Министерство общественной безопасности (Польша)

Министерство общественной безопасности Республики Польша В 1952—1954 годах — Министерство общественной безопасности ПНР
Общая информация
Дата создания	январь 1945
Предшествующее ведомство	Департамент общественной безопасности ПКНО
Дата упразднения	декабрь 1954
Заменено на	Комитет общественной безопасности ПНР Министерство внутренних дел ПНР
Вышестоящее ведомство	Государственная комиссия безопасности Комиссия по безопасности ЦК ПОРП
Число сотрудников	33 тысячи (1953 год) — штатная численность без учёта подведомственных структур
Министр	Станислав Радкевич
Подведомственные органы	Гражданская милиция Корпус внутренней безопасности Войска охраны границы Добровольный резерв гражданской милиции тюремная охрана пожарная охрана

Министерство общественной безопасности (польск. Ministerstwo Bezpieczeństwa Publicznego, MBP) — правительственное ведомство Польши в 1945-1954 годах. Известно также под названием Управление безопасности (UB) (польск. Urząd Bezpieczeństwa) — наименование подразделений министерства на местах. Соединяло функции карательного органа и спецслужбы. Формально занималось обеспечением правопорядка и государственной безопасности, реально являлось орудием политических репрессий режима ППР-ПОРП. Упразднено в начале польской десталинизации. В конце 1954 преобразовано в Комитет общественной безопасности и Министерство внутренних дел ПНР.

Предыстория

В июле 1944 года был создан Польский комитет национального освобождения (ПКНО) — просоветское польское правительство, контролируемое коммунистической ППР. Оно состояло из 13 департаментов. Особое место среди них занимал департамент общественной безопасности, во главе которого стоял коммунист Станислав Радкевич. 1.01. 1945 Было образовано Временное правительство Польской республики под председательством прокоммунистически ориентированного социалиста Эдварда Осубки-Моравского. Департаменты ПКНО преобразовались в министерства. Структура Радкевича получила наименование Министерство общественной безопасности (МОБ). С самого начала МОБ создавалось при участии Министерства государственной безопасности СССР.

Политическая роль

Руководство и задачи

Официальная дата учреждения МОБ — 1 января 1945 года. Возглавил министерство Станислав Радкевич, его первым заместителем стал Роман Ромковский, заместителем по аппарату — Мечислав Метковский. Они, особенно первые двое, занимали особенно сильные позиции в силовых структурах ППР, пользовались полным доверием советского руководства, ранее состояли в ВКП(б) и участвовали во Второй мировой войне на стороне СССР. Партийное курирование — то есть высшее политическое руководство министерством — осуществлял член политбюро ЦК ППР-ПОРП Якуб Берман, фактически являвшийся доверенным лицом Сталина.

С марта 1946 структура МОБ перешла в подчинение Государственной комиссии безопасности, с февраля 1949 — Комиссии по безопасности ЦК ПОРП. Государственную комиссию формально возглавлял министр обороны Михал Роля-Жимерский, партийную — первый секретарь ЦК ПОРП, президент и премьер-министр ПНР Болеслав Берут. Реально ключевой фигурой в руководстве силовыми структурами являлся Якуб Берман, его ближайшими подчинёнными — Станислав Радкевич и Роман Ромковский.

Перед МОБ ставились преимущественно политические задачи: подавление польского антикоммунистического сопротивления (АК, WiN, AKO, KWP), оппозиционных тенденций (прежде всего в PPS, Крестьянской и Народной партиях и профсоюзах), Католической церкви. С 1948 важным направлением стали внутрипартийные чистки, расправа со сторонниками Владислава Гомулки. Эти направления деятельности МОБ явно превалировали над поддержанием правопорядка и борьбой с уголовной преступностью.

Межнациональная составляющая

Польские историки уделяют внимание национальным противоречиям в МОБ. Считается, что в период существования министерства в карательных органах доминировала «еврейская группа», лидером которой являлся Якуб Берман — член правящего триумвирата, включавшего также Болеслава Берута и Хилари Минца. По некоторым данным, евреи составляли почти 20 % (по другим подсчётам, почти 40 %) сотрудников МОБ и около половины руководящего состава — при том, что их доля в населении Польши не превышала 1 %.

Предполагается, что некоторые политические конфликты (например, арест генерала Корчинского) проистекали из противостояния «еврейской» и «антисемитской» группировок. При этом между этими «фракциями госбезопасности» практически не существовало идеологических разногласий — те и другие придерживались жёстко сталинистских позиций — только межнациональная служебная конкуренция.

