Минц, Лев Миронович

Лев Миро́нович Минц (1937, Москва — 30 ноября 2011) — российский этнограф, журналист и писатель.

Родился в 1937 году в Москве, окончил Географический факультет МГУ, потом служил в армии, защитил кандидатскую диссертацию по истории венгерской кухни. Затем ему было присвоено звание доктора философии Карлова университета в Праге.

С 1967 по 1999 годы работал в журнале «Вокруг света», где как редактор и автор вел тематические разделы, посвященные этнографии и страноведению.

Затем преподавал в Институте журналистики и литературного творчества при Союзе журналистов России, Академии Федеральной службы безопасности России и в других московских вузах.

В 1995 году сыграл в одном выпуске телеигры Своя игра.

Лев Минц был частым гостем на радиостанциях «Эхо Москвы», «Маяк», «Свобода», сотрудничал с телепередачей «Клуб кинопутешествий».

В 2008—2011 годах были изданы его книги «Котелок дядюшки Ляо, или занимательная этнография», «Придуманные люди с острова Минданао» (рассказы о профессии этнографа), «Блистательный химьяр и плиссировка юбок» (очерки по еврейской истории и культуре). Также Лев Минц был научным редактором «Энциклопедии народов мира»

Стал прототипом Льва Христофоровича Минца, героя произведений Кира Булычёва (Игоря Можейко), друга Льва Минца.

Основные работы

• Минц Л. М. Котелок дядюшки Ляо, или Занимательная этнография. — М.: Ломоносовъ, 2012. — 256 с. — (История. География. Этнография.). — 1 000 экз. — ISBN 978-5-91678-160-1. (в пер.)
• Минц Л. М. Блистательный Химьяр и плиссировка юбок. — М.: Ломоносовъ, 2011. — 272 с. — (История. География. Этнография.). — 1 000 экз. (в пер.)
• Минц Л. М. Придуманные люди с острова Минданао. — М.: Ломоносовъ, 2010. — 288 с. — (История. География. Этнография.). — 1 000 экз. — ISBN 978-5-91678-051-2. (в пер.)

Ссылки

• Андрей Щербак-Жуков. [www.ng.ru/fakty/2011-12-08/3_genius.html Рассеянный гений]. Независимая газета (8 декабря 2011).

Отрывок, характеризующий Минц, Лев Миронович

Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.
– Monsieur le baron de Funke a ete recommande a l'imperatrice mere par sa soeur, [Барон Функе рекомендован императрице матери ее сестрою,] – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d'estime, [много уважения,] и опять взгляд ее подернулся грустью.