Мир (отсутствие войны)

Мир (мирное время) — состояние отношений между различными социальными субъектами, использующими невооруженные средства для разрешения имеющихся между ними противоречий.

По данным Р. Джексона, после 1945 года на планете было всего лишь 26 мирных дней.

Создание мирного общества является общечеловеческой проблемой на данный момент. Над осуществлением решения проблемы работают большие международные политические и тематические организации.

Отношение мира к войне

Согласно английскому военному историку и теоретику Б. Г. Лиддел Гарту, мир является целью любой войны:

Цель войны — добиться лучшего, хотя бы только с вашей точки зрения, состояния мира после войны.

Оригинальный текст (англ.)  

The object in war is a better state of peace — even if only from your own point of view.

— Лиддел Гарт Б. Х. Глава XXI. Государственная цель и цель военных действий // [modernlib.ru/books/liddel_gart/strategiya_nepryamih_deystviy Стратегия непрямых действий] = Strategy: The Indirect Approach. — М.: ИИЛ, 1957.

Страсти, склоняющие людей к миру. Страсти, делающие людей склонными к миру, суть страх смерти, желание вещей, необходимых для хороша жизни, и надежда приобрести их своим трудолюбием. А разум подсказывает подходящие условия мира, на основе которых люди могут прийти к соглашению.

— Гоббс

Мирное время, предшествующее войне, обычно характеризуется подготовкой к предстоящему военному столкновению. Быстрыми темпами начинается производство вооружений, наблюдается бо'льшее выделение денежных средств из казны государства на военные нужды. Производится моральная подготовка населения к столкновению. Как правило, непосредственно столкновению предшествует угрожаемый период, который характеризуется развертыванием армии по штатам военного времени и милитаризацией экономики.

Мирному времени предшествует капитуляция одной из сторон, либо взаимные уступки обеих сторон.

Мирное время, следующее после войны характеризуется собственно закреплением мира, восстановлением разрушений, быстрыми темпами роста экономики и большими финансовыми затратами.

Виды мира

Йохан Галтунг</span>^ru_en, основатель международного Института исследований проблем мира в Осло</span>^ru_en, выдвинул такие понятия как негативный мир и позитивный мир. Негативный мир - это простое прекращение насилия, а позитивный мир - это создание таких механизмов и структур, при которых конфликты либо вообще не возникают, либо разрешаются на самой ранней стадии.

Оливер Ричмонд выделяет следующие формы мира:

Мир победителя» — самая древняя модель мира, мир как следствия военной победы. Победитель использует своё превосходство для принуждения побеждённого к миру и поддержания статуса-кво. Слабостью «мира победителя» является его относительная нестабильность из-за прямой связи с могуществом государства-победителя. При нём существует возможность возникновения недовольства гегемонией победителя и, как следствие, могут происходить восстания и теракты. Ричмонд замечает, что современное политическое мышление по-прежнему во многом основывается на логике «мира победителя».

Конституционный мир — создание норм, устанавливающих демократический строй, правила свободной торговли и продвижение идеи космополитизма и прав человека. Ричмонд связывает конституционный мир с развитием идей эпохи Просвещения о структуре международных отношений (проектов «вечного мира») и поиске баланса интересов между государствами. В современном контексте «конституционный мир» предполагает связь между демократией, рыночной экономикой и наличием мира.

Институциональный мир связан с учреждением международных институтов и организаций (например, ООН), а также деятельностью государств по сохранению мира и порядка в системе международных отношений. Предполагается, что данное видение мира является более прогрессивным, поскольку международные институты позволяют более слабым государствам влиять на международную ситуацию.

Гражданский мир — предполагает ненасильственную борьбу организованного гражданского общества, неправительственных организаций и общественных движений.

В настоящее время в научной литературе и общественном дискурсе превалирует концепция либерального мира, связанного с сочетанием демократии и свободного рынка. Оливер Ричмонд добавляет, что наряду с вышеупомянутыми ценностями «либеральный мир» включает в себя идеи гуманитарных интервенций, принуждения к миру, а также консенсуса основных «западных» игроков. В качестве примера успешности концепции «либерального мира» часто приводятся мирные отношения стран Европейского союза.