Внутренние конфликты

В аппарате МОБ, как и в ППР-ПОРП в целом, шла постоянная внутренняя борьба между противоборствующими группировками. Наиболее явственным было межнациональное противоборство, но и внутри обеих «национальных фракций» имели место жёсткие конфликты, основанные на персональных счётах, взаимных опасениях и амбициях:

Берман собирал все возможные материалы, которые могли представлять угрозу для Берута. Сохранились доносы Бристигер на Рожаньского, и не только на него. Рожаньский ненавидел Фейгина, Фейгин — Рожаньского, а Святло — их обоих.
Барбара Фиялковская, польский историк, «Борейша и Рожаньский: вклад в изучение сталинизма в Польше»

Организационная структура и численность

Система построения

Штатный состав центральной штаб-квартиры МОБ в Варшаве насчитывал 7 тысяч человек. Аппарат министерства структурировался по территориальному принципу — управления МОБ были созданы на уровне воеводств, городов, повятов и гмин. В каждом воеводстве функционировало региональное управление общественной безопасности (Wojewódzki Urząd Bezpieczeństwa Publicznego) численностью 308 сотрудников. Городские управления общественной безопасности (Miejski Urząd Bezpieczeństwa Publicznego) насчитывали 148 человек, повятные (Powiatowy Urząd Bezpieczeństwa Publicznego) — 51 человек, гминные — 3 человека, располагавшихся в отделениях милиции.

С марта 1946 структура МОБ перешла в подчинение Государственной комиссии безопасности, с февраля 1949 — Комиссии по безопасности ЦК ПОРП.

Ещё до окончания Второй мировой войны, весной 1945, штатный аппарат МОБ достиг 12 тысяч человек, к концу года — 24 тысяч, а к 1953 — 33 тысяч. В подчинении министерства состояли

• Корпус внутренней безопасности (KBW), более 40 тысяч

• Гражданская милиция (MO), около 60 тысяч

• Войска охраны границы, более 30 тысяч

• Добровольный резерв гражданской милиции (ORMO), свыше 120 тысяч

• подразделения тюремной охраны, порядка 10 тысяч

а также служба противопожарной безопасности.

Таким образом МОБ строилась по модели советского НКВД, объединяя органы политического сыска, правоохраны, разведки и контрразведки и военизированные формирования особого назначения. Значительная роль KBW и ORMO, военизация MO объяснялись спецификой политического положения — первые годы существования министерство функционировало в условиях фактической гражданской войны.

Аппаратные подразделения

К началу 1950-х система МОБ, включала следующие подразделения:

• I департамент — контрразведка

• II департамент — техническое обеспечение, контроль за перепиской, ведение документации

• III департамент — борьба с вооружённым подпольем

• IV департамент — защита национальной экономики

• V департамент — борьба с политической оппозиции и враждебными социальными явлениями

• VI департамент — содержание мест лишения свободы

• VII департамент — внешняя разведка

• VIII департамент — связь

• IX департамент — охрана объектов тяжёлой промышленности

• X департамент — «борьба с провокациями в рабочем движении», слежка за функционерами ПОРП

• XI департамент — «борьба с враждебной деятельностью в религиозных организациях»

Не имели порядковых номеров

• Следственный департамент

• Департамент охраны правительства

• Кадровый департамент

• Департамент образования

• Департамент коммуникаций

• Организационно-плановый департамент

• Административный департамент

• Финансовый департамент

• Департамент снабжения

• Департамент здравоохранения

• Строительный департамент

• Военно-мобилизационное бюро

• Бюро финансового контроля

• Юридическое бюро

• Социальное бюро

• Бюро C (шифровальное)

• Отдел A (наружное наблюдение)

• Отдел делопроизводства

• Отдел выдачи загранпаспортов

• Отдел поставок для руководящих кадров

• Служба BO (глушение враждебных радиопередач)

• Центральный архив

• Центральное квартирмейстерство

• Комендатура (охрана объектов министерства)

В 1947 МОБ была также подчинена военная разведка, бывшая до того II отделом Генерального штаба Войска Польского. В июне 1950 военная разведка была возвращена в ведение Министерства обороны.

Бюджет МОБ превышал совокупные бюджеты хозяйственных министерств, в том числе средства, направляемые на послевоенное восстановление.

