Усманов, Миркасым Абдулахатович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Миркасым Госманов»)
Перейти к: навигация, поиск
Миркасым Усманов
тат. Миркасыйм Госманов
Дата рождения:

31 мая 1934(1934-05-31)

Место рождения:

Кульджа, Синьцзян-Уйгурский автономный район, Китай

Дата смерти:

11 октября 2010(2010-10-11) (76 лет)

Место смерти:

Казань, Татарстан, РСФСР

Страна:

СССР СССРРоссия Россия

Научная сфера:

востоковед, историк, археограф

Место работы:

Казанский университет

Учёная степень:

доктор исторических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Казанский университет

Награды и премии:

Миркасы́м Абдулахатович Усманов (тат. Миркасыйм Габделәхәт улы Госманов; 31 мая 1934 — 11 октября 2010) — советский и российский историк, археограф, доктор исторических наук, действительный член Академии наук Республики Татарстан, профессор Казанского государственного университета, заслуженный деятель науки ТАССР (1984)[1].





Биография

М. А. Усманов родился в 1934 году в городе Кульджа (Западный Китай, провинция Синьцзян) в семье татарских купцов в четвёртом поколении. Его прадед по линии отца Муэмин Усманов, переселившись из-под Казани в Казахстан в середине XIX века, становится известным в окрестностях Талды-Кургана купцом и предпринимателем. В начале XX века сын купца Муэмина Бари Усманов (дед Миркасима) обосновался в соседней с Казахстаном китайской провинции Синьцзян[2].

В татарской школе г. Кульджа, основанной ещё в начале прошлого века известным просветителем Г. Буби, Миркасым научился читать татарские книги на арабской, латинской графиках и кириллице. Самостоятельно закончил русскую семилетнюю школу при Генконсульстве СССР, самостоятельно изучил уйгурскую, казахскую и киргизскую литературу. С началом китайской культурной революции, семья Усмановых — граждан СССР, переезжает в Талды-Курганскую область Каз. АССР, пос. Сары-Озек. В 1955—1958 гг. М. А. Усманов трудится в Сары-Булакском совхозе на сахарном заводе, в районном комитете ДОСААФ Кировского района Талды-Курганской области и на Алма-Атинской киностудии. В этот же период, обучаясь в школе рабочей молодежи пос. Кирово Талды-Курганской области Казахстана, он получил аттестат зрелости советского образца.

В 1958—1963 гг. он учился в Казанском государственном университете, сначала на отделении татарской филологии. После окончания III курса был переведен на историческое отделение историко-филологического факультета, где на кафедре истории СССР специализировался по источниковедению истории. В годы учёбы в университете активно включился в студенческую научно-исследовательскую деятельность, участвовал в работе диалектологических и археологических экспедиций. За участие в выставке студенческих работ был награждён медалью ВДНХ.

После окончания учёбы М. А. Усманов был оставлен при кафедре истории СССР. В 1964—1967 гг. учился в аспирантуре, в 1968 г. защитил кандидатскую диссертацию «Татарские нарративные источники XVII—XVIII вв. и их особенности». С 1967 г. преподавал на кафедре истории СССР. В 1981 г. защитил докторскую диссертацию «Жалованные акты Джучиева Улуса XIV—XVI вв.». С 1982 г. был профессором и заведующим кафедрой истории СССР досоветского периода. С 1989 г. заведовал кафедрой истории татарского народа, созданной им на вновь открытом факультете татарской филологии, истории и восточных языков. Одновременно с 1988 г. являлся руководителем также основанной им научно-исследовательской археографической лаборатории Казанского университета. В 1985—1991 гг. был проректором Казанского университета по учебной работе. В 1991 году М. Усманов был избран академиком Академии наук Татарстана и внес существенный вклад в её становление и развитие. Будучи вице-президентом, а затем советником президиума Академии наук Республики Татарстан, принимал активное участие в создании её структурных подразделений, в определении перспектив развития гуманитарных институтов академии.

М. А. Усманов являлся создателем кафедры истории татарского народа. В 1997—1999 гг. являлся президентом Общества востоковедов РАН, был членом Археографической комиссии РАН, членом Союза писателей Республики Татарстан, председателем фонда «Джиен». В 1997—2004 гг. М. А. Усманов принимал участие в организации изучения истории и датировки основания г. Казани, был избран почетным гражданином города Казани. За свои труды в области тюркологии, истории М. А. Усманов награждён Золотой медалью PIAC (Постоянная Международная алтаистическая конференция), в 2008 г. стал лауреатом IRCICA (Исследовательский центр по изучению исламской истории, искусства и культуры) при Организации Исламской конференции.[3]

С 1989 г. был председателем фонда «Джиен», созданного с целью способствования возрождению и развитию татарского языка и культуры, где занимался издательской деятельностью. На средства фонда в 1990 и 1991 гг. им осуществлены переиздания исторических трудов М. Г. Худякова, Карла Фукса, И.Гаспринского и ряда других авторов.