Вследствие борьбы с проблемой неустойчивости мира в постконфликтных обществах, выводов о необходимости учета местного контекста и отказа от одностороннего воздействия Запада появилось понятие гибридного мира, которое предполагает сочетание миротворческой практики международных либеральных институтов с местными традициями и нормами в постконфликтных обществах. Предполагается, что привлечение местных общин и сочетание миротворчества с местными традициями способствует построению более устойчивого мира.

Идея вечного мира

Античность и средневековье

Вечный мир является идеалом человечества, недостижимым по сей день. Народы древнего Востока испокон веков жили под сенью теократии или деспотий, которые то замыкались сами в себе и игнорировали весь остальной мир, то вели друг против друга беспощадные истребительные войны. Греки не могли признавать вечного мира уже по своему отношению к варварам и вследствие постоянных внутренних раздоров; по утверждению Платона, «война — естественное состояние народов». Мир, господствовавший в обширной Римской империи (так называемый, Pax Romana), был связан с покорением многочисленных племен и народов; он основывался на превосходстве римской армии и административной организации.

Установление христианством общечеловеческой нравственности, отрицание им различий национальных и общественных дало твёрдое теоретическое основание идее вечного мира. Ранние христиане смотрели неодобрительно на войну и военную службу, видя самый тяжкий грех в лишении человека жизни. Лактанций думал, что правда и вражда между народами несовместимы и не должны жить рядом в душах верующих; Августин признавал идеалом христианства вечный мир. Союз церкви с империей внёс и в её учение воинственность, но идея мира уже не была потеряна. Она была причиной установления Божьего перемирия, послужила основанием земскому миру и дала начало первым обществам «друзей мира». В 1182 году французский плотник Дюран основал братство мира, привлекшее к себе скоро лиц из всех сословий. В XIII веке доминиканцы и францисканцы проповедовали о мире в Италии. Соборы, созываемые церковью, являются предвестниками новейших дипломатических конгрессов и конференций; но в то же время, однако, Римо-католическая церковь и противодействовала миру, одобряя истребление еретиков и неверных.

Новое время

Важным фактором в пользу мира явилось зарождение в конце Средних веков и в начале Нового времени международного права. Конгрессы и конференции по общим делам появляются все чаще; Гроций в своем трактате «De jure belli ас pacis» (1625 год) уже высказывает мысль «о пользе и необходимости между христианскими державами таких собраний, на которых споры между ними решались бы третьими, беспристрастными государствами, а также принимались бы меры для принуждения сторон к миру на справедливых основаниях». Французский король Генрих IV (1553—1610 гг.) думал для предупреждения международных войн организовать из европейских государств одну великую христианскую республику, причем сейм из делегатов европейских правительств решал бы все распри. Француз Эмери де ла Круа, в сочинении «Nouveau Cynée», предлагал постоянный конгресс как орган для охранения мира. Через 100 лет, в разгар династических войн, аббат Сен-Пьер представил Утрехтскому конгрессу свой «Projet de traité conclu pour rendre la paix perpétuelle entre les souverains chrétiens» (Утрехт, 1713). Он думал соединить все европейские государства, не исключая и России, в одну лигу или союз, подобный старой германской империи. Общий сейм должен был служить законодательным и судебным органом союза, с принудительной властью в отношении всех членов; взаимные права установлялись общей конституцией. Сен-Пьер, таким образом, международный союз превращал в государственный и лишал каждый народ в отдельности права быть распорядителем судеб своих внутри и вне государства. Проект Сен-Пьера по идее своей нашел сочувствие у многих выдающихся мыслителей XVIII векак — Лейбница, Вольнея, Кондорсе, Жан-Жака Руссо, Тюрго и Адама Смита, Готхольда Лессинга, Гердера и других. Все они предполагали возможность установления вечного мира, но ожидали его не столько от создания особой политической комбинации, сколько от все более усиливающихся духовного единения всего цивилизованного мира и солидарности экономических интересов.

На рубеже XVIII века появляются оригинальные и глубокие проекты вечного мира Джереми Бентама и Иммануила Канта. Бентам видел средство спасения от беспрерывных войн в постоянном конгрессе депутатов европейских держав; конгресс должен был иметь своё войско. Для предупреждения войн Бентам предлагал сокращение числа войск и освобождение колоний от метрополии. За федерацию стоял и Кант. Главное положение его: вечный мир не есть пустая мечта, он — та цель, к которой человечество приближается, правда, постепенно, но по мере своего усовершенствования, всё с усиливающейся быстротой. Разум нам не говорит, что вечный мир будет осуществлен: это его не касается, но он говорит, что мы обязаны действовать так, как будто этот мир будет некогда достигнут.

В числе новых политических идей, провозглашенных Первой французской республикой, было осуждение войны, признание за всеми людьми одинаковых прав, обязанностей и интересов; вскоре, однако, революция эту политику мира заменила противоположной ей политикой пропаганды. Даже Наполеон I имел желание укрепить в Европе мир на основе общеевропейской федерации, но сам в конце концов должен был признать непрочность всего воздвигаемого одной силой. Продолжая традиции основателя династии, Наполеон III тоже одно время выступал с идеями вечного мира.

На рубеже XVIII и XIX столетий идея вечного мира проникла и в Россию. Алексей Малиновский в 1803 году доказывал, что всё зло заключается в послах, институт которых надо уничтожить, а князь Платон Зубов составил фантастический проект раздела Европы, в котором Австрийская империя совершенно упразднялась, а вся средняя Европа присоединялась к России. Создатель Священного союза император Александр I имел в виду основанием европейской пентархии (союза пяти) заложить прочные основы мира; державы высказали решимость «не отступать от строгого соблюдения принципов международного права» и обсуждать общие дела на особых съездах. Узость интересов отдельных держав и полицейский характер съездов парализовали, однако, всю деятельность конгрессов.

Одновременно с этими практическими попытками всё увеличивалось число теоретических проектов организации международного общества на началах представительства. Авторы этих проектов не требовали ни произвольного изменения и затем насильственного сохранения раз установленных границ государств, ни поглощения независимых народов в конфедерации, государственном союзе. Насколько возможно, они обращали внимание на фактические и жизненные условия, не позволяющие связывать государства подобной организацией, но допускают более свободное соединение государств, с подчинением их общеевропейскому конгрессу и международному суду. Так, швейцарский ученый Сарторий доказывал, что мир и развитие цивилизованных народов могут быть достигнуты только посредством учреждения всемирной представительной республики. Парье указывал на возможность учреждения международной комиссии, составленной из представителей правительств и народных собраний отдельных государств. Эдинбургский профессор Лоример в 1871 году предложил устроить ежегодные конгрессы уполномоченных от государств в Бельгии и Швейцарии для обсуждения и решения международных вопросов; по другому его проекту (1877 год), международный конгресс должен заседать в Константинополе и состоять из палаты депутатов и сената; здесь же должен находиться и международный суд; в распоряжение их следует отдать международную экзекуционную армию. На представительстве государств основывал свой проект и Блюнчли (1808—1881); по его мнению, государства могли бы быть подчинены совету, в котором заседают лично государи или их уполномоченные, и сенату из депутатов от народных собраний; судебные дела должны решаться международным судом. Был также анонимный проект, предусматривающий правящего монарха для установления «европейской империи цивилизации или синархии»; он предлагал три совета из выборных лиц — совет национальных церквей, национальных государств и национальных общин. Особый взгляд на возможность вечного мира высказывался графом Львом Толстым, желающим основать его на принципе непротивления злу насилием и распадения государств.

В пользу вечного мира в конце XIX — начале XX века, помимо непрекращающейся пропаганды Конгрессов мира, всё более распространялись убеждения о возможности мирного улаживания политических споров из страха перед возможными опустошениями и общим разорением, которыми могли причинить новейшие усовершенствования в военном искусстве и технологиях. Однако всё более укрепляющийся проект международного союза государств («европейский концерт»), столкнулся с неразрешимыми политическими и экономическими противоречиями крупнейших европейских держав, что в итоге приведёт Европу к двум опустошительным мировым войнам и к угрозе ядерной войны, способной стереть с лица земли человеческую цивилизацию.

