Мирожский монастырь

Монастырь
Спасо-Преображенский Мирожский мужской монастырь
Страна	Россия
Город	Псков, Мирожская набережная, 2
Конфессия	Православие
Епархия	Псковская
Тип	мужской
Основатель	святитель Нифонт, 1130-1156
Первое упоминание	1156
Дата основания	XII
Основные даты: 19 августа — Преобраажение, 7 октября — Мирожская икона Божией Матери, 15 августа и 9 января — первомученика и апостола Стефана, 17 марта- преподобномученика Василия Мирожского
Дата упразднения	1922
Здания: Собор Спаса Преображения • Церковь св. Стефана • Настоятельский корпус • Колокольня
Известные насельники	преподобный Нифонт, епископ Новгородский; Авраамий, первый игумен ум. 1158; игумен Василий Мирожский (убит ливонцами в 1299