Миранда играет в шахматы с Фердинандом, шутливо обвиняя его в обмане

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жилло Сент-Эвр
Миранда играет в шахматы с Фердинандом, шутливо обвиняя его в обмане. 1822
фр. Miranda fait une partie d'échecs avec Ferdinand, qu'elle accuse, en plaisantant, de tricher
Холст, масло. 114,5 × 138 см
Le Musée de la Vie romantique, Париж, Франция
К:Картины 1822 года

Миранда играет в шахматы с Фердинандом, шутливо обвиняя его в обмане (фр. Miranda fait une partie d'échecs avec Ferdinand, qu'elle accuse, en plaisantant, de tricher, 1822) — наиболее известная картина французского художника Жилло Сент-Эвра (фр. Gillot Saint-Evre, 1791—1858) на сюжет из «Бури» Уильяма Шекспира.





История картины и её судьба

Картина была впервые представлена художником на Парижском салоне 1822 года (№ 1161) и в том же году на подобном Салоне в Лилле (№ 204). Техника — холст, масло. Картина подписана и датирована — «Г. St Evre 1822» (в правом нижнем углу). Размер — 114,50 на 138 сантиметров[1]. Была продана на аукционе 31 марта 2016 года за 18 200 (лот 143). Картина находилась до этого времени в частной коллекции и практически была недоступна искусствоведам. Сейчас находится в коллекции парижского Le Musée de la Vie romantique[2].

Сюжет картины

В первых десятилетиях XIX века художники стали искать вдохновение не в классической древности, а сделали выбор в пользу Средневековья и эпохи Возрождения. Жилло Сент-Эвр выбрал шекспировские образы для обеих композиций, которые он выставил на Парижском салоне 1822 года: «Просперо, герцог Миланский, и его дочь во время бури в старой лодке» (судьба и современное местонахождение этой картины неизвестны) и «Миранда играет в шахматы с Фердинандом, шутливо обвиняя его в обмане»[3]. Это эпизоды из пьесы «Буря», исполненной в первый раз перед королём Яковом I и его придворными во дворце Уайтхолл в канун Дня Всех святых 1 ноября 1611 года.

Сцена происходит на заколдованном острове, где Миранда и её отец Просперо находятся уже на протяжении двенадцати лет. Главными действующими лицами картины являются молодые влюблённые Миранда и Фернандо, изображённые на переднем плане, а на заднем плане слева — их отцы, Просперо, свергнутый герцог Милана, и Алонзо, король Неаполя, который много лет назад организовал свержение Просперо, чтобы передать престол его брату[4]. Так описывается эта сцена в пьесе[5]:

«Открывается вход в пещеру; там Фердинанд и Миранда играют в шахматы.

Миранда

Мой нежный друг, не хочешь ли меня
Поймать в ловушку[6]?
Фердинанд
Ни за что на свете,
Любимая, хитрить с тобой не мог бы.
Миранда
За сотню царств наверно бы схитрил,
Но честной всё ж сочла бы я игру.
Алонзо
Коль это — лишь волшебное виденье,
Утрачу я единственного сына

Сегодня дважды».
В своём комментарии к Салону 1822 года, Чарльз Лэндон пересказывает так историю, которая разворачивается перед нашими глазами[7]:
«Миранда шутя обвиняет Фердинанда в обмане… принц защищает себя, говоря о своей любви… Просперо вводит короля Неаполя, позволяя ему увидеть своего сына, которого по его мнению, он потерял в результате бури»

Художественные особенности картины

Художник одевает персонажей в костюмы XVI-XVII веков. Четверо героев расположены в театральной обстановке: двое молодых людей сидят на переднем плане, освещены светящимся пламенем свечи, их отцы находятся в темноте, в холодном лунном свете; они входят в комнату, словно на сцену[8]. Миранда и Фердинанд кажутся отрезанными от мира, в котором присутствуют Просперо и Алонзо.

Два разных источника света присутствуют на полотне (тусклый свет Луны, идущий сзади; яркий свет факела, освещающий влюблённых сбоку), контраст света и тени подчёркивает драматизм события, персонажи выражают различные реакции на два разных события: Миранда и Фердинанд шутливо переговариваются за шахматной доской (озорная улыбка Миранды, растерянность Фердинанда); входящие отцы видят юношу и девушку (удовлетворение Просперо, изумление Алонзо, считавшего своего сына погибшим). Контраст между двумя мирами подчёркивается особым освещением. Оно напоминает картины представителей голландского искусства XVII века, особенно Годфрида Схалкена (нидерл. Godfried Schalcken; 1643—1706), последователя Караваджо.

Большинство критиков, присутствовавших на Салоне, были в восторге от этой картины. Адольф Тьер выдвигает на первый план глубину замысла и чистоту стиля, историчность костюмов персонажей, он назвал в своих заметках о впечатлениях от выставки Жилло Сент-Эвра «молодым художником, внушающим большие надежды»[9]. Картина предвещает искусство романтизма.

См. также

Напишите отзыв о статье "Миранда играет в шахматы с Фердинандом, шутливо обвиняя его в обмане"

Примечания

  1. [artsalesindex.artinfo.com/auctions/Gillot-Saint-Evre-4836964/Miranda-fait-une-partie-d'%E9checs-avec-Ferdinand-qu'elle-accuse,-en-plaisantant,-de-tricher-1822 Miranda fait une partie d'échecs avec Ferdinand qu’elle accuse, en plaisantant, de tricher. BlouinArtinfo.]
  2. [www.lequotidiendelart.com/quotidien_articles_detail.php?idarticle=9139 Le musée de la Vie romantique accueille une peinture de Gillot Saint-Evre. Le Quotidien de l’Art.]
  3. François Guillaume Dumas, ‎Ludovic Baschet. Catalogue illustré Salon 1822. Paris. 1822. P. 130.
  4. [encheres.lefigaro.fr/catalogues-ventes-encheres/Artcurial/Old-Master-19th-Century-Paintings-and-Drawings/Gillot-Saint-Evre-Bault-sur-Suippe,-1791-Paris,_lot_95248DA850/ Lot 143: Gillot Saint-Evre Bault-sur-Suippe, 1791 — Paris, 1858 Miranda fait une partie d'échecs avec Ferdinand, qu’elle accuse, en plaisanta. Le Figaro.]
  5. Шекспир Уильям. Буря (в переводе). М. 1960. Акт V.
  6. В некоторых версиях перевода Миранда упрекает противника в том, что тот сделал ход, запрещённый правилами.
  7. [www.artcurial.com/fr/asp/fullCatalogue.asp?salelot=2895+++++143+&refno=10555545#sthash.N1NqMLqU.dpuf Miranda fait une partie d'échecs avec Ferdinand, qu’elle accuse, en plaisantant, de tricher. АrtСurial.]
  8. [www.latribunedelart.com/un-tableau-de-gillot-saint-evre-pour-le-musee-de-la-vie-romantique Bénédicte Bonnet Saint-Georges. Un tableau de Gillot Saint-Evre pour le Musée de la Vie romantique. La Tribune de l’Art.]
  9. Adolphe Thiers. Salon de mil-huit cent vingt-deux. Paris. 1822. Р. 112—113.

Литература

  • Charles Paul Landon. Salon de 1822: Recueil de morceaux choisis parmi les ouvrages de peinture et de sculptures exposés au Louvre le 24 avril 1822. Annales du Musée et de l'École moderne des Beaux-Arts.
  • Salon de 1822, V 1. Paris. 1822. P. 81—83 et repr. pl. 51.
  • Adolphe Thiers. Salon de mil-huit cent vingt-deux. Paris. 1822. Р. 112—113.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Миранда играет в шахматы с Фердинандом, шутливо обвиняя его в обмане

– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.