Новейшее время

В 1919—1920 годах, в результате внедрения Версальско-Вашингтонской системы международных отношений была создана международная организация Лига Наций, целью которой ставились разоружение, предотвращение военных действий, обеспечение коллективной безопасности, урегулирование споров между странами путём дипломатических переговоров, а также улучшение качества жизни на планете. В период с 28 сентября 1934 по 23 февраля 1935 в Лигу Наций входило 58 государств-участников. Прекратила своё существование в 1946 году, некоторое время спустя после окончания Второй мировой войны, во время которой ведущими участниками антигитлеровской коалиции были разработаны основы деятельности нового международного института, получившего название Организация Объединённых Наций (ООН). Декларация Объединённых Наций была подписана 1 января 1942 года. Целями организации должны были стать поддержание и укрепление международного мира и безопасности, развитие сотрудничества между государствами. Устав ООН был утверждён на Сан-Францисской конференции, проходившей с апреля по июнь 1945 года, и подписан 26 июня 1945 года представителями 51 государства. ООН имеет собственные миротворческие силы, которые проводят миротворческие миссии в различных конфликтных регионах мира. Развитие оружия массового поражения после Второй мировой войны привело к созданию ситуации, в которой Третья мировая война угрожала существованию человечества. В этих условиях вечный мир между сверхдержавами (США и СССР) приобрёл особо важное значение.

Несмотря на значительную частоту международных конфликтов в конце XX — начале XXI веке, можно, однако, утверждать, что они являются эпизодическими явлениями для отдельно взятого государства и его отношений в международной среде. Перманентным состоянием международных отношений является мирное сосуществование и сотрудничество между государствами, которые тесно взаимосвязаны, так первое является минимально необходимым условием другого. В условиях глобализации мир между государствами, тесно связанных экономически, приобретает всё более зримые очертания. В то же время сохраняющаяся угроза создания и применения террористами (или фундаменталистами) оружия массового поражения, ставит перед мировым сообществом новые угрозы глобального характера.

Семантика в цитатах выдающихся людей

Мир должен быть добыт победой, а не соглашением. Цицерон

Расцвет военных наук возможен только в мирное время. Дон-Аминадо

Мир и согласие для побежденных полезны, для победителей только похвальны. Цицерон

Хочешь мира — готовь его, готовь, не щадя своих сил. Каждый день твоей жизни. Каждый час твоих дней. Цвейг С.

Если бы человек умел довольствоваться тем, что имеет, а не зариться на достояние соседа, он всегда наслаждался бы миром и свободой. Ж. Лабрюйер

Война - всего лишь трусливое бегство от проблем мирного времени. Томас Манн

Мир в современной международной политике

Традиционно мирное сосуществование определяется как состояние отношений между государствами, при котором они не прибегают к применению военной силы. Мирное сосуществование возможно в двух случаях:

1. Стороны не имеют между собой принципиальных противоречий, поскольку их интересы не являются взаимоисключающими. Тогда неприменение силы следует из общего состояния отношений и является их логическим следствием.
2. Между сторонами существуют серьёзные разногласия, но по тем или иным причинам они отказываются от применения военной силы. Мир не вытекает из состояния добрососедских отношений между ними, а является результатом стремления правительств уйти от обострения отношений и потенциального столкновения.

То есть, в первом случае стороны не нуждаются в том, чтобы прибегать к силе, и состояние отношений между ними является длительным и стабильным. Во втором случае мирное сосуществование является в определенной степени вынужденным, таким, что может быть нарушено настолько быстро, насколько быстро обострятся их отношения.

Совершенно очевидно, что мирное сосуществование основано на соблюдении сторонами основных принципов международного права, которые также можно называть принципами мирного сосуществования, их содержание изложено в Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества в соответствии с Уставом ООН, принятой Генеральной Ассамблеей в 1970 году, и в Заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе от 1975 года, а также в их толкованиях, предложенных в отдельных решениях Международного суда ООН. Общепризнанными в отношениях между государствами считаются принципы, зафиксированые в упомянутых международно-правовых документах:

Принцип суверенного равенства государств. Заключается в признании факта политической независимости правительств, их исключительной юрисдикции на своей территории, равных прав всех государств мира. То есть речь идет о применении в международных отношениях римского принципа par in parem non habet potestatem (равный над равным не имеет власти).

Принцип неприменения силы. Является сознательным отказом властей суверенного государства от использования против другого государства любых силовых действий, которые могут представлять угрозу её суверенитету, территориальной целостности, жизни её граждан. В международном праве понятие «сила» преимущественно трактуется как вооруженное насилие, которое категорически запрещено, за исключением законной самообороны в случае агрессии и на основании соответствующей резолюции Совета Безопасности ООН. Недопустимым, согласно международному праву, считаются также угрозы применить вооруженную силу. Нужно, однако, отметить, что угрозы в таких случаях имеют завуалированный характер дипломатических документов и, в основном, их невозможно рассматривать непосредственно. Также, согласно принципу неприменения силы государства не имеют права на превентивную самооборону, то есть опережение потенциального агрессора в боевом разворачивании сил и их применении против него. В случае реальной опасности вооруженного нападения государство, — потенциальная жертва агрессии, должно обратиться в Совет Безопасности ООН, и принять превентивные меры только с его согласия. Соблюдение государствами принципа неприменения силы является определяющим условием налаживания и поддержания ими добрососедских или хотя нейтральных отношений, а, следовательно, и мирному сосуществованию. Вместе, история международных отношений наглядно демонстрирует прецедент систематического нарушения этого принципа, что в целом дает основания считать его соблюдение производной от состояния политических отношений между государствами мира.

Принцип мирного разрешения споров. Связано с сознательным выбором властной политической элиты государства кооперационной стратегии внешней политики. Речь идет о том, что решение споров между любыми государствами мира осуществляется без применения вооруженного насилия. Этот принцип был впервые зафиксирован в Уставе Лиги Наций, а позднее — в Парижском пакте 1928 года, и окончательно закреплен в Уставе ООН, где в разделе VI, статье 33, § 1 указано: «Стороны, участвующие в любом споре, продолжение которого могло бы угрожать поддержанию международного мира и безопасности, должны прежде стараться разрешить спор путём переговоров, обсуждений, посредничества, примирения, арбитража, судебного разбирательства, обращения к региональным органам или соглашениям или иными мирными средствами по своему выбору».

Принцип невмешательства во внутренние дела государств. Является одним из фундаментальных принципов мирного сосуществования, поскольку его соблюдение является залогом самостоятельного выбора обществом любой страны собственной общественно-политической системы, что существенно уменьшает риск конфликта. Согласно международному праву, право на интервенцию предоставляет только Совет Безопасности ООН в случае угрозы миру, нарушения мира или отдельных актов агрессии (раздел VII, статья 42). Время вмешательство возможно тогда, когда оно осуществляется по просьбе легитимного правительства государства в случае попытки свергнуть его силой. Практика реальных межгосударственных отношений отчетливо демонстрирует систематические злоупотребления могущественных государств этой возможностью. Вмешательство СССР в Чехословакии и Афганистане, США — в Корее и Вьетнаме проходили по просьбе марионеточных или полностью политически зависимых правительств. Ещё одним опасным для соблюдения этого принципа концепции стала идея возможности вмешательства для предотвращения гуманитарных катастроф. Речь идет о возможности интервенции во внутренние дела государства в критической для него ситуации внутренних этнических, политических, религиозных или расовых конфликтов. Гуманитарная интервенция имеет целью не допустить массовых нарушений прав человека, этнических чисток, геноцида и способствовать возвращению общества к состоянию внутренней стабильности. Вместе с тем эта концепция характеризуется серьезной моральной двусмысленностью и прямо противоречит целому ряду принципов международного права, как и устоявшимся обычаям и правилам межгосударственных взаимоотношений. Проблема заключается также в том, что, игнорируя порядок и процедуру принятия решений в ООН, некоторые государства и международные организации самостоятельно определяют критерии гуманитарной катастрофы и оставляют за собой право на вмешательство.

Принцип территориальной целостности государств. Заключается в сознательном отказе государств от попыток включить в пределы своих границ части территории или даже всю территорию другого государства с помощью силы. Этот принцип сформулирован в пакте Лиги Наций (статья 10) и закреплён в Уставе ООН (раздел I, статья 2, § 4), а важность его соблюдения традиционно объяснялась тем, что попытки нарушить территориальную целостность государств всегда приводили к войне между ними. Учитывая это, в рамках деятельности Лиги Наций и ООН был осуществлен ряд попыток разработать международно-правовой механизм передачи территорий одних государств другим. Территорию страны можно передавать под юрисдикцию другого государства только путём цессии. Цессия может произойти на основании международного соглашения, согласно решению международных организаций (на основании арбитража или плебисцита), акта купли-продажи или в форме обмена территориями, но в любом случае — при добровольном согласии обоих государств. Для её реализации осуществляют два важных акта:

• Отречение суверенитета над территорией её предыдущего владельца;
• Приобретение суверенитета новым владельцем.

Вместе с тем многочисленные цессии 20-30-х годов XX столетия свидетельствовали не о достижении государствами Европы консенсуса в вопросе перераспределения государственной территории, а скорее о неспособности государств защитить свою территориальную целостность вооруженной силой. Все это привело к росту напряженности в международных отношениях и к новой войне.

Принцип нерушимости границ. Является логическим продолжением принципа территориальной целостности государств, поскольку он состоит в уважении правительств в существующих между ними границ. Традиционное понимание этого принципа изложенно в Декларации о принципах международного права в 1970 году.

Принцип уважения прав человека. Среди всех остальных принципов — относительно новый, определенный окончательно в Заключительном акте СБСЕ (1975). В 1948 году Генеральная Ассамблея ООН приняла Всеобщую декларацию прав человека, в которой основными правами человека признаны: право на свободу и личную неприкосновенность (статья 3, 4), правосубъектность (статья 6), равенство перед законом и презумпцию невиновности (статьи 7 , 8, 9,10), свободное передвижение (статья 13), убежище в случае преследования на родине (статья 14), свободу убеждений, голоса, мысли и совести (статья 19) и других. Были также приняты два пакта: о гражданских и политических правах и об экономических, социальных и культурных правах человека (1966). Для правового регулирования отдельных аспектов, связанных с правами человека, под эгидой ООН заключен ряд конвенций: о предупреждении преступлений геноцида и наказании за него (1948), о ликвидации всех форм расовой дискриминации (1966), о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин (1979), о правах ребёнка (1989).

Принцип равноправия и самоопределения народов. Заключается в предотвращении любой дискриминации по национальному признаку и признании одинакового права народов на свободное развитие и выбор будущего. Речь идет о том, что каждый народ имеет неотъемлемое право самостоятельно вершить свою судьбу, в частности, создавать собственное независимое государство. Этот принцип освещен в Уставе ООН (статья 1, § 2), где рассматривается как необходимое условие развития добрососедских отношений между народами и укрепления мира. Более четко принцип равноправия и самоопределения народов обозначены в Заключительном акте СБСЕ. Согласно положениям акта, любой народ имеет право в условиях полной свободы определять свой внутренний и внешний статус, осуществлять по своему усмотрению политическое, экономическое, социальное и культурное развитие.

Принцип сотрудничества обязывает государства мира поддерживать между собой стабильное сотрудничество независимо от различия их политических, экономических и социальных систем. Закреплён в Уставе ООН (статья 1, § 3) и в Декларации о принципах международного права в 1970 году. Он выглядел своеобразным итогом всех указанных выше принципов, поскольку без его реализации невозможно их соблюдения вообще. Несмотря на это, его реализация сталкивается с невозможностью достичь всеобщего консенсуса в отношениях между государствами мира.

Принцип добросовестного выполнения обязательств по международному праву. Следует из обычаев нормы pacta sunt servanda (договоры должны соблюдаться), которая с древнейших времен была общепринятой в отношениях между государствами. Заключение договора между государствами всегда предполагало, что нормы, заложенные в нём, приобретают обязательность для обеих сторон этого договора. То есть одна сторона имеет основания ожидать, что другая будет придерживаться добровольно взятых на себя и зафиксированных в договоре обязательств. Эта норма является общепринятым правилом нормальных взаимоотношений между государствами мира, поскольку без её соблюдения договорной режим отношений вообще не мог бы существовать. История международных отношений, однако, свидетельствует о том, что его действие полностью зависит от мотивов, которыми руководствуются государства, начиная переговорный процесс. Если эти мотивы вытекающие из стремления к компромиссу, то государства основном придерживаются обязательств по заключенным ими договорам, уставами международных организаций, членами которых они являются, конвенциями, в которых они участвуют. Если договор заключается как вынужденный акт, фиксирующий существующий на время status quo, или договор навязывается одной стороне другой, есть все основания для уклонения правительствами государств от выполнения его положений. Обычно с этой целью правительства применяют механизм денонсации, причем легитимизуються двумя обстоятельствами:

• Изменением ситуации в отношениях между государствами и несоответствием положений договора новым реалиям;
• Грубыми нарушениями положений договора, допущенным противоположной стороной.

Практика межгосударственных отношений свидетельствует также о весьма вольную трактовку отдельных положений договоров, как и явный саботаж сторонами их выполнения. Добросовестность выполнения взятых государствами обязательств вытекает из общей политической ситуации и из состояния отношений между конкретными государствами.

Очевидно, что соблюдение государствами принципов мирного сосуществования является основой развития равноправного и взаимовыгодного сотрудничества между ними. Международное сотрудничество может развиваться только на основе длительного и стабильного бескризисного сосуществования государств, поскольку только в таком случае могут возникать близкие и даже общие интересы, потребность в реализации которых определяет такое состояние международных отношений.

Однако действенность принципов мирного сосуществования напрямую зависит от состояния отношений между государствами, что не дает оснований воспринимать их априорно, как основу их взаимоотношений. Трудно в реальной политике найти примеры восприятия каких-либо принципов властью суверенного государства как фундаментальных основ её внешней политики. Все принципы мирного сосуществования всегда рассматривались сквозь призму raison d’etat (государственный интерес) и могли считаться определяющими лишь тогда, когда отвечали ему. Основной причиной сотрудничества есть объективные проблемы, которые стороны сами не могут решить, или самостоятельное решение приведет лишь к частичному результату. Традиционно отношения сотрудничества предусматривают соучастие и координацию усилий сторон в решении проблем безопасности, торговли, функционирования и развития транспортных систем, экологии, добычи полезных ископаемых, борьбе с преступностью, освоение космоса и т. д.

Любой участник международных отношений сотрудничает с другим, учитывая прямые или косвенные выгоды. Есть польза от сотрудничества является, с одной стороны, мерилом правильности действий, а с другой — побудительной причиной её продолжения и развития.

Психология мира

Психология мира — это область исследований в психологии, связанная с изучением психических процессов и поведения, порождающих насилие, предотвращающих насилие и способствующих использованию ненасильственных методов, а также создание благоприятных условий для обеспечения вежливого, уважительного и достойного обращения со всеми с целью уменьшения уровня насилия и содействия избавлению от его психологических последствий.

Психология мира направлена на развитие теоретических и практических подходов, нацеленных на предотвращение и ослабление прямого и структурного насилия. Данная дисциплина способствует ненасильственному разрешению конфликтов (миротворчество) и достижению социальной справедливости (миростроительство). Психология мира тесно связана с социальной психологией, политической психологией, общественной психологией, позитивной психологией, а также с целым рядом других психологических субдисциплин и смежных наук (политологией, социологией, иренологией, историей и др.). В ней рассматривается множество тем, среди которых одной из важнейших является изучение психологических предпосылок возникновения войн и других форм насилия, а также психологических последствий насильственных действий. Другая важнейшая тема — причины и последствия поведения, нацеленного на ненасилие. В последние годы психологи мира уделяют большое внимание различным формам насилия, которые создают угрозу миру даже при отсутствии военных действий: домашнее насилие, преступления на почве ненависти, смертная казнь, врачебные злоупотребления и институциональные механизмы, ведущие к обнищанию населения и ухудшению качества окружающей среды.

Желание мира — составная часть многих приветствий, например «Мир дому сему» (у российских христиан) Ассаламу 'алейкум (у мусульман) или Шалом Алейхем (у евреев).

Движения за мир

На протяжении истории последних столетий и, особенно, после двух мировых войн, существовало и существует много политических движений и течений, среди приоритетов которых высоко стоит цель достижения мира во всем мире.

Идеологии, считающие мир основным приоритетом, объединяются под общим названием пацифизм. Пацифисты осуждают любые войны и всякое насилие, отрицают теории справедливых войн. На позициях пацифизма стоят некоторые религиозные деноминации, вроде квакеров.

Одним из важных движений за сохранение мира на Земле и за разоружение, в частности ядерное, является Пагуошское движение учёных.

Награды за мир

В период между 1957 и 1991 годами Советский Союз вручал Международную Ленинскую премию «За укрепление мира между народами». С 1950 по 1955 она называлась Сталинской. С 1995 года Индия вручает Премию мира Ганди. Студенческая премия мира присуждается студенту или студенческой организации, внёсших значительный вклад в сохранение мира.

Самой престижной международной наградой, которая вручается за значительный вклад в укрепление мира между народами является Нобелевская премия мира. Она вручается ежегодно человеку или организации, выбранными Норвежским Нобелевским комитетом из пяти членов, назначаемым парламентом Норвегии. Нобелевская премия мира вручается ежегодно (с редкими исключениями в годы мировых войн). В основном, премии удостаиваются борцы с милитаризмом, создатели или активные участники международных организаций, правозащитники.

Некоторые лауреаты премии:

• 1906 — Теодор Рузвельт
• 1917, 1944, 1963 — Международный комитет Красного Креста
• 1964 — Мартин Лютер Кинг
• 1971 — Вилли Брандт
• 1975 — Андрей Сахаров
• 1979 — Мать Тереза
• 1983 — Лех Валенса
• 1989 — Далай-лама XIV
• 1990 — Михаил Горбачёв
• 1991 — Аун Сан Су Чжи
• 1993 — Нельсон Мандела, Фредерик Виллем де Клерк
• 1994 — Ясир Арафат, Шимон Перес, Ицхак Рабин
• 2001 — ООН, Кофи Аннан

Голубь мира

Го́лубь ми́ра — выражение, получившее популярность после окончания Второй мировой войны в связи с деятельностью Всемирного конгресса сторонников мира.

Первый Всемирный конгресс сторонников мира проходил в 1949 году в Париже и Праге. Эмблема этого конгресса была нарисована Пабло Пикассо. На эмблеме нарисован белый голубь, несущий в клюве оливковую ветвь.

Существует традиция выпускать белых голубей.

Территории — хранители мира

На планете существуют такие территории, в которых мир длился очень долгие годы.

Территория	Длительность мира	Комментарий
Швеция	1814 — сегодня	Современное государство с самой длительной историей непрерывного мира. После вторжения в 1814 году в Норвегию Швеция не принимала участие в военных конфликтах.
Швейцария	1848 — сегодня	Этой стране удалось так долго сохранить мир благодаря жесткой политике нейтралитета.
Коста-Рика	1949 — сегодня	После 44-х дневной гражданской войны в 1944 и 1949 это государство расформировало свою армию и не участвовало в военных конфликтах.
Штат Пенсильвания	1682—1754	Штат Пенсильвания поддерживал мир 72 года, не имея никакой армии или ополчения.

На территории Западной Европы мир длится уже шестьдесят лет, с момента окончания Второй мировой войны. Это самый длинный период мира в Европе. Но даже здесь действуют сепаратистские террористические организации — ЭТА и ИРА. Также военные контингенты многих западноевропейских стран (как и вообще европейских) участвуют в войнах в других регионах.

Памятники, посвящённые миру

Название	Местонахождение	Организация	Значение	Фотография
Японский Колокол мира	Нью-Йорк, США	ООН	Мир во всём мире
Фонтан времени (Чикаго)	Чикаго, США	Chicago Park District	100 лет мира между США и Великобританией
Мемориал Конфедерации	округ Арлингтон (Виргиния, США)	Арлингтонское национальное кладбище	Южные штаты предпочли войне мир
International Peace Garden	Северная Дакота, Манитоба	Некоммерческая организация	Мир между США и Канадой, мир во всем мире
Peace Arch	Граница между Канадой и США, недалеко от Блэйна, Вашингтон	Некоммерческая организация	Построен в честь первых 100 лет мира между Великобританией и США в результате подписания Гентского договора в 1814 году
Статуя Европы (Брюссель)	Брюссель	Европейская комиссия	Мирному единству Европы

См. также

• Мир во всём мире
• Военное время
• Война (противоположность)
• День мира
• Миротворчество
• Нобелевская премия мира
• Peace One Day
• Глобальный индекс миролюбия
• Миротворческие силы ООН
• Ненасилие

Ссылки

• [slovari.yandex.ru/search.xml?text=%CC%E8%F0 Яндекс. Словари](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2871 день))
• [universalpath.org/article.php?id=663 Розарий для призыва Пламени Мира ]
• Мальський М. 3., Мацях М. М. «Теорія міжнародних відносин: Підручник». — 3 издание, перераб. и доп. — Киев: Знання, 2007. — 461 с.

Отрывок, характеризующий Мир (отсутствие войны)

«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.