М. А. Усманов был отмечен государственными наградами СССР, Российской Федерации и Республики Татарстан, научными наградами и премиями.

Научная деятельность М. Усманова

Ещё в середине 60-х годов М. Усманов заявил о себе как о серьезном исследователе, изучив и проанализировав первоисточники, обобщив результаты исследований в кандидатской диссертации под названием «Описательные исторические источники XVII—XVIII веков на татарском языке». Изданная в 1979 году монография М.Усманова «Жалованные акты Джучиева Улуса XIV—XVI веков» — документальное исследование тюркоязычных первоисточников социально-политического строя Золотой Орды получила высокую оценку тюркологов и принесла международное признание татарскому ученому.

Изучая ханские ярлыки — тюркоязычные официальные акты, М.Усманов подверг их специальному критическому анализу в соответствии с требованиями современной археографии и палеографии, дипломатики и сфрагистики. Учёный пришел к выводу: «Духовно-письменная культура Золотой Орды не была продукцией лишь какого-то изолированного этнико-общественного развития. Эта общая культура являлась первоначально следствием своеобразного симбиоза нескольких культур, из которых роль ассимилирующих компонентов сыграли родственные тюркские культуры — уйгуров Центральной Азии и кипчаков Восточной Европы, а также оседлого тюркоязычного населения Булгара и Хорезма». М. Усманов ввел в научный обиход множество письменных источников по истории и литературе тюркоязычных народов Поволжья и Приуралья. Многогранная научная деятельность М. А. Усманова охватывает почти все основные направления современного татароведения: история и литературное наследие, археография и историография, источниковедение и художественные переводы, тюркология и педагогика.

Он являлся одним из основоположников современной татарской археографии. 30 лет руководил постоянно действующей археографической экспедицией Казанского университета. Им было организовано более сорока полевых выездов в поисках рукописного наследия татарского народа. М. Усманов лично объездил около тысячи населенных пунктов, собрал около 10 тысяч старинных рукописей и около полутора тысяч старопечатных изданий на восточных языках.[4]

Участвовал в подготовке к изданию произведений классиков татарской литературы. Провел текстологический анализ произведений, написал вступительное слово и комментарии к сборнику поэта Акмуллы (Акмулла. Шигырьләр. Татарстан китап нәшрияты, 1981), к академическому изданию поэмы «Киссаи Йосыф» булгаро-татарского поэта Кул Гали (Кол Гали. Кыйссаи Йосыф. Татарстан китап нәшрияты, 1983) и к сборнику трудов татарского поэта 18 века Габдрахим Утыз-Имяни аль-Булгари (1986).[5] Является автором повести о жизни и творчестве выдающегося татарского историка и востоковеда XIX века Хусаина Фаизханова (М. Усманов Заветная мечта Хусаина Фаизханова : Повесть о жизни и деятельности / Миркасым Усманов. Казань, 1980. 223 с. ил. 20 см.).

В общей сложности профессором М. А. Усмановым опубликовано более 450 названий научных трудов, в том числе 11 книг (монографии, сборники). Совместно с зарубежными коллегами им опубликованы тексты татарских письменных источников в Венгрии и Германии. Кроме того, под его редакцией или с его обработкой вышли в свет более 30 книг других исследователей. Ряд статей им опубликован в научных журналах и сборниках, изданных в Германии, США, Тайване, Турции, Франции, Южной Корее и т. д.

Источник

  • [kitaphane.tatarstan.ru/rus/outstanding_people/mirk.htm М. А. Усманов. Краткий очерк научной, педагогической, общественной деятельности]

Напишите отзыв о статье "Усманов, Миркасым Абдулахатович"

Примечания

  1. [www.tatar-inform.ru/news/2010/10/11/240685/ Ушел из жизни выдающийся учёный Миркасым Усманов]
  2. [tatarica.narod.ru/archive/2004/05/93_04.06.19-8.htm Миркасиму Усманову — 70]
  3. [www.islamnews.ru/news-27156.html Ушел из жизни выдающийся татарский учёный-тюрколог Миркасым Усманов]
  4. [www.e-vid.ru/index-m-196-p-69-archive-7345.htm Миркасым Усманов спас более 10 тысяч старинных рукописей // «Время и деньги» (Казань), 2009 год, 3 июня.]
  5. [adiplar.narod.ru/gosmanov.html Даутов Р. Н., Нуруллина Н. Б. Совет Татарстаны язучылары. — Казан, Татарстан китап нәшрияты, 1986.]

Отрывок, характеризующий Усманов, Миркасым Абдулахатович

– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.