Миномёт

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Миномет»)
Перейти к: навигация, поиск

Миномёт — артиллерийское орудие, разновидность мортиры, отличающееся отсутствием противооткатных устройств и лафета — их заменяет опорная плита, через которую импульс отдачи передается грунту или самоходному шасси (последнему — у самоходных миномётов). Кроме того, в СССР с середины 1920-х до середины 1930-х гг. к классу миномётов относили и мортиры, предназначенные для стрельбы надкалиберными боеприпасами (артиллерийскими бомбами; такие системы известны также как полевые бомбомёты или стержневые миномёты — впрочем, сейчас и термин «полевые бомбомёты» и термин «бомба» применительно к артиллерийским снарядам используются лишь историками). В СССР и современной России к миномётам относят также любое артиллерийское орудие, предназначенное для стрельбы калиберными и подкалиберными боеприпасами каплевидной и сигарообразной формы — миномётными минами. Следует отметить, что в большинстве стран мира миномёты не выделяются в отдельную категорию артиллерийских орудий, а относятся к классу мортир. В то же время — известны и «третьи» случаи: например в Вермахте Третьего Рейха и Национальной Народной Армии ГДР миномёты классифицировались как разновидность гранатомётов (в Вермахте — наряду с полевыми бомбомётами), а в Национально-Революционной Армии Китайской Республики и миномёты и полевые бомбомёты равно именовались «бомбомётами».





Содержание

Предистория: мортира как предшественник миномёта

Мортира — артиллерийское орудие с коротким стволом (обычно менее 15 калибров; но встречались и значительно более длинноствольные мортиры — вплоть до образцов со стволом длиной в 30 калибров и более[1]) для навесной стрельбы, применялась с начала XIV до середины XX веков. Производившиеся в России в 1888—1900 гг. 6-дюймовые (152,4-мм) полевые мортиры А. Круппа принимали, несмотря на небольшую их дальнобойность (до 3700 метров) и относительно малое могущество действия снаряда, активное участие в Русско-японской войне 1904—1905 гг. (по штату полагалось по одной шестиорудийной отдельной пешей батарее таких мортир на каждую пехотную/стрелковую дивизию, но всего данных орудий было выпущено лишь около сотни). Помимо малой дальности, 6-дюймовые полевые мортиры плохо удовлетворяли требованиям тактической манёвренности (ввиду большого — как для артиллерийской системы данных тактико-технических характеристик и типовых боевых задач — веса, достигавшего 2100 килограммов в походном положении). Кроме того, они имели и относительно малый — скорее «гаубичный», а не «мортирный» — максимальный угол возвышения (не более чем всего 47 град.)[2]. Тем не менее, по мнению участника той войны, а впоследствии — крупного российского и советского военного теоретика и публициста А. А. Свечина — действовали крупповские полевые мортиры в войну 1904—1905 гг. «с отличием»[3]. В современных армиях функции мортиры выполняют гаубица, миномёт, а в последнее время — также и гаубица-миномёт.

Изобретение миномёта

Изобретателем миномёта в России по наиболее распространенной версии считается русский офицер и инженер Л. Н. Гобято, но есть и ряд альтернативных точек зрения. Например, известный специалист по истории русской и советской артиллерии А. Б. Широкорад полагает, что приоритет изобретения миномёта принадлежит капитану крепостной артиллерии Романову, в 1884 году создавшему фугасную мину с электродистанционным подрывом для стрельбы из мортир 2-х пудового (245,1-мм) калибра образца 1838 года, принятую на вооружение в декабре 1890 года[4]. Приоритет Гобято ставился под сомнение и в советское время — причем на официальном уровне. Так, Большая Советская Энциклопедия 2-го издания (соответствующий её том был издан в 1954 году) утверждала, что изобретателем миномёта является другой «порт-артурец» — мичма́н (впоследствии — капитан 1-го ранга) С. Н. Власьев[5]. В дореволюционной российской и советской военно-исторической литературе и публицистике назывались также и другие кандидаты на роль автора концепции и конструкции миномёта[5]. Встречаются и утверждения о несостоятельности российского приоритета в изобретении миномётов как такового (поскольку изделия перечисленных изобретателей по современным техническим взглядам миномётами не являются). Однако стоит отметить, что германский миномёт Рейнского механического и машиностроительного завода Генриха Эрхардта, созданный в 1909 году (именно его — особенно за рубежами России — часто рассматривают, как первый «настоящий» миномёт), «вполне классическим» образцом данного оружия тоже считаться не может[6]. Таким образом, видимо правильно будет считать изобретение миномёта не «единовременным актом инженерного гения», а процессом, в котором на протяжении длительного времени (около 35-ти лет — от начала работ капитана Романова в 1882 году до появления британского миномёта системы капитана Стокса в 1915 году) принимали участие многие изобретатели-конструкторы самых разных стран.

Как бы там ни было — во время обороны Порт-Артура 1904—1905 гг., боевые действия быстро перешли в позиционную, «траншейную» фазу, вызвавшую у обеих сторон острую потребность в достаточно мощном для разрушения полевых укреплений и хотя бы относительно легком артиллерийском вооружении с крутой навесной траекторией стрельбы. Японцы до начала 1920-х гг. (когда ими была принята на вооружение 72-мм пехотная батальонная мортира) эту задачу так и не решили. Капитан (впоследствии — генерал-майор; посмертно произведен в генерал-лейтенанты) же Русской Армии Л. Н. Гобято изобрёл «минную мортиру» (в официальных советской послевоенной и современной российской историографии считающуюся первым миномётом) — орудие, стрелявшее стержневым оперённым надкалиберным снарядом по навесной траектории[7]. Таким образом, «орудие Гобято» по современным историко-техническим представлениям — и представлениям, существовавшим в вооруженных силах целого ряда государств (в том числе и в Артиллерийском Управлении РККА по состоянию по крайней мере на 1923 год) во время Мировых войн и между ними — строго говоря, было отнюдь не миномётом, а вполне классическим полевым бомбомётом (хоть и созданным на основе малокалиберной — 18½-линейной (47-мм) — морской пушки[7]. Снарядами к нему были созданные по образцу флотских шестовые мины — что и дало новому оружию его название (иногда можно встретить утверждение, что «мортира Гобято» использовала в качестве боеприпаса непосредственно флотскую шестовую мину, но это заблуждение — к 1904 году шестовые мины уже много лет не использовались Российским Императорским Флотом; кроме того, «мина Гобято» имела существенно иную конструкцию боевой части)[7]. Но порт-артурский опыт (несмотря на его полную успешность и официальную «распубликованность» практически сразу после войны — ещё в 1906 году[8]) был первоначально фактически проигнорирован как в самой России, так и другими государствами — кроме Германии. В последней же уже вскоре (причем в глубокой тайне — в отличие от работ над «обычным» артиллерийским вооружением, большей частью активно предлагавшемся для поставки и лицензионного производства даже странам — потенциальным противникам Германской Империи) приступили к разработке миномётов различных классов и систем. В результате - Германская Имперская Армия в 1914 году оказалась единственной армией мира, имевшей на вооружении миномёты (точнее — мортиры-миномёты)[6].

Конструкция

Классический миномёт (у самоходных миномётов собственно миномёт называется артиллерийской частью самоходной огневой установки) состоит из ствола, устройства для придания стволу нужного угла возвышения (например двуноги) и опорной плиты, передающей импульс отдачи грунту или шасси. Именно наличием опорной плиты миномёт отличается от классической мортиры в русскоязычной, немецкоязычной и венгероязычной терминологии. Собственно, сам термин «миномёт» — это дословно переведенное на русский нем. Minenwerfer. Слово появилось в русском языке с конца 1914 года: впервые термин «миномёт» был применен в России — и, строго говоря, некорректно — к 8-линейному (20,3-мм) полевому бомбомёту системы капитана (впоследствии — полковника, в РККА — дивизионного инженера) В. И. Рдултовского (См. Миномёт Рдултовского)[9]. Причем первоначально (с момента знакомства с новым оружием противника в ноябре 1914 года) германские мортиры-миномёты именовались у нас «окопными мортирами»[10] (этот термин также использовался в России и позже, наряду с терминами «миномёт» и «бомбомёт»; вообще, в Русской Армии и Военном министерстве Российской Империи так официально и не определились в различиях между миномётом, бомбомётом, окопной и «классической» мортирами: тот же миномёт Рдултовского в разных служебных документах своего времени называется «миномётом», «бомбомётом», «мортирой» и даже «мортиркой»[11]) — хотя последний термин тогда обычно применялся только к ружейным (винтовочным) гранатомётам).

Опорная плита миномёта обычно соединена с его стволом шарниром. Ствол снабжён устройством для инициирования выстрела (например, иглой, накалывающей капсюль). Заряжание миномётов калибром до 130 мм включительно обычно производится с дула. Миномёты более крупного калибра обычно заряжаются с казны. Например, заряжание 160-мм миномёта образца 1943 года (внутренний индекс разработчика — НИИ Наркомата вооружения — и Тульского машиностроительного завода (завод № 535) этого Наркомата, где данный миномёт производился и совершенствовался — МТ-13[12]; индекс усовершенствованной модификации 1945 года, оставшейся опытной — МТ-13Д[13]) производилось с казённой части, для чего ствол приводился в горизонтальное положение. Но у советских 165,1-мм полковых химических миномётов ПМ-1 (он же "газомёт «В»), ПМ-2 и ПМ-3, выпущенных опытными сериями в 1930—1936 гг., мина заряжалась с дула (хотя заряд подавался с казны)[14]. Впрочем, первым «классическим» миномётом с комбинированным заряжанием был, по-видимому, французский 240-мм длинноствольный миномёт, поставлявшийся в Россию в 1917 году (поставлено 12 шт. из заказа в 120 ед.)[15].

Если импульс отдачи передаётся на плиту не напрямую, а косвенно (через лафет) и/или частично поглощается также и противооткатными устройствами, то такое орудие называется мортира-миномёт.

Миномётные выстрелы (собственно миномётная мина + пороховой заряд/заряды) — чаще всего унитарные (иногда — как у советского опытного 60-мм ротного миномета 60-РМ образца 1936 года — с переменным зарядом[16]) или унитарно-картузные (в картузах — последовательно или по бокам, между перьями/стабилизаторами мины — размещаются дополнительные заряды), чаще всего работающие по двухкамерной схеме — в хвостовике мины крепится метательный заряд, срабатывающий при выстреле, причем пороховые газы истекают (через специальные отверстия в хвостовике) в основном не прямо назад, а в стороны от хвостовика, в свободное пространство между стабилизаторами мины. В итоге — давление в канале ствола нарастает гораздо более плавно, чем у обычного артиллерийского орудия, а отдача существенно уменьшается. Но известны (и были на вооружении) и миномёты с раздельно-гильзовым заряжанием — пороховой заряд у них размещался в гильзе, заряжаемой отдельно от мины (иногда даже с разных концов ствола: гильза с зарядом — с его казённой части, а мина — с дульной)[17].

Преимущества и недостатки миномётов сравнительно с гаубицами/гаубицами-пушками

Миномёты имеют следующие преимущества перед гаубицами:[18]

  • Как правило много больший, чем у классической (не только гаубичной) ствольной артиллерии коэффициент могущества действия боеприпасов (мин) относительно массы самого оружия.
  • Очень высокую (для полевых артиллерийских систем соответствующих калибров) скорострельность и вследствие таковой — большую огневую производительность. Причинами является простота и удобство ручного заряжания и производства миномётного выстрела, а также малое сбивание наводки прицела из-за безоткатного характера стрельбы миномёта. Обычный темп стрельбы с постоянным прицелом миномёта с ручным заряжанием — до 20-25 выстрелов в минуту (для гладкоствольных малокалиберных и некоторых среднекалиберных миномётов — до 30 — а иногда и более — выстрелов в минуту)[18], в то время как гаубицы (даже с автоматом заряжания) ведут огонь со скорострельностью не более 12-ти выстрелов в минуту;
  • Малые (для своего калибра) массу (от нескольких килограммов) и габариты большинства миномётов, что даёт высокую подвижность на поле боя, упрощает маскировку огневых подразделений, а также позволяет эффективно комплектовать миномётами пехоту, десантируемую с воздушных и прочих десантно-транспортных средств;
  • Возможность стрельбы не только с обычной закрытой огневой позиции, но и из окопа — что дополнительно усложняет обнаружение и поражение миномётного подразделения при контрбатарейной борьбе;
  • Большая крутизна траектории полёта мин. Углы возвышения ствола миномётов от 45 до 87 градусов позволяют уничтожать располагающихся на закрытых (в том числе в лесу) позициях цели, не поражаемые ружейно-пулемётным, гранатометным, настильным артиллерийским (пушечным) и даже гаубичным огнём, включая возможность непосредственного поражения целей в окопах, на обратных скатах высот, а также за постройками)[19];
  • Более высокая точность. Кучность стрельбы миномёта — фактически правильный круг, а гаубицы — ближе к эллипсу. При стрельбе из гаубицы требуется всегда точно учитывать высоту относительно цели, в то время как миномётный огонь не требует этого;
  • Очень высокая техническая надежность ввиду отсутствия затворных механизмов (у большинства миномётов). Кроме того, простота устройства и боевого применения обеспечивает (у неразборных, а также большинства собранных разборных и самоходных миномётов) практически постоянную готовность к открытию огня без особой для того подготовки;
  • Многократно меньшие стоимость и ресурсоёмкость изготовления (для сопоставимого калибра) обычных (несамоходных и неавтоматических) миномётов (например, для изготовления одного 82-мм батальонного миномёта образца 1937 года требовалось 182 станко-часа, в то время как для изготовления 76,2-мм дивизионной пушки образца 1936 года (Ф-22) — 1202 станко-часа, то есть почти в семь раз больше[20]). Для изготовления же 82-мм упрощённого миномёта образца 1941 года и вовсе требовалось ещё более чем в два раза меньше станочного времени — всего 86 станко-часов[21].

Недостатки миномётов сравнительно с гаубицами:[18]

  • Подавляющее большинство находящихся в настоящее время (середина 2016 года) на вооружении миномётов мира имеют калибры от 51,2 до 120 (фактически — 119,4) мм (есть всего менее десятка исключений), так как это позволяет применять достаточно эффективные для поражения открытых незащищенных целей и разрушения лёгких укрытий мины весом до приблизительно 16 кг. Сколько-нибудь существенно больший вес мин (например более 40 кг для 160-мм миномётов) не позволяет обеспечивать высокий темп стрельбы ручным заряжанием и устойчивую доставку боеприпасов в условиях воздействия огня пехотного оружия противника;
  • Сравнительно низкая дальность огня большинства миномётов из-за ограничений по мощности порохового заряда миномётного выстрела и его калибру (частично этот недостаток компенсируется введением в боекомплект миномётов калибра 120 мм и выше активно-реактивных мин);
  • Невозможность стрельбы прямой наводкой по подвижной бронетехнике с использованием кумулятивных и/или бронебойно-фугасных боеприпасов;
  • Необходимость иметь систему (подробную таблицу) расчета углов для стрельбы. Проблема, однако, значительно упростилась с появление артиллерийских калькуляторов и окончательно решилась (в странах, где таковое внедрено) после введения компьютеризованных СУО для миномётов (например СУО «Морзен», использующейся в Британской Армии, Территориальной Армии, а также Королевской морской пехоте Великобритании и являющейся первой такой системой в мире[22]);
  • Низкая скорость полета мины позволяет легко определять позиции стреляющих миномётов даже простейшим портативным радаром артиллерийской разведки (например как Аистёнок), в то время как более скоростные снаряды гаубиц требуют для их засечки существенно более дорогих, массивных и мощных РЛС класса Зоопарк.

Указанные плюсы и минусы сформулированы для классической конструкции миномётов мира (несамоходных, с ручным унитарным/унитарно-картузным заряжанием с дула). Однако миномёты с автоматическим или механизированным заряжанием достигают как очень высокой скорострельности (до 170 выстр./мин. у буксируемого автоматического миномёта 2Б9 Василёк), так и весьма большого калибра (240 мм) и веса мин (до почти 230 кг) у самоходного миномёта 2С4 Тюльпан.

Место миномётов в войсках, организация миномётных подразделений, частей и соединений; тактическая классификация миномётов

Миномёты по тактико-технической классификации в зависимости от характеристик (прежде всего калибра и веса), а также принятых в рамках данной военной организации взглядов на организационно-штатную структуру войсковых формирований, относятся к оружию пехоты или артиллерии, хотя организационно входят (или входили) в состав почти всех боевых родов наземных, амфибийных и аэромобильных войск — от танковых (в том числе не только как средство огневой поддержки танкового батальона, но и в качестве вспомогательного вооружения собственно танков)[23][24] до крепостных[25][26], химических[27][28] и даже кавалерии[29][30].

В организационном отношении миномёты и миномётные формирования делятся на отделенные, взводные, ротные, батальонные, полковые, бригадные, дивизионные, корпусные, армейские, фронтовые (в мирное время последние являются окружными) и артиллерии резерва главного командования. Низшей известной тактической единицей для миномётов является миномётчик с лёгким миномётом калибра 37-60 мм в составе пехотного/стрелкового отделения или равного ему формирования специального назначения, высшей — отдельная миномётная бригада трехполкового состава, имевщая в полках по четыре огневых дивизиона (всего по временному штату — поскольку четвёртые огневые дивизионы полков были нештатными — 144 ед. 120-мм миномётов[31]). Таким образом, фактически этот тип соединения Артиллерии РККА представлял собой полноценную артиллерийскую (миномётную) дивизию.

На момент распада СССР высшим «чисто миномётным» формированием в Вооружённых Силах СССР являлись также бригады — но уже отдельные артиллерийские большой мощности, в составе четырёх огневых дивизионов самоходных миномётов 2С4 Тюльпан (всего — 48 миномётных стволов) каждая. Наименьшим — миномётная батарея или рота (2-3 огневых взвода по 3-4 отделения) в составе батальона (6, 8 или 9 миномётов в зависимости от вооружения и организации подразделения).

В Вооружённых Силах Российской Федерации и иностранных армиях в настоящее время высшей тактической единицей миномётных формирований является дивизион (артиллерийский батальон). При этом в армиях НАТО миномётные формирования крупнее взвода отсутствуют (но мортирный взвод штабных рот или рот огневой поддержки батальонов этих армий, насчитывающий обычно 6 миномётов, соответствует по численности и огневой мощи российской миномётной батарее или роте).

Следует отметить, что организационное подразделение миномётов обычно не является «жёстким». Так, например, советский 50-мм взводный миномёт образца 1941 года сначала был (как следует из его названия) взводным, затем стал лёгким полковым и лёгким бригадным, затем — ротным (нештатно) и в настоящее время используется в Кении (куда партия в 50 шт. этих миномётов в 2012 году была поставлена Украиной — из перешедших под её юрисдикцию с 24 августа 1991 года части запасов вооружения и военной техники СССР[32]) как батальонный. 82- и 120-мм же советские миномёты имеют ещё более богатую «организационно-штатную биографию».

Тактически миномёты деляться на предназначенные для непосредственной поддержки (сопровождения) — к таковым относяться миномёты до батальонных включительно, общей поддержки (полковые, дивизионные и корпусные), количественного и качественного усиления (армейские, фронтовые и артиллерии резерва главного командования), предназначенные для тактического химического нападения и предназначенные для тактического ядерного нападения (для двух последних целей миномёты в настоящее время не используются в связи с международными ограничениями). При этом (как и в случае организационного подразделения миномётов) эти задачи на практике часто «пересекаются»: например самоходный миномёт 2С4 Тюльпан в Советской Армии был миномётом качественого усиления окружного/фронтового подчинения и одновременно — средством тактических химического и ядерного нападения.

Тактика

Координаты обнаруженных постоянных неподвижных целей (фортификации, населённые пункты, танкоопасные направления) определяются заранее, а для целей вновь появившихся или мобильных указываются относительно командно-наблюдательного пункта (КНП) в полярной системе координат.

На Рис. 1 приведена схематизированная топографическая карта местности, иллюстрирующая такую ситуацию: цель Ц (миномётная батарея противника) загорожена от прямого наблюдения с огневой позиции склоном высоты 150,4 и хвойным лесом, поэтому наблюдение ведётся с КНП на равнинном участке, откуда хорошо видна цель. С помощью буссоли и дальномера определяются дальность D1 = 1500 м и дирекционный угол α ≈ 56-56.

По телефону, радио или сигнальными флажками эта информация передаётся вычислительному отделению, если оно не находится непосредственно на КНП. Артиллерист-вычислитель, зная координаты цели, КНП и огневой позиции рассчитывает дальность D2 и доворот от основного направления стрельбы β для своих орудий (для примера на Рис. 1 D2 = 2700 м, β ≈ 3-40); из таблиц стрельбы учитывает поправки на метеоусловия, износ стволов, температуру боеприпасов и в итоге получает установки прицела и взрывателей. Выходные данные сообщаются наводчикам и заряжающим орудий для ведения огня. Эта задача может решаться с использованием ЭВМ, микрокалькуляторов, прибора управления огнём или аналитически.

Если первым залпом цель не поражена, то дальномерщик и наблюдатель на КНП сообщают, насколько разрывы отклонились по фронту, глубине и, если нужно, по высоте. Например, недолёт 200, вправо 50 (Рис. 2). Эта информация сообщается вычислительному отделению и оно, используя прибор расчёта корректур или ЭВМ, сообщает скорректированные установки расчётам орудий. В случае промаха производится повторная корректировка; при попадании начинается стрельба на поражение.

История использования

Первая Мировая война

В Первую Мировую войну 1914—1918 гг. в Русской Армии наибольшее распространение имели 36-линейные (91,4-мм) «бомбомёты» типа Г. Р. («Германо-Русский»), представлявшие собой слегка модифицированный генерал-майором М. Ф. Розенбергом 9-см германский «лёгкий миномёт» (по современной русскоязычной историко-технической терминологии — «мортира-миномёт»; но с учетом того, что максимальные углы возвышения и Г. Р. и его прототипа равнялись всего 60 град. — речь должна идти скорее о «гаубице-миномёте»). В 1915—1917 гг. в России было изготовлено 12519 миномётов (точнее, см. выше, — «гаубиц-миномётов») типа Г. Р.[33]. На втором месте по распространенности в Русской Армии были 65-152,4 мм кустарные миномёты (нередко называемые бомбомётами), изготовляемые из гильз и шрапнельных стаканов русских, германских и австро-венгерских снарядов пушек и гаубиц, число коих к 1916 году (когда кустарное изготовление миномётов и бомбомётов в войсковых частях было запрещено приказом Ставки Верховного Главнокомандующего Русской Армией) достигало приблизительно 10 тысяч единиц[34]. Что же касается широко известного 23-линейного (58,4-мм) «миномёта» Ф. Р. («Франко-Русский»), выпущенного в России на Петроградском орудийном, Невском и Ижорском заводах в общем количестве (по разным данным) 3421 или 3418 шт. и разработанного капитаном Е. А. Лихониным на базе французского «миномёта» системы «Дюмезиль № 2»[35] (заказано во Франции 460 шт., поставлено в Россию в 1917 году 50 шт.[36]; интересно, что русская модификация «миномёта» системы Дюмезиля появилась ещё в 1915 году — на два года раньше поставки в страну образцов собственно оригинала), то он на самом деле являлся классическим полевым бомбомётом, стрелявшим одним из трех видов надкалиберных боеприпасов (калибры — 175, 180 и 200 мм; веса — 23,4; 28 и 36 кг соответственно)[37]. Также в ограниченном количестве Россией в 1916—1917 гг. были закуплены для ТАОН («имперская» предшественница советской артиллерии резерва главного командования) тяжёлые 240-мм миномёты — британские 9,45-дюймовые (240-мм) короткоствольные системы Батиньоля (поставлено 30 штук из заказа в 50 минометов)[38] и французские 240-мм длинноствольные минометы (из заказанной партии в 120 миномётов были получены 12 штук[39]). Всего, таким образом, в Россию для ТАОН было поставлено 42 шт. 240-мм миномётов — плюс неустановленное количество британских 9,45-дюймовых длинноствольных миномётов из заказа в 30 штук (все последние в 1917 году)[40], широко применявшиеся Британской Империей, Францией и другими западными странами Антанты.

Накануне и во время Второй Мировой войны

В середине и второй половине 1930-х гг. в СССР под руководством конструктора Б. И. Шавырина были разработаны и приняты на вооружение 50-, 82-, 107- и 120-мм (фактический калибр последнего — 119,4 мм[41]) миномёты, превосходившие по боевым свойствам иностранные 45-51,2-, 81,2-, 105- и 106,7-мм миномёты. Благодаря некоторой разнице в калибрах отдельных систем (отечественные калибры 82- и 107-мм чуть больше, чем у иностранных образцов соответствующих классов), советские военнослужащие могли использовать и трофейные боеприпасы — в то время как противник был лишен такой возможности применительно к нашим миномётам указанных калибров. Следует отметить, что имевший широкое хождение в советской историографии тезис об «уникальности» отечественных 120-мм миномётов на момент их создания не вполне соответствует действительности: ещё не позднее 1932 года 120-мм миномёты поступили на вооружение бельгийской армии (первоначально в форты Льежского укрепленного района)[42]. При этом известным курьёзом является то, что бельгийский 120-мм миномёт того времени является единственным в истории развития миномётного вооружения пороховым калиберным миномётом, действительно имевшим указанный калибр — все остальные «120-мм» миномёты мира этой категории имеют фактический калибр 119,4 мм.

После «Зимней войны» с Финляндией в СССР было принято решение ускорить создание тяжелых минометов калибров 160 мм (дивизионных) и 240 мм (корпусных; впрочем, первый проект 240-мм миномёта (ТМ) — наряду с проектом миномёта 400 Р.О. калибра 400 мм — были переданы Артиллерийскому Управлению РККА (и одобрены им — но, по неясным причинам, практически реализованы не были) "группой «Д» ГДЛ ещё в 1933 году[43], а наметки проекта 254-мм миномёта первые появились в СССР ещё в 1925 году — однако тогда предложенное семейство миномётов (76,2-, 152,4- и 254-мм) не вошло в Систему артиллерийского вооружения РККА на 1929—1933 гг. и работы тоже были прекращены[44]: задания на них ГАУ выдало промышленности ещё в начале 1938 года, однако до речи И. В. Сталина 17 апреля 1940 года работы шли весьма вяло[45]. Кроме того, значительно активизировалось начатое (как уже упоминалось) ещё с 1925 года проектирование миномётов большой и особой мощности калибров от 240 до 450 мм включительно. Первые практические результаты указаний Сталина проявились очень быстро — уже в ноябре 1940 года были начаты полигонные испытания первого советского 160-мм миномёта 7-17[46]. Сложнее обстояло дело с 240-мм миномётом. В 1942—1943 гг. разными конструкторскими бюро были разработаны ряд проектов такой системы (ЗИС-27[47], ОБ-29, С-16)[48], а с 1944 года начались войсковые испытания созданного уже по новым (января 1944 года) требованиям ГАУ 240-мм миномёта конструкции руководимого Б. И. Шавыриным Специального конструкторского бюро гладкоствольной артиллерии[49]. Эта система и была (после длительных доработок) принята на вооружение в 1950 году, как 240-мм миномёт М-240.[50]

Во Второй Мировой войне 1939—1945 гг. миномёты получили широкое распространение во всех воевавших армиях. Во время Великой Отечественной войны советского народа 1941—1945 гг. и Войны с милитаристской Японией 1945 г. миномёты применялись в массовых масштабах во всех операциях Действующей Армии и операциях по обороне военно-морских баз и десантных операциях Рабоче-Крестьянского ВМФ Союза ССР. Советская оборонная промышленность в июле 1941 — апреле 1945 гг. выпустила приблизительно 351 800 миномётов.[51] В РККА, морскую пехоту и морские стрелковые соединения и части Рабоче-Крестьянского ВМФ Союза ССР, оперативные формирования Внутренних войск НКВД Союза ССР и НКВД союзных республик, народному ополчению, партизанским соединениям и отрядам, а также вооружённым силам дружественных (а иногда — и недружественных — как формирования Армии Крайовой, участвовавшие в Варшавском восстании: ВВС 1-го Белорусского фронта восставшим было сброшено на парашютах, в числе прочего оружия, также и 156 миномётов[52]) СССР государств и национальных военно-политических организаций с 1 июля 1941 года по 30 апреля 1945 года было поставлено 350846 миномётов[53]. Для сравнения — в Германии за 1941—1944 хозяйственные годы (15 марта 1941 года — 14 марта 1945 года) было выпущено (с учетом производства на оккупированных Третьим Рейхом территориях) всего около 68 000 миномётов (включая и полевые бомбомёты).[54]

По материалам архива Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи наибольшие потери на советско-германском фронте Вермахт понес именно от миномётного огня советских войск. Они составили приблизительно 1/3 от общего числа убитых и раненых военнослужащих противника — около 3 млн чел.[55]

Советские и германские миномёты и полевые бомбомёты, применявшиеся в 1941—1945 гг.

  • V, м/с — начальная скорость мины
  • P, кг — вес миномета в боевом положении
  • S, выстр./мин. — скорострельность
  • L, м — дальность стрельбы[56]
  • Индекс; Калибр — мм; V — м/с; P — кг (в боевом положении); S — выстр./мин.; L — м; Вес мины — кг
Красная Армия, 1941 год
Вермахт, 1941 год
Вермахт, 1942 год
Красная Армия, 1943 год
Вермахт, 1943 год

Миномёты СССР и Российской Федерации: послевоенный период и современность

Окончание Второй Мировой войны мало сказалось на интенсивности работ над миномётным вооружением в СССР. Уже в первое послевоенное десятилетие на вооружение Советской Армии поступили усовершенствованные тяжёлые 107-мм (М-107)[81], 120-мм (М-120) и 160-мм (М-160) миномёты, а также новые 82-мм казематный (КАМ)[82] и 240-мм полевой (М-240) миномёты. Кроме того, в 1955—1957 гг. был создан и выпущен опытной серией (четыре экземпляра), проходившей войсковые испытания, самый мощный в мире 420-мм самоходный миномёт 2Б1 «Ока» (не следует путать эту систему с оперативно-тактическим ракетным комплексом 9К714 (официальное международное обозначение — ОТР-23) «Ока») для стрельбы тактическими ядерными (по терминологии тех лет — атомными) боеприпасамибоекомплекте были предусмотрены также и фугасные мины, снаряженные обычным взрывчатым веществом), работы над которым, однако, были прекращены в 1960 году[83]. По калибру 2Б1 уступал только австро-венгерскому опытному 500-мм миномёту времен конца Первой Мировой войны[84] (который и является самым крупнокалиберным миномётом в истории).

С конца 1960-х гг. начался новый этап в развитии миномётного вооружения Советской Армии. Начиная с 1970 года были приняты на вооружение 82-мм автоматический возимо-буксируемый батальонный миномёт 2Б9 (2Б9М) «Василёк», 240-мм самоходный миномёт большой мощности 2C4 «Тюльпан» артиллерии резерва главного командования, 120-мм подвижной миномётный комплекс 2С12 «Сани» батальонного звена и 82-мм батальонный возимо-переносной миномёт 2Б14 (2Б14-1) «Поднос». Наконец, в 2011 году, после длительного - почти 30-летнего - перерыва, был продемонстрирован и первый серийный собственно российский миномёт - 2Б25 «Галл» для формирований специального назначения.

Советские серийные послевоенные (1945-1960 гг.) миномёты

Современные советские и российские серийные миномёты (исключая гаубицы-миномёты)


Современные миномёты мира

Современные миномёты, имеющиеся в распоряжении вооружённых сил и прочих военизированных формирований различных государственных образований и неправительственных вооруженных групп, имеют калибры от 50 мм (переносной бесшумный миномёт — впрочем, по конструкции он является промежуточным между «классическим» миномётом и бомбомётом — QLZ-1 производства КНР для формирований специального назначения[92]) до 320 мм (миномет артиллерии резерва главного командования Армии ИРИ)[93]. У серийных миномётов так называемого «западного» производства калибр колеблется в пределах 51,2-120 (фактически — 119,4) мм (но в распоряжении Армии Обороны Израиля имеются — правда в незначительном количестве и уже только на хранении, а не в строевых частях — и 160-мм миномёты — трофейные дивизионные (впоследствии — полковые) миномёты М-160 советского производства, самостоятельно установленные на самоходную базу), советских/российских — 82-240 мм; известные наибольшие веса мин — от 0,765 (бельгийский — но производится в настоящее время во Франции — 51,2-мм переносной бесшумный миномёт FLY-K)[94] до 228 кг (активно-реактивная фугасная мина к советскому 240-мм самоходному миномёту 2С4 Тюльпан), наибольшая дальность стрельбы — от 675 (FLY-K)[94] до 18000 м (2С4 — активно-реактивной миной), масса в боевом положении — от 4,8 (FLY-K)[94] до 27500 (2С4) кг.

В СССР было ещё с середины Великой Отечественной войны и вплоть до его распада в 1991 году господствующим мнение (имеющее весьма значительную популярность и в современной Российской Федерации) об утрате сколько-нибудь существенного боевого значения миномётами калибра 50-60 мм. Которые, якобы, вытесняются средними (81,2-82-мм калибра) миномётами, а также гранатометами раличных классов. Более того, с начала 1970-х гг. считалось, что в типовой организации мотострелкового батальона нет места даже 82-мм миномётам, от которых отказались в пользу 120-мм. Однако практика строительства вооружённых сил иностранных государств за пределами сначала Организации Варшавского Договора, а в настоящее время — СНГ — утраты боевого значения легких миномётов не подтверждает: 51,2-60-мм (преимущественно — 60-мм) миномёты по прежнему широко распространены и продолжают активно производиться. А также совершенствоваться: например, по дальнобойности (доходящей до 4800 и 5700 метров соответственно) испанский 60-мм миномёт LL[95] и китайский 60-мм миномёт Тип 90 (W90)[96] заметно превосходят многие средние миномёты (в том числе все советские и современные российские) — при существенно меньшем (не более 21,5 кг) весе. Интересно, что даже Война в Афганистане 1979—1989 гг. и Первая и Вторая Чеченские войны не привели советское, а позднее — и российское — военное руководство к существенному пересмотру взглядов на применение миномётов: роты по-прежнему остались без миномётных подразделений, а массового лёгкого миномёта Советская Армия и её российская преемница тоже не получили: так, за более чем девять лет Афганской войны был принят на вооружение лишь 82-мм возимо-переносной батальонный миномёт 2Б14-1 «Поднос»[97] (иногда встречающееся утверждение, что плодом опыта Афганистана был также 120-мм подвижной миномётный комплекс 2С12 «Сани» ошибочно: 2С12 был принят на вооружение накануне той войны — буквально за дни до её начала; стоит также отметить, что и 2Б14 был создан ещё до Афганской войны 1979—1989 гг. — и даже успел до её начала пройти полных цикл заводских испытаний[98].

Миномёт как высокоточное оружие

Благодаря существенно меньшей начальной скорости, чем у снарядов пушек и гаубиц, и значительно более плавному нарастанию давления в канале ствола при выстреле — миномётная мина испытывает при выстреле заметно меньшие перегрузки и потому является более предпочтительной конструктивной основой для встраивания в неё ГСН (которая может быть менее устойчивой к перегрузкам и соответственно — более надежной, а также — при прочих равных условиях — менее дорогостоящей). С учетом этих факторов, в СССР впервые в мире был создан доведенный до принятия на вооружение (состоялось в канун 1983 года) комплекс управляемого вооружения для миномётов 1К113 Смельчак (имеющий в своем составе корректируемую мину с полуактивной лазерной ГСН) на базе самоходного 240-мм миномёта 2С4 Тюльпан (может также применятся и миномётом М-240). Самоходный миномёт «Тюльпан» наряду с миномётом М-240 до сих пор считаются самыми мощными миномётами, когда-либо состоявшими на вооружении, о которых есть достоверные данные (не исключено, что иранский 320-мм миномёт превосходит их по огневой мощи, но о нём — кроме самого факта его существования и калибра — практически отсутствуют какие-либо открытые сведения). Первое боевое применение «Тюльпана» и комплекса «Смельчак» произошло в ходе Афганской войны 1979—1989 гг. и оказалось исключительно успешным — корректируемые мины с первого выстрела поражали входы горных пещер, используемых моджахедами в качестве долговременных оборонительных сооружений[99].

Кроме того, в Российской Федерации созданы корректируемый (управляемый) 120-мм выстрел «КИТОЛОВ-2» для гаубиц-миномётов «Нона» и «Вена», а также миномёта «Нона-М» и 120-мм корректируемая миномётная мина КМ-8 «Грань» — все с полуактивными лазерными ГСН.

В ФРГ компанией «Диль» была создана управляемая мина «Буссард» для 120-мм миномётов (разрабатывалась с 1975 года, первое успешное испытание проведено в 1983 году), также оснащенная полуактивной лазерной головкой самонаведения[100]. В Великобритании создана управляемая мина «Мерлин» для 81,2-мм миномётов, оснащенная автономной активной радиолокационной ГСН, работающей в миллиметровом диапазоне длин радиоволн. Последняя мина («приемлемо» прошедшая оценочные испытания в США в 1994 году) предназначена главным образом для поражения танков и других боевых бронированных машин — как в движении, так и неподвижных[101]. На базе ГСН мины «Мерлин» во Франции создана управляемая мина «Гриффин» аналогичного назначения, но для 120-мм миномётов MO-120-RT-61[102].

Техническая классификация миномётов

По боевой массе и калибру

По боевой массе миномёты подразделяют на лёгкие, средние и тяжёлые (однако в Вермахте в 1935—1942 гг. миномёты делились только на лёгкие и тяжёлые[103] — причем если условной границей между лёгким и средним миномётом считается боевая масса 25 кг (самый тяжёлый из используемых ныне лёгких миномётов весит 21,5 кг), то четкой весовой грани между средними и тяжёлыми миномётами в настоящее время вообще не существует. По калибру миномёты делятся на мало- (до 65 мм включительно; наименьший известный калибр боевого миномёта — 26,7 мм), средне- (номинально — > 65 мм — < 100 мм; фактический диапазон калибров среднекалиберных миномётов — от 75,8 мм до 98 мм) и крупно- (100 мм и выше; наибольший известный калибр миномёта — 500 мм) калиберные (причем среднекалиберные миномёты калибров 88,9-98 мм фактически выполняют тактические задачи миномётов крупного калибра). При этом подразделение миномётов на лёгкие, средние и тяжёлые часто осуществляется не по их массе, а по калибру. Кроме того, «лёгкими» часто называют также миномёты, имеющие необычно малый вес для своего калибра (примером чего является целый ряд 120-мм миномётов). Следует отметить, что указанная классификация миномётов по калибру не является единственно известной. В Германской Имперской Армии тяжёлыми считались миномёты калибром более 200 мм, средними — калибром > 105—200 мм, а лёгкими — калибром до 105 мм включительно.

Вообще же — сколько-нибудь прямой связи между массой и калибром миномёта не существует (даже для миномётов одной компоновочной схемы): например 106,7-мм миномёт М30 весит 305 кг (и при таком весе считается возимо-переносным)[104], а имеющий даже больший калибр 120-мм миномёт MO-120-60 — всего 94 кг[105].

Калибр калиберного миномёта обычно определяется по наибольшему диаметру используемой им мины. Но известны и исключения: например таковым был русский 24½-линейный (62,2-мм) «бомбомёт» (фактически — «гаубица-миномёт» в истинном смысле этого термина) системы полковника Э. Ф. Мельцера образца 1915 года, стрелявший 24-линейными (61-мм) «бомбами» (См. Бомбомёт Мельцера)[106]. В данных о калибре стержневого миномёта/полевого бомбомёта указывают два значения — внутренний диаметр ствола и наибольший диаметр надкалиберного боеприпаса.

По способу получения энергии для метания мины

По способу метания мины различают миномёты огнестрельные (пороховые) и пневматические (из которых мина выстреливается давлением сжатого воздуха или сжатого же углекислого газа; такие пневматические миномёты, в императорской и королевской Армии Австро-Венгрии получившие наименование «воздушных миномётов» (нем. Luftminenwerfer) — причем они были, в том числе, и крупного калибра — получили определенное распространение в Первую Мировую войну, но по её окончании их развитие и использование прекратилось).[84]

По способу заряжания

По способу заряжания различают миномёты дульнозарядные (с ручным заряжанием) и казнозарядные (с ручным или автоматическим заряжанием). При этом автоматический казнозарядный миномёт может (как вариант) заряжаться и вручную с дула. Известен также по крайне мере один образец миномёта (см. ниже), подача пороховых метательных зарядов в ствол которого происходила автоматически (точнее — полуавтоматически) с казны, а непосредственно мина заряжалась вручную с дула. Миномёты малых (26,7-65 мм), средних (75,8-98 мм) и части крупных (100—130 мм; последняя величина — калибр батальонного миномёта, выпускаемого в ИРИ для КСИР[93]) включительно калибров обычно заряжаются с дула (хотя для миномётов средних калибров есть ряд исключений из этого правила), миномёты более крупных калибров (160 мм и выше) — с казённой части. Известны, но в настоящее время не применяются, миномёты с комбинированным заряжанием — заряд у них подавался с казны, а мина — с дула. Наконец, у первой советской гаубицы-миномёта (созданной ещё до появления этого термина, а потому официально классифицировавшейся как «лёгкое пехотное орудие»; впрочем, уже в Первую Мировую войну были созданы и поступили на вооружение многочисленные образцы «гаубиц-миномётов» в строгом смысле этого слова — то есть миномётов и мортир-миномётов с «гаубичными» (менее 70-75 град.) максимальными углами возвышения) СКБ-34 заряжание было вариативным — при угле возвышения свыше 45 град. — с дула, 45 град. и менее — с казны[107].

По компоновке стволов и их устройсту

По принципу компоновки и устройства стволов миномёты делятся на:

  • многоствольные (например австрийский 120-мм четырёхствольный самоходный миномёт SM-4[108]; однако широко известный «шестиствольный миномёт» и менее известный «пятиствольный миномёт» Вермахта многоствольными миномётами на самом деле не являются — хотя таковая классификация их укоренилась даже в авторитетной справочной литературе — а представляют собой РСЗО) и одноствольные;
  • с криволинейным (например 82-мм казематный миномёт разработки ОКБ-43, созданный в СССР в 1949 году[109]) и прямым стволом;
  • гладкоствольные и нарезные (последние подразделяются, в свою очередь, на рассчитанные на боеприпасы с ведущими поясками — как обычные снаряды для нарезной артиллерии — и предназначенные для стрельбы боеприпасами с готовыми выступами[110]. Недостаток нарезных миномётов заключается в том, что мина может упасть задней частью вниз и не взорваться, если угол возвышения при стрельбе составляет более чем 75 градусов. Это ограничивает минимальную дальность стрельбы из таких миномётов.

По общей компоновке (размещению и сочленению основных конструктивных элементов)

По принципам размещения и сочленения конструктивных элементов миномёты, мортиры-миномёты и полевые бомбомёты бывают пяти основных компоновочных схем:

  • 1) Схема на центральном штыре (по типу морских орудий). Применялась редко, а сейчас не используется вообще[111];
  • 2) «Глухая» схема. В этом случае все элементы миномёта собраны на одной массивной (как для данного калибра) опорной плите. В Первую Мировую войну данная схема имела весьма широкое распростанение, но в настоящее время применяется только для лёгких миномётов калибра 50-52 мм[111];
  • 3) Схема «мнимого треугольника» (она же «схема Стокса» или «схема Стокса-Бандта»). Кинематически, схема «мнимого треугольника» — это три шарнира и два звена. Третье звено — мнимое. Точнее — этим звеном является поверхность (грунт, корпус транспортного средства — носителя миномёта), на которую устанавливается миномёт. По этой схеме, ставшей классической, выполняется абсолютное большинство современных миномётов. Конструктивно она, в общих чертах, выглядит следующим образом: ствол шарнирно связан с двуногой, опирающейся на грунт (или корпус шасси) и опорной плитой (также опирающейся на грунт или корпус шасси). При этом двунога и опорная плита друг с другом конструктивно не связаны[112];
  • 4) Схема «реального треугольника». Кинематическая схема «реального треугольника» — три звена, связанные шарнирно. По этой схеме миномёты также конструировались редко, так как третья связь оказывалась лишней: при выстреле, благодаря оседанию опорной плиты под действием импульса отдачи c одновременным сохранением первоначального положения двуноги, это третье звено подвергалось очень сильной нагрузке на растяжение (притом — как правило, многократно повторяющейся с малыми временными интервалами) и как результат — часто не выдерживало и разрушалось. Однако, это же третье звено становится весьма желательным элементом конструкции при замене двуноги колесным ходом — когда уже нет второй надежной опоры на грунт. Но в таком случае третье звено делается упругим — снабжается амортизатором, что устраняет опасность его разрушения. Впрочем, следует отметить, что для миномётов большой боевой массы конструктивная связь колесного хода с опорной плитой необходимым условием для обеспечения их должных характеристик не является — они и без того достаточно устойчивы при стрельбе. В настоящее время миномётов, сконструированнных по схеме «реального треугольника», на вооружении армий мира не имеется[112];
  • 5) Схема с так называемым «унитарным стволом». Конструктивно наиболее простая, она представляет собой фактически просто ствол с закрепленными на его казенной части сошником либо (чаще) малоразмерной опорной плитой (назваемой также «пятой»). Упирая такое оружие в грунт, стрелок-наводчик рукой придает ему нужный угол возвышения. Эта схема обычно применяется для лёгких малокалиберных (37-60 мм) миномётов, состоящих на вооружении отделений и взводов[112][113]. Иногда используется и промежуточное между схемами (3) и (5) решение: миномёт, выполненный в целом по схеме унитарного ствола, комплектуется, тем не менее, дополнительным съёмным стержнем-опорой, заменяющим классическую двуногу[114].

По схеме воспламенения метательного заряда (только для пороховых миномётов)

Существуют три схемы воспламенения метательного порохового заряда, применяемые в миномётах:

  • 1) «Расширительная» схема воспламенения — обыкновенная схема воспламенения заряда, применяемая в нарезной артиллерии. Воспламенение метательного заряда происходит в каморе, закрытой с одной стороны затвором или дном канала ствола, а с другой стороны — донным срезом снаряда (то есть горение метательного заряда при этой схеме происходит в переменном объёме). Расширительная схема мало подходит гладкоствольным миномётам, ибо для получения необходимой кучности боя для их боеприпасов требуются стабилизирующие приспособления в виде перьев мины — плюс соответствующая форма мины (с оживальной хвостовой частью). Это приводит к увеличению объёма каморы, что влечет за собой ухудшение единообразия горения, а следовательно, и единообразия начальных скоростей (что негатавно влияет на точность, кучность и дальность стрельбы)[115];
  • 2) Газодинамическая схема воспламенения. При ней заряд помещается в отдельной камо́ре, соединенной с каналом, где помещен снаряд, специальным отверстием (соплом). Заряд тем или иным способом воспламеняется и дальнейшее его горение происходит в постоянном объёме. Пороховые газы через сопло вырываются из каморы, расширяясь, приобретают большую скорость и ударяются о дно мины. Её кинетическая энергия приобретается в основном за счет динамического удара газов.
  • Крупный (и основной) недостаток газодинамической схемы воспламенения в том, что газовая струя оказывает динамическое воздействие лишь на весьма небольшом расстоянии от сопла и следовательно — даже значительное увеличение метательного заряда не может дать существенного увеличения дальности стрельбы. Расширение сопла также имеет свои пределы. Тем не менее, эта схема нашла определённое применение в артиллерийских системах ближнего боя, где не требуется большой дальности огня — в том числе и в миномётах[116];
  • 3) Схема воспламенения Стокса. В настоящее время имеет наиболее широкое распространение применительно к миномётам. При данной схеме воспламенение и горение основного метательного заряда происходит в замкнутом объёме (трубке стабилизатора мины). Пороховые газы прорывают оболочку гильзы и вырываются с большой силой через соответствующие отверстия в пространство за миной. При этом газы, расширяясь, толкают мину вперед. В случае применения дополнительных зарядов эти пороховые газы, вырываясь через отверстия, омывают дополнительные заряды и воспламеняют их. Причем воспламенение и горение происходят единообразно и быстро.
  • Эта схема реализуется следующим образом: заряд помещается в картонную гильзу патрона, который вставляется в трубку стабилизатора. Трубка стабилизатора (имеющая ряд отверстий в стенках) ввертывается в хвостовую часть мины. Для получения выстрела мина опускается в канал и, двигаясь под действием своего веса, накалывается на жало капсюлем. Происходит воспламенение заряда. Пороховые газы, действуя на картонную часть патрона, расширяют её, вдавливают в выточку трубки стабилизатора и этим прочно закрепляют патрон в трубке. Далее процесс идет по описанной выше схеме.
  • Одно из важнейших преимуществ схемы воспламенения Стокса — возможность практически довести скорострельность миномёта до предельной для данного калибра и варианта заряжания (в общем случае — ручное или автоматическое; хотя известны и промежуточные подходы — например итальянский 45-мм ротный миномёт Бриксия модель 35 (Mortaio Brixia Modello 35) периода Второй Мировой войны — с магазином пистолетного типа для гильз с метательным зарядом и полуавтоматической их подачей)[117].

По способам обеспечения мобильности на поле боя (или установки на огневой позиции — для полустационарных и стационарных миномётов)

В зависимости от способа транспортировки сухопутные миномёты могут быть:

  • переносными (в полностью собранном или разобранном на отдельные части виде) — причем среднекалиберные минометы на колесном ходу традиционно также относят к категории переносных, так как буксировкой силами расчёта осуществляется только смена ближайших огневых позиций;
  • возимыми (в автомобиле или на бронетранспортёре) — при этом к «возимым» традиционно относят только миномёты, способные вести огонь со своего транспортного средства, хотя и переносные миномёты на значительные расстояния тоже перевозятся (повозками, автомобилями или бронетранспортерами);
  • возимо-переносными;
  • буксируемыми (конной упряжкой или на прицепе за автомобилем либо за специальным тягачом; в качестве тягача может использоваться также бронетранспортер)
  • возимо-буксируемыми;
  • самоходными. Самоходные миномёты устанавливаются на гусеничном — включая боевые и сапёрные/инженерные танки — полугусеничном или колёсном шасси. В последнем случае носитель мог быть, помимо обычного грузового автомобиля, также бронеавтомобилем, как в случае 82-мм самоходного миномёта С-13, первоначально обозначавшегося ИС-9 — миномёт (точнее — мортира-миномёт, так как имел противооткатные устройства) ИС-7 на шасси лёгкого бронеавтомобиля БА-64[118] или 50- либо 82-мм миномёт мог устанавливаться на тяжёлом (с коляской) мотоцикле);
  • вьючными (на вьючных животных — как правило в горах; при этом горно-вьючными традиционно считается только тяжёлые миномёты, специально разработанные для перевозки на вьючных животных в разобранном на отдельные части (транспортируемые отдельными вьюками) виде — хотя более лёгкие минометы, состоящие на вооружении горной пехоты, также перевозятся (или — в настоящее время, когда горная пехота тоже механизирована — в отдельных случаях могут перевозиться) вьючным транспортом);
  • полустационарными (монтируемыми из составных частей, транспортируемых по отдельности на повозках или за тягачами, на заблаговременно подготовленной — вплоть до бетонирования площадки — инженерными средствами войск огневой позиции);
  • стационарными (башенные или устанавливаемые в бронеколпаках (в современной русскоязычной военно-исторической литературе — особенно переводной — и те и другие броневые огневые установки часто объединяются под общим названием бронекуполов) и/или казематные миномёты, входящие в соостав вооружения долговременных оборонительных сооружений — ДОТов и фортов);
  • В 1943 году в СССР был разработан также проект 450-мм миномёта особой мощности МТ на железнодорожном транспортере[119].

Уникальные миномёты

Единственный в истории настоящий «реактивный миномёт»

В популярной и даже специальной справочной литературе распространён термин «реактивный миномёт». На самом деле — именуемые так советские и германские артиллерийские системы периода Второй Мировой войны миномётами ни в коей мере не являются, а относятся к классу РСЗО. Единственной артиллерийской системой, которую действительно можно отнести к «реактивным миномётам» (то есть к оружию, сочетающему в себе технические свойства ракетной пусковой установки и собственно миномёта) был японский 20-см реактивный миномёт Тип 4, принятый на вооружение Японской Императорской Армии в 1944 году. Внешне это оружие выглядело как обычный миномёт классической схемы («мнимый треугольник»), имея опорную плиту, двуногу, миномётный прицел и механизм горизонтирования. Отличие состояло в открытой с двух сторон гладкой трубе ствола (верхняя половина которой шарнирно откидывалась вверх для удобства заряжания турбореактивным снарядом калибра 200 мм с фугасной или химической — боеприпас с последней, впрочем, практического применения не получил — боевой частью) и применяемом боеприпасе (неуправляемая ракета, а не миномётная мина). Реактивный миномёт Тип 4 активно применялся японской армией в ходе безуспешной обороны Марианских островов, Филиппин, Иводзимы и Окинавы от сил союзников в 1944—1945 гг.[120]

Лопата-гранатомёт-миномёт

Над 37-мм миномётами-лопатами активно работали в СССР (под несомненным влиянием принятия на вооружение Армией Франции 37-мм окопного миномёта, позднее использовавшегося Вермахтом под маркой 152(f)) в конце 1930-х и 1941—1942 гг. Известно как минимум два их образца, доведенных до испытаний, один из которых (См. выше) выпускался серийно и использовался в боевых действиях вплоть до 1943 года. Но опытный гранатомёт-лопата «Вариант», разработанный Центральным конструкторско-исследовательским бюро спортивного и охотничьего оружия и испытанный в 1978 году, является единственным в своем роде индивидуальным комбинированным инженерно-боевым средством пехоты, сочетающим в себе свойства сразу малой сапёрной лопатки, ручного противопехотного гранатомёта и лёгкого (калибром 40 мм) миномёта[121].

Полевые миномёты и их судовые модификации на морских и речных судах

Полевые миномёты получили определенное распространение и на военных флотах — ими в годы Второй Мировой войны и позднее вооружались корабли береговой обороны (См. например: AMOS), корабли и катера поддержки десанта[122] и (в ВМФ СССР в 1942—1943 гг.) речные несамоходные плавучие артиллерийские батареи типа «ПБА № 97» — а также сторожевые корабли Береговой охраны США и патрульные катера как Береговой охраны этой страны, так и Флота Соединенных Штатов[123].

«Гвардейские миномёты»

«Гвардейскими миномётами» с 18 сентября 1941 года официально назывались боевые машины реактивной артиллерии семейств БМ-8 (82 мм), БМ-13 (132 мм) и БМ-31-12 (300 мм) на шасси грузовых автомобилей повышенной проходимости ЗиС-6, а также на шасси импортных грузовых автомобилей повышенной проходимости, поставлявшихся по ленд-лизу (эти варианты были наиболее распространены), гусеничного трактора СТЗ-5, легких танков Т-40С и Т-60. Также «гвардейскими миномётами» назывались и пусковые станки-рамы для тяжелых реактивных снарядов М-28 (калибром 280 мм), М-30 (300 мм) и М-31 (300 мм). Все они более известны под общим именем (точнее — прозвищем) «Катюша» (хотя среди фронтовиков ходили и другие прозвища отдельных типов этого оружия — «Андрюша», «Лука»). «Катюша», один из символов Великой Отечественной войны, не является представителем семьи миномётов, поскольку использует снаряды другого типа (неуправляемые ракеты), резко отличающиеся по своим баллистическим свойствам (в частности, траектория полёта реактивного снаряда (ракеты), запускавшегося с БМ-8, БМ-13 и БМ-31 не является навесной). По современной общемировой классификации артиллерийских систем «Катюши» относятся к реактивным системам залпового огня. Впрочем, первоначально (28 июня — 18 сентября 1941 г.) «гвардейские миномёты» официально именовались «частями полевой реактивной артиллерии РККА»[124].

Иногда использование термина «гвардейские миномёты» приводит к путанице, так как за время Великой Отечественной войны советского народа 1941—1945 гг. многие соединения и части «настоящих» миномётов (в частности — 13 миномётных и тяжёлых миномётных бригад) также были удостоены почётного звания «гвардейских»[125][126].

Гаубица-миномёт

Советские 120-мм самоходные артиллерийские установки (официально именуемые САО — «самоходные артиллерийские орудия») 2С9 «Нона-С» и 2С23 «Нона-СВК», а также российские САО 2С31 «Вена» и 2С34 «Хоста» сочетают в себе свойства миномёта, мортиры, гаубицы и противотанковой пушки[127], классифицируясь по русскоязычной терминологии, как «гаубица-миномёт»[128] (по западной терминологии — это «комбинированные орудия»[128] или «пушки-мортиры» (англ. gun-mortar — последний термин часто неверно переводится в русскоязычных источниках как «мортира-миномёт»)). К этой же категории относятся буксируемый вариант «Ноны» — 2Б16 «Нона-К» — и официально считаемые миномётами 82-мм системы типов КАМ, Ф-82[82] и 2Б9 (2Б9М) «Василёк». К указанному классу относятся и некоторые артиллерийские системы производства КНР — 82-мм Тип 99 (более известна под экспортным обозначением W99; экспортная модификация имеет калибр 81,2 мм)[129] и 120-мм самоходное комбинированное орудие[130] на шасси бронетранспортёра Тип 90. Наконец, ещё в 1985 году (очевидно под впечатлением от применения «Ноны-С» в Афганистане) британская компания Royal Ordnance приступила к разработке концептуально аналогичной «Ноне-СВК» системы AMS 120-мм калибра[131]. Также во Франции компанией Brandt созданная получившая широкое распространение как оружие легкой колесной боевой бронированной машины AML-60 лёгкая малокалиберная (60 мм) гаубица-миномёт Brandt 60 mm Gun-mortar двух модификаций: LR (Long Range — дальнобойная) и HB (Heavy Barrel — тяжелоствольная; последняя версия предназначена для ведения длительного непрерывного огня).

На «постсоветском пространстве» широко распростанено мнение, что «Нона-С» является первой артиллерийской системой своего класса. Но это совершенно неверно: мортиро-пушки были популярны среди многих теоретиков артиллерийского дела и конструкторов артиллерийского вооружения ещё в конце 1920-х гг. (и были хорошо известны специалистам в СССР)[132]. А не позднее 1936 года на фортах «линии Мажино» заступили на службу 135-мм мортиро-пушки, способные вести огонь боеприпасами миномётного типа (французы называли их «бомбомётами»: фр. lance-bombe), применявшиеся в боевых действиях 1939—1940 гг.[133]. Наконец, в 1943—1944 гг. в СССР проходило испытания уже упоминавшееся орудие СКБ-34 — полный (и даже бо́льший — так как СКБ-34 предназначалось и для выполнения роли зенитной пушки[134]) функциональный аналог «Ноны-К», весьма близкий к ней и по многим техническим решениям.

Вообще же — более верная классификация орудий семейства «Нона» и им подобных — не «гаубица-миномёт», а «мортиропушка-миномёт».

Использование миномётов в небоевых целях

Миномёты очень широко используются в пиротехнике (развлекательной и киносъёмочной) — для стрельбы пиротехническими зарядами (в основном с целью производства салютов и фейерверков). Пиротехнические заряды, предназначенные для создания светового или светозвукового эффекта в небе, заряжаются в специальные одно- и многоствольные миномёты (салютные мортиры) калибром 26-310 мм (в Ракетных Войсках и Артиллерии Сухопутных Войск Вооруженных Сил СССР/Российской Федерации крупнокалиберные (100—310 мм) салютные мортиры входили или входят в состав отдельных салютных дивизионов — на настоящий момент 449-й отдельный салютный дивизион Западного военного округа — единственный такой дивизион в Вооруженных Силах России[135][136] — а также отдельных салютных батарей). Стрельба производится путём электроспуска. Принципы применения миномётного огня в пиротехнике в основном аналогичны тем, которые используются для боевых миномётов. Кроме того, снятые с вооружения миномёты (преимущественно крупных — до 160 мм включительно — калибров) широко используются также в целях противолавинной защиты — для инициирования схода снежного покрова с горных склонов, когда этот покров не достиг ещё критически опасной величины (путём профилактического обстрела лавиноопасных участков фугасными или установленными на фугасное действие осколочно-фугасными минами).

Видео

  • [www.youtube.com/watch?v=U_F-W4aBfgw&NR=1 Передача о миномёте «Тюльпан» из серии «Военное дело»]
  • [www.youtube.com/watch?v=Ds1Z1y90xyE Командир миномёта. Ролик, рассказывающий об этой воинской должности]
  • [www.youtube.com/watch?v=Qln3hVoe8qA&feature=related Вариант самоходного миномёта]
  • [www.youtube.com/watch?v=ToWid001Yy4&feature=related 60-мм миномёт]
  • [www.youtube.com/watch?v=7wgl32vAJng&feature=related 8-см миномёт]
  • [www.youtube.com/watch?v=FTN9hF5xpO8&feature=related Как обращаться с итальянским 81,2-мм миномётом (Mortaio da 81 mm)]
  • [www.youtube.com/watch?v=v-VKRWOkgzU&feature=related 81,2-мм миномёт] (L16)
  • [www.youtube.com/watch?v=NYY8viNFht8&feature=related 82-мм батальонный миномёт образца 1937 года] (БМ-37)
  • [www.youtube.com/watch?v=XxoRH87ZgjE Американский 106,7-мм миномёт M2 (не путать с 60-мм миномётом М2!)]
  • [www.youtube.com/watch?v=x0En-nqXal4 Американский 106,7-мм самоходный миномёт M106А1]
  • [www.youtube.com/watch?v=lwtnSlmZlso&feature=related 120-мм миномёт]
  • [www.youtube.com/watch?v=mYdU1HO8TB0&feature=related Стрельба дымовыми минами (калибром 81,2 мм)]

Галерея

См. также

Напишите отзыв о статье "Миномёт"

Примечания

  1. Например германская 210,8-мм тяжёлая полевая мортира 21 cm Mrs.18 имела ствол длиной в 31 калибр.
  2. Широкорад, 2000, с. 9.
  3. Свечин А. А. Предрассудки и боевая действительность (выдержки) // В сб. «…Хорошо забытое старое». — М. : Военное издательство, 1991. — С. 134. — ISBN 5-203-01261-X.
  4. Широкорад, 2000, с. 9-10.
  5. 1 2 [smartwebsite.ru/index/istinnyj_izobretatel_minometa/0-804 Истинный изобретатель миномета]
  6. 1 2 [ww1.milua.org/GerErhardt.htm Широкорад А. Минометы (мортиры) системы Эрхардта калибра 170 мм обр. 1912—1916 гг. (средние) и 250 мм обр. 1909 г. (тяжелые).]
  7. 1 2 3 Широкорад, 2000, с. 11.
  8. Широкорад, 2000, с. 12.
  9. Широкорад, 2000, с. 21.
  10. Широкорад, 2000, с. 44.
  11. Широкорад, 2000, с. 13,22.
  12. Широкорад, 2000, с. 124.
  13. Широкорад, 2000, с. 126.
  14. Широкорад, 2000, с. 62-64.
  15. Широкорад, 2000, с. 55,57.
  16. Широкорад, 2000, с. 75-76.
  17. Широкорад, 2000, с. 57.
  18. 1 2 3 [rufort.info/library/nikolaev/nikolaev.html Николаев А. В. Батальонная артиллерия. - М. : Военное издательство, 1937.]. rufort.info. Проверено 1 июня 2016.
  19. [infoguns.com/stati/minomety-v-boyu.html Минометы в бою | Стрелковое оружие]. infoguns.com. Проверено 1 июня 2016.
  20. Шунков В.Н. Оружие Красной Армии. — Минск, «Харвест». — 1999. — С. 258. — ISBN 985-433-469-4.
  21. Шунков В.Н. Оружие Красной Армии. — Минск, «Харвест». — 1999. — С. 263. — ISBN 985-433-469-4.
  22. Шунков В.Н. Вооружение пехоты. — Минск, «Попурри». — 2001. — С. 352-353. — ISBN 985-438-539-6.
  23. 1 2 [armor.kiev.ua/Tanks/WWII/PzV/txt/PzV1.php Тяжелый танк «Пантера». Описание конструкции. (М. Барятинский. Тяжелый танк «Пантера». Бронеколлекция. — 1997. — № 2)]
  24. Шунков В.Н. Танки. — Минск, «Попурри». — 2000. — С. 64-74 (Описание танков семейства «Меркава»). — ISBN 985-438-405-5.
  25. Дж. Э. Кауфман. Крепости XX века. Фортификация Второй Мировой войны 1939-1945. Европа. (оригинальное название (англ.): FORTRESS EUROPE. European Fortifications of World War II). — М., «Эксмо». — 2006 (оригинал - 1999). — ISBN 5-699-15499-X.
  26. Широкорад, 2000, с. 136,146-147.
  27. Широкорад, 2000, с. 135.
  28. Шунков В.Н. Оружие Вермахта. — Минск, «Харвест». — 1999. — С. 219. — ISBN 985-433-317-5.
  29. [www.soldat.ru/force/sssr/rkka/kav/09_staff.html Штаты кавалерийской и горно-кавалерийской дивизий РККА в 1941 г.]
  30. Широкорад, 2000, с. 139.
  31. Наступление стрелковой дивизии с форсированием рек и бои на плацдармах. Наступление 108-й стрелковой дивизии с форсированием р. Одер (апрель 1945 г.). // Боевые действия стрелковой дивизии: Сборник тактических примеров из Великой Отечественной войны / Под общей редакцией генерал-майора Сычева К. В. и полковника Малахова М. М. — М. : Воениздат, 1958. — С. 338.
  32. Державна служба експортного контролю України. Інформація про обсяги міжнародних передач окремих категорій озброєнь, здійснених Україною у 2012 році. (на укр. яз.).
  33. Широкорад, 2000, с. 36-37.
  34. Широкорад, 2000, с. 40-41.
  35. Широкорад, 2000, с. 27.
  36. Широкорад, 2000, с. 31.
  37. Широкорад, 2000, с. 30.
  38. Широкорад, 2000, с. 52.
  39. А. Широкорад. [ww1.milua.org/9minFranz.htm 240-мм французский длинноствольный миномет]. Оружие Первой мировой войны. Проверено 12 июля 2013. [www.webcitation.org/6IETaIiPL Архивировано из первоисточника 19 июля 2013].
  40. Широкорад, 2000, с. 26.
  41. О`Мэлли Т. Дж. Современная артиллерия: орудия, РСЗО, минометы. (Оригинальное название (англ.): ARTILLERY: GUNS AND ROCKET SYSTEMS). — М., «ЭКСМО-Пресс». — 2000 (оригинал - 1994). — С. 149. — ISBN 5-04-005631-1.
  42. Кауфман, 2006 (оригинал - 1999), с. 101-104.
  43. Широкорад, 2000, с. 62.
  44. Широкорад, 2000, с. 61-62.
  45. Широкорад, 2000, с. 119.
  46. Широкорад, 2000, с. 120.
  47. История этого миномёта не вполне ясна: по одним данным — работы над ним не вышли из «бумажной» стадии, по другим — ЗИС-27 был все же изготовлен и подвергнут полигонным испытаниям, но последние не выдержал и был забракован командованием Артиллерии РККА.
  48. Широкорад, 2000, с. 121-122.
  49. Широкорад, 2000, с. 191.
  50. [bronetexnika.moy.su/publ/sau_zsu/minomet_pod_imenem_tjulpan/21-1-0-239 Боевые машины мира. Миномет под именем «Тюльпан».]
  51. Под общей редакцией В. Н. Новикова. Оружие Победы (2-е издание, переработанное и дополненное). — М., «Машиностроение». — 1987 (1-е изд. - 1985). — С. 146.
  52. М. И. Семиряга (главный редактор тома) и др. История Второй мировой войны 1939-1945. — М., Военное издательство. — 1978. — Т. 9. — С. 72.
  53. Широкорад, 2000, с. 137-138,141,144-145,147-148,151,153.
  54. Шунков В.Н. Оружие Вермахта. — Минск, «Харвест». — 1999. — С. 155. — ISBN 985-433-317-5.
  55. Под общей редакцией В. Н. Новикова. Оружие Победы (2-е издание, переработанное и дополненное). — М., «Машиностроение». — 1987 (1-е изд. - 1985). — С. 146.
  56. Min и Max дальности стрельбы даны для следующих условий: уровень моря; давление 760 мм ртутного столба; температура воздуха, ствола оружия и порохового заряда +20°С; сухой воздух без значительного количества твердых частиц (снег, песок) в нём; безветрие; на практике же перечисленные факторы могут существенно влиять на дальность стрельбы как в одну, так и в другую сторону.
  57. Конструкция миномёта-лопаты и характеристики его мины позволяли получить и меньшую минимальную дальность стрельбы — но при этом возникала опасность поражения стрелка-миномётчика осколками собственной мины.
  58. Широкорад, 2000, с. 65.
  59. Шунков В.Н. Оружие Красной Армии. — Минск, «Харвест». — 1999. — С. 244. — ISBN 985-433-469-4.
  60. 1 2 Широкорад, 2000, с. 71.
  61. В подавляющем большинстве даже весьма высокоавторитетных источников (включая Широкорада, Шункова и пр.) этот миномет классифицируется как «ротный». Однако, согласно штату стрелковой дивизии РККА № 4/100 от 5 апреля 1941 г., 50-мм миномёты передавались из минометного взвода стрелковой роты (три миномёта) в минометные отделения (по одному миномёту) каждого из трех её стрелковых взводов. Собственно, именно для потребностей такого штата и был создан 50-мм миномёт обр. 1941 г., существенно отличавшийся от предшественников компоновочно (создан по «глухой схеме», в то время как предыдущие советские 50-мм миномёты создавались по схеме «минимого треугольника»).
  62. Широкорад, 2000, с. 72.
  63. Широкорад, 2000, с. 80,87,91.
  64. 1 2 3 Широкорад, 2000, с. 86-87,91.
  65. Широкорад, 2000, с. 102,104,107.
  66. Шунков В.Н. Оружие Красной Армии. — Минск, «Харвест». — 1999. — С. 269. — ISBN 985-433-469-4.
  67. 1 2 Широкорад, 2000, с. 115,117-118.
  68. Широкорад, 2000, с. 117.
  69. Шунков В.Н. Оружие Красной Армии. — Минск, «Харвест». — 1999. — С. 275. — ISBN 985-433-469-4.
  70. Шунков В.Н. Оружие Вермахта. — Минск, «Харвест». — 1999. — С. 212. — ISBN 985-433-317-5.
  71. Кауфман, 2006 (оригинал - 1999), с. 66.
  72. Миномёт предназначался для бронированных бункеров долговременных укреплённых позиций. Бронебункер представлял собой фактически каземат, но выполненный не из железобетона, а из плит броневой стали.
  73. Шунков, 1999, с. 216.
  74. 1 2 Шунков, 1999, с. 218.
  75. Шунков, 1999, с. 219-220.
  76. Шунков, 1999, с. 221.
  77. Шунков, 1999, с. 223-225.
  78. Широкорад, 2000, с. 128-129.
  79. Шунков В.Н. Оружие Красной Армии. — Минск, «Харвест». — 1999. — С. 282. — ISBN 985-433-469-4.
  80. Применялось в качестве вспомогательного вооружения танков Pz.V «Пантера».
  81. 1 2 3 Широкорад, 2000, с. 168.
  82. 1 2 3 Широкорад, 2000, с. 160.
  83. Широкорад, 2000, с. 205-206.
  84. 1 2 [novostimira.net/index.php?newsid=177312 Необычные калибры… минометы Первой мировой (часть 1)]
  85. Широкорад, 2000, с. 185-187.
  86. Широкорад, 2000, с. 191,200,204.
  87. Широкорад, 2000, с. 161,163,166-167.
  88. Широкорад, 2000, с. 196,200,204.
  89. Широкорад, 2000, с. 170.
  90. Шунков, 2001, с. 381.
  91. Широкорад, 2000, с. 159-160.
  92. Константин Чуприн. Военная мощь Поднебесной. Вооруженные силы КНР сегодня и завтра. — Минск, «Харвест». — 2007. — С. 741. — ISBN 978-985-16-0226-7.
  93. 1 2 Владимир Чеканов. Оборонная промышленность Исламской Республики Иран (рус.) // Экспорт вооружений : журнал. — 2005. — Сентябрь-октябрь (№ 5). — С. 32.
  94. 1 2 3 Шунков, 2001, с. 346-347.
  95. Шунков, 2001, с. 359-360.
  96. Чуприн, 2007, с. 742.
  97. Широкорад, 2000, с. 158.
  98. Широкорад, 2000, с. 157-158.
  99. Широкорад, 2000, с. 202.
  100. Шунков, 2001, с. 355.
  101. Шунков, 2001, с. 351-352.
  102. Шунков, 2001, с. 398-399.
  103. Шунков, 1999, с. 211.
  104. Современное стрелковое оружие (пер. с англ.). — Смоленск, «Русич». — 2000. — С. 104. — ISBN 5-8138-0192-8.
  105. Шунков, 2001, с. 394-396.
  106. Широкорад, 2000, с. 42.
  107. Широкорад, 2000, с. 130-134.
  108. Шунков, 2001, с. 344-345.
  109. Широкорад, 2000, с. 156-157.
  110. Широкорад, 2000, с. 15.
  111. 1 2 Широкорад, 2000, с. 16.
  112. 1 2 3 Широкорад, 2000, с. 17.
  113. [bratishka.ru/archiv/2011/6/2011_6_17.php Александр ШИРОКОРАД. Арсенал: Соло для минометной трубы.]
  114. Шунков, 2001, с. 340.
  115. Широкорад, 2000, с. 17-18.
  116. Широкорад, 2000, с. 18-19.
  117. Широкорад, 2000, с. 19-20.
  118. Широкорад, 2000, с. 92.
  119. Широкорад, 2000, с. 122.
  120. Р. С. Исмагилов и др. Артиллерия и минометы XX века. — Смоленск, «Русич». — 2001. — С. 150. — ISBN 5-8138-0373-4.
  121. [bastion-karpenko.narod.ru/minomet_lopata.pdf Карпенко А. В. Стреляющая лопата, два «Варианта». — С. 6-8.]
  122. [www.warships.ru/MK-Landing_Ships/MK-6/ ЛУЧШИЕ ДРУЗЬЯ ДЕСАНТНИКА]
  123. [otvaga2004.ru/kaleydoskop/kaleydoskop-art/60-mm-minomety-vms-ssha/ Кихтенко А. В. 60-ММ МИНОМЕТЫ ВМС США.]
  124. Под общей редакцией В. Н. Новикова. Оружие Победы (2-е издание, переработанное и дополненное). — М., «Машиностроение». — 1987 (1-е изд. - 1985). — С. 165.
  125. Великая Отечественная война 1941—1945: Словарь-справочник / Н. Г. Андроников, А. С. Галицан, М. М. Кирьян и др.; Под. общ. ред. М. М. Кирьяна. — 2-е изд., доп. — М. : Политиздат, 1988. — С. 135. — ISBN 5-250-00107-6.
  126. Шунков В. Н. Оружие Красной Армии. — Минск : Харвест, 1999. — С. 139—140. — ISBN 985-433-469-4.
  127. Широкорад, 2000, с. 174-175.
  128. 1 2 Чуприн, 2007, с. 747.
  129. Чуприн, 2007, с. 744.
  130. Чуприн, 2007, с. 749-750.
  131. О`Мэлли Т. Дж. Современная артиллерия: орудия, РСЗО, минометы. (Оригинальное название (англ.): ARTILLERY: GUNS AND ROCKET SYSTEMS). — М., «ЭКСМО-Пресс». — 2000 (оригинал - 1994). — С. 158-159. — ISBN 5-04-005631-1.
  132. Р. С. Исмагилов и др. Артиллерия и минометы XX века. — Смоленск, «Русич». — 2001. — С. 6. — ISBN 5-8138-0373-4.
  133. Кауфман, 2006 (оригинал - 1999), с. 17.
  134. Широкорад, 2000, с. 131.
  135. [siloviki-ru.livejournal.com/64843.html 449-й отдельный салютный дивизион]
  136. [newokruga.ru/divizion-obrel-znamya-271598/ Дивизион обрел знамя]

Литература

  • Р. С. Исмагилов и др. Артиллерия и минометы XX века. — Смоленск, «Русич». — 2001. — ISBN 5-8138-0373-4.
  • Дж. Э. Кауфман. Крепости XX века. Фортификация Второй Мировой войны 1939-1945. Европа. (оригинальное название (англ.): FORTRESS EUROPE. European Fortifications of World War II). — М., «Эксмо». — 2006 (оригинал - 1999). — ISBN 5-699-15499-X.
  • Мусиенко А. Артиллерия пехоты и не только: опыт боевого применения миномётного вооружения в локальных конфликтах XX — начала XXI в. (рус.) // Оружие : журнал. — 2010. — Декабрь (№ 12). — С. 38-46.
  • Под общей редакцией В. Н. Новикова. Оружие Победы (2-е издание, переработанное и дополненное). — М., «Машиностроение». — 1987 (1-е изд. - 1985). — С. 114-151 (Глава 3. Минометы).
  • О`Мэлли Т. Дж. Современная артиллерия: орудия, РСЗО, минометы. (Оригинальное название (англ.): ARTILLERY: GUNS AND ROCKET SYSTEMS). — М., «ЭКСМО-Пресс». — 2000 (оригинал - 1994). — С. 146-159. — ISBN 5-04-005631-1.
  • Современное стрелковое оружие (пер. с англ.). — Смоленск, «Русич». — 2000. — С. 101-104 (Раздел «Минометы»). — ISBN 5-8138-0192-8.
  • Константин Чуприн. Военная мощь Поднебесной. Вооруженные силы КНР сегодня и завтра. — Минск, «Харвест». — 2007. — С. 741-750 (Часть II. Вооружение. Глава 13. Полевая артиллерия. Минометы). — ISBN 978-985-16-0226-7.
  • Широкорад А.Б. Отечественные минометы и реактивная артиллерия. — Минск, «Харвест»; Москва, АСТ. — 2000. — С. 7-206 (Часть первая. Минометы). — ISBN 985-13-0039 («Харвест»), 5-17-001748-0 (АСТ).
  • Шунков В.Н. Вооружение пехоты. — Минск, «Попурри». — 2001. — С. 337-406 (Глава XII. Минометы). — ISBN 985-438-539-6.
  • Шунков В.Н. Оружие Вермахта. — Минск, «Харвест». — 1999. — С. 210-225 (Раздел «Минометы» Главы II «Артиллерия»). — ISBN 985-433-317-5.
  • Шунков В.Н. Оружие Красной Армии. — Минск, «Харвест». — 1999. — С. 243-282 Раздела «Артиллерия». — ISBN 985-433-469-4.

Ссылки

  • [mega.km.ru/weaponry/encyclop.asp?TopicNumber=1673 Классификация минометов]
  • [www.fortification.ru/library/artmuseum/177_184.php «ТРАНШЕЙНАЯ АРТИЛЛЕРИЯ»]
  • [novostimira.net/index.php?newsid=177312 Необычные калибры… минометы Первой мировой (часть 1)]
  • [novostimira.net/index.php?newsid=178808 Необычные калибры… минометы Первой мировой (часть 2)]
  • [novostimira.net/index.php?newsid=180806 Необычные калибры… германские минометы Первой мировой (часть 3)]

Отрывок, характеризующий Миномёт

– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал: