Миноносцы типа «Палестро»
Миноносцы типа «Палестро» — тип миноносцев Королевского итальянского флота, построенных в 1917—1923 годах. Проект разрабатывался на верфи «Орландо» в Ливорно, корабли были названы в честь областей северной Италии.
В конце 1915 года было заказано восемь кораблей, но из-за нехватки стали и прочих стратегических материалов постройку четырёх из них перенесли на неопределённое время, а остальные четыре строились медленно и вступили в строй только в начале 20-х годов. Изначально относились к эсминцам и являлись дальнейшим развитием проекта «Аудаче». Отличались от кораблей предыдущих проектов более крупными размерами, протяжённым полубаком и увеличенной мощностью энергетической установки. В 1938 году были переклассифицированы в миноносцы.
Вооружение и модернизации
Артиллерия главного калибра состояла из четырёх 102-мм/45 орудий, два из них располагались на полубаке, одно на возвышении за второй дымовой трубой и ещё одно на корме. Два 76-мм/40 орудия и два двухтрубных 450-мм торпедных аппарата размещались в средней части корабля по одному с каждого борта.
Незадолго до начала Второй мировой войны планировалось усилить зенитное вооружение кораблей, заменив одно 102-мм орудие и обе 76-мм пушки на четыре 20 mm/65 Breda Mod. 1935/1939/1940 автомата, но тогда эти планы не были осуществлены. Только в 1942 году на «Сан-Мартино» и «Сольферино» два 102-мм орудия и обе 76-мм пушки заменили на шесть 20-мм/65 автоматов.
Список кораблей
Эсминец[1] | Бортовое обозначение | Спущен на воду | Начало службы | Конец службы |
---|---|---|---|---|
Палестро (итал. Palestro) | PT | 23.03.1919 | 26.01.1921 | потоплен 22.09.1940 британской подводной лодкой «Озирис» западнее Дураццо |
Конфьенца (итал. Confienza) | CF | 18.12.1920 | 25.04.1923 | затонул 20.10.1940 около Бриндизи после столкновения со вспомогательным крейсером «Капитано А. Чекки» |
Сан-Мартино (итал. San-Martino) | SM | 8.09.1920 | 10.10.1922 | захвачен немцами 9.09.1943 в Пирее, отремонтирован, назван ТА-18, затем переименован в ТА-17, повреждён английскими самолётами в Пирее 18.09.1944, позднее затонул |
Сольферино (итал. Solferino) | SL | 28.04.1920 | 31.10.1921 | захвачен немцами 9.09.1943 в бухте Суда, назван ТА-18, потоплен возле Волоса английским эсминцами «Термагант» и «Тускан» |
Напишите отзыв о статье "Миноносцы типа «Палестро»"
Примечания
- ↑ Брагадин М. А. Битва за Средиземное море. Взгляд побежденных. — М.: АСТ, 2001. — С. 573-574.
Источники
- Брагадин М. А. Битва за Средиземное море. Взгляд побежденных. — М.: «АСТ», 2001. — 624 с. — 8000 экз. — ISBN 5-17-002636-6.
- Дашьян А. В., Патянин С. В., Митюков Н. В., Барабанов М. С. Флоты Второй Мировой. — М.: «Яуза»,«Коллекция»,«Эксмо», 2009. — 608 с. — 2500 экз. — ISBN 978-5-699-33872-6.
Отрывок, характеризующий Миноносцы типа «Палестро»
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.