту писателя-диссидента Петра Манолова. Инициатива Минева и его соратников активизировала группы болгарских инакомыслящих.

Это была лавина. В течение нескольких недель у нас появились тысячи человек, многие из них — турки. Начались протесты международного ПЕН-клуба, появилась всемирная известность.
Стефан Вылков, болгарский диссидент, соучредитель НДЗПЧ

В начале 1989 Илия Минев был арестован в последний раз. Официальная пресса НРБ публиковала статьи, обвинявшие его в фашизме, сотрудничестве с гестапо и особенно в антисемитизме. Тем временем, в июле 1989, группа софийских членов НДЗПЧ (среди них Волен Сидеров), сместила Илию Минева с председательства в организации (на его место был избран Румен Воденичаров). Основатель НЗДПЧ Минев даже не был уведомлён об этом решении.

Существуют предположения, что последний арест Минева и публичные обвинения являлись составной частью плана руководства госбезопасности и «прогорбачёвских» партийных функционеров по отстранению от власти генсека Живкова. Эта кампания способствовала расширению популярности Минева, привлекала к нему симпатии, вызывала возмущение произволом властей. В любом случае сам Илия Минев не знал об отведённой ему роли.

«Демократия не для таких, как вы»

После отставки Живкова 10 ноября 1989 года Илия Минев был освобождён и попытался включиться в оппозиционное движение. Однако лидеры возникшей оппозиции не допускали его даже к выступлениям на митингах.

18 ноября 1989 года все оппозиционные организации провели объединённый митинг с количеством участников 50 тыс. человек. Среди выступавших были Пётр Берон, Румен Воденичаров, Константин Тренчев и будущий президент Желю Желев. На этом митинге попытался выступить диссидент Илия Минев, отсидевший при коммунистическом режиме 33 года, но его на трибуну не пустили. И это правильно — на ГБшных «акциях протеста» посторонним делать нечего. После того, как он сделал популярным Независимое общество по защите прав человека, возглавляемое ныне «человеком ДС» Руменом Воденичаровым, Минев только мешал и путался под ногами, и лишь необходимость изображать терпимость к инакомыслию не позволяла снова упрятать его в тюрьму.

На публичных акциях вокруг Минева собирались лишь небольшие группы убеждённых сторонников.

К реальной политике в послеживковской Болгарии Минев допущен не был. Издавал бюллетень Свободно слово. Оставался убеждённым национал-патриотом и непримиримым антикоммунистом. При этом он негативно относился и к Союзу демократических сил:

Демократия — не для таких, как вы. Она для нас.
Илия Минев — Желю Желеву и Петру Берону

Посмертные почести

1990-е годы Илия Минев прожил в бедности, доходившей до нищеты. Скончался в пазарджикском доме престарелых.

На могиле Илии Минева в Септември возведён памятник. В 2000 году он был посмертно награждён орденом «Стара планина» I степени. В 2002 году памятник Илии Миневу поставлен и в Софии. Ему посмертно присвоено звание почётного гражданина родного города, именем Илии Минева названа в Септември площадь, на которой установлен бюст.

Ссылки

• [www.omda.bg/public/vekove/i/ilia_minev.htm Илия Стоянов Минев (5.12.1917 — 6.1.2000)]

Отрывок, характеризующий Минев, Илия

Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.