Калокеринос, Минос

Минос Калокеринос
Μίνως Καλοκαιρινός
Род деятельности:	купец, археолог
Дата рождения:	1843(1843)
Место рождения:	Ираклион
Подданство:	Османская империя Османская империя→ Критское государство
Дата смерти:	1907(1907)
Место смерти:	Ираклион

Ми́нос Калокери́нос (греч. Μίνως Καλοκαιρινός, 1843—1907) — критский юрист, купец и археолог-любитель. Известен открытием и предварительными раскопками Кносского дворца в 1878 году. Его работы были продолжены А. Эвансом. В конце жизни занялся политической деятельностью, защитил докторскую диссертацию.

Биография

Младший сын в семье купца Андреаса Калокериноса и Марии Крассаки, происходившей из знатной семьи критско-венецианского происхождения. В числе её приданого были обширные земли, в том числе весь Кносский холм, засаженный оливковыми плантациями. А. Калокеринос направил сына изучать право в Афинский университет, но из-за болезни родителя Минос уже через год бросил занятия. После смерти отца получил наследство и вместе с братом Лисимахом занялся мыловарением и торговлей вином, но в 1895 году обанкротился. На жизнь он зарабатывал, исполняя обязанности почётного консула Испании и переводчика в британском консульстве. Тогда же он вернулся к юриспруденции, и в 1903 году защитил диссертацию на тему «Юридическая система царя Миноса и её влияние на римских законодателей». Незадолго до смерти он вошёл в ряды радикальной оппозиции и выступил противником новой критской конституции, основываясь на своих представлениях о древнейшем критском политическом строе. М. Калокеринос был женат на Скево Кириази, от которой имел пятерых детей.

Археологические раскопки в Кноссе

М. Калокеринос ещё с молодости интересовался древностями, и рассчитывал начать раскопки в семейных владениях в Кноссе ещё в 1866 году, но ему помешало антитурецкое восстание. В 1878 году, видимо, под впечатлением от успехов Шлимана, Калокеринос начал раскопки в Кноссе, заложив 12 траншей. Этому способствовало и то, что турки предоставили Криту некоторую автономию, в Ираклионе открылось Общество древностей, возглавляемое Й. Хацидакисом. Калокеринос, начав раскопки в самом конце года — всего они продлились три недели, — сразу же наткнулся на обширное здание. В 1881 году американский консул и археолог Стилман отождествил его с дворцом Миноса. Догадки Калокериноса основывались на сходстве критских ваз, продаваемых на рынке Ираклиона (их находили крестьяне у Кносского холма и в окрестных деревнях) с микенскими. Впоследствии оказалось, что он нашёл западное крыло дворца, а именно — вестибюль у тронного зала. Он же обнаружил следы пожара, погубившего здание. Среди самых значительных находок М. Калокериноса был склад с 12-ю пифосами, полных сохранившимися зёрнами гороха, ячменя и кормовых бобов. Там же он нашёл первую из ставших известными табличек с линейным письмом Б. Среди прочих находок выделялись керамические изделия, впоследствии датированные XIII веком до н. э., — амфоры, горшки, кувшины и килики (всего 360 единиц). Однако уже в феврале 1879 года Критское общество древностей, опасаясь, что находки будут вывезены турками в Османский музей, не стало продлевать разрешение на раскопки. Калокеринос пытался заинтересовать своими находками западных учёных, и устроил выставки в Лондоне, Париже и Риме. Один из его пифосов хранится в Британском музее. Особенно находками Калокериноса заинтересовались Генрих Шлиман и Артур Эванс. Последний воспользовался планами Калокериноса и с 1900 года вёл раскопки на том же месте. В своём труде «Дворец Миноса» (том 1, 1921) Эванс характеризовал раскопки Калокериноса как дилетантские и бессистемные.

После окончания работ, Калокеринос разместил свои находки в частном музее, расположенном в собственном доме (ныне на этом месте располагается Музей Ираклиона). В ходе антитурецкого восстания 1897—1898 годов был уничтожен дом Калокериноса со множеством древних экспонатов, были убиты его сын и брат.

Библиография

• Καλοκαιρινός, Μίνως Α. [anemi.lib.uoc.gr/metadata/b/e/f/metadata-183-0000001.tkl Νομοθεσία του Βασιλέως της Κρήτης Μίνωος περί ακοσμίας εν τω Συντάγματι]. — ΑΘήναις : Τυπογραφείον «Εστία», 1901. — 10 + 24 с.</span>

Литература

• Вуд М. Троя: В поисках Троянской войны / Пер. с англ. В. Шарапова. — М. : СТОЛИЦА-ПРИНТ, 2007. — 400 с. — ISBN 978-5-98132-096-5.</span>

Ссылки

• [historyreport.gr/index.php/%CE%A0%CE%BF%CE%BB%CE%B9%CF%84%CE%B9%CF%83%CF%84%CE%B9%CE%BA%CE%AC-%CE%98%CE%AD%CE%BC%CE%B1%CF%84%CE%B1/%CE%A0%CE%BF%CE%BB%CE%B9%CF%84%CE%B9%CF%83%CE%BC%CF%8C%CF%82/1227-%CE%9C%CE%AF%CE%BD%CF%89%CE%B1%CF%82-%CE%9A%CE%B1%CE%BB%CE%BF%CE%BA%CE%B1%CE%B9%CF%81%CE%B9%CE%BD%CF%8C%CF%82-%CE%9F-%CE%AC%CE%BD%CE%B8%CF%81%CF%89%CF%80%CE%BF%CF%82-%CF%80%CE%BF%CF%85-%CE%BF%CE%B4%CE%AE%CE%B3%CE%B7%CF%83%CE%B5-%CF%84%CE%B1-%CE%B2%CE%AE%CE%BC%CE%B1%CF%84%CE%B1-%CF%84%CE%BF%CF%85-%CE%88%CE%B2%CE%B1%CE%BD%CF%82 Μίνωας Καλοκαιρινός: Ο άνθρωπος που οδήγησε τα βήματα του Έβανς] (греч.). Historyreport.gr (16.12.1999).
• Κατερίνας Κόπακα. [www.kritikoi.gr/main_titles/articles/afieromata/knosos/articles186.html Το πορτραίτο του Καλοκαιρινού] (греч.).
• Αλέξης Καλοκαιρινός. [odysseus.culture.gr/h/2/gh251.jsp?obj_id=6346 Οικία Ανδρέου και Μαρίας Καλοκαιρινού] (греч.). Υπουργείο Πολιτισμού και Αθλητισμού.

Отрывок, характеризующий Калокеринос, Минос

Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.