Известные функционеры

• Станислав Радкевич, министр, член политбюро ЦК ПОРП, генерал-майор

• Роман Ромковский (Натан Гриншпан-Кикель), заместитель министра, бригадный генерал

• Францишек Юзвяк, заместитель министра, главный комендант милиции, генерал-майор

• Мечислав Метковский (Моисей Бобровицкий), заместитель министра, бригадный генерал

• Конрад Светлик, заместитель министра, бригадный генерал

• Мечислав Мочар (Микола Дёмко), руководитель лодзинского управления, впоследствии один из высших руководителей ПНР, член политбюро ЦК ПОРП, министр внутренних дел, генерал-майор

• Вацлав Комар (Мендель Коссой), начальник VII департамента (разведка), затем командующий Корпусом внутренней безопасности, бригадный генерал

• Юзеф Рожаньский (Юзеф Гольдберг), начальник Следственного департамента, полковник

• Юзеф Чаплицкий (Исидор Курц), начальник III департамента (борьба с вооружённым подпольем) полковник

• Анатоль Фейгин, начальник X департамента (наблюдение за партаппаратом), полковник

• Кароль Венцковский, начальник XI департамента (слежка за религиозными организациями), полковник

• Юлия Бристигер, начальник V департамента (подавление политической оппозиции), полковник

• Стефан Антосевич, начальник контрразведки, полковник

• Адам Хумер, начальник следственного отдела в люблинском управлении, впоследствии заместитель Рожаньского по департаменту, полковник

• Юзеф Святло, заместитель Фейгина по департаменту, подполковник, впоследствии бежал в Западный Берлин

• Станислав Воланский, начальник IV департамента (экономика), подполковник, впоследствии главный комендант милиции

• Генрик Дерешевич, заместитель Хумера в люблинском управлении, капитан

Советские представители

Спецслужбы ПНР создавались при активном участиее советников и инструкторов из СССР. Должность главного советника МОБ занимали:

• Иван Серов — 1945

• Николай Селвановский — 1945—1946

• Семён Давыдов 1946—1950

• Михаил Безбородов 1950—1953

• Николай Ковальчук 1953

• Серафим Лялин 1953—1954

Итоги деятельности

К 1954 силами МОБ было в основном подавлено вооружённое сопротивление режиму, нейтрализована политическая оппозиция (как подпольная, так и легальная), убиты либо арестованы её лидеры, проведена чистка ПОРП. Количество репрессированных, по имеющимся оценкам, достигло 300 тысяч, было вынесено около 6 тысяч смертных приговоров, общее количество убитых по политическим мотивам составляло порядка 30 тысяч. Объектами оперативных разработок стали до 5 млн граждан. Было налажено интенсивное взаимодействие с соответствующими ведомствами других стран «соцлагеря», прежде всего МГБ СССР и Штази ГДР.

В то же время карательным органам не удалось остановить нарастание массового недовольства, грозившего социально-политическим взрывом, и преодолеть влияние костёла. Серьёзным провалом стал побег подполковника Юзефа Святло, предавшего гласности конфиденциальные направления деятельности министерства. Крайне одиозную репутацию приобрели многие функционеры МОБ, в частности, Ромковский, Рожаньский, Бристигер, Хумер, Мочар — известные политическими убийствами и применением пыток.

Расформирование

В 1953 году, после смерти Сталина и расстрела Берии, началась десталинизация в Польше. Важным направлением этого процесса стало разоблачение «злоупотреблений» в органах госбезопасности. Катализатором процесса стали выступления Святло. Позиции доминировавшей группы — и в сталинистской, и в «еврейской» ипостаси — оказались существенно подорваны. Заметно снизилось влияние Бермана.

7 декабря 1954 года Государственный совет ПНР издал указ о расформировании Министерства общественной безопасности и учреждении двух ведомств — Комитета общественной безопасности и Министерства внутренних дел. Комитету передавались функции государственной безопасности (спецслужбы и политический сыск), Министерству — поддержания правопорядка (правоохранительные органы, погранвойска). Большинство руководящих функционеров и рядовых сотрудников перешли на службу в новые учреждения. Однако наиболее одиозные — Ромковский, Рожаньский, Фейгин, Хумер, Бристигер — вскоре были уволены. Ромковский, Рожаньский и Фейгин в 1955—1956 были арестованы и осуждены на длительные сроки заключения за «нарушения соцзаконности» (применение пыток).

В 1956 году силовые ведомства были вновь объединены в МВД, в структуре которого выделялись Служба безопасности ПНР, занятая политическим сыском, и ЗОМО, предназначенная для подавления массовых протестов.

Ссылки

• [m.edulandia.pl/edulandia/1,132561,6714025,Aparat_bezpieczenstwa_w_powojennej_Polsce.html Aparat bezpieczeństwa w powojennej Polsce]

Отрывок, характеризующий Министерство общественной безопасности (Польша)

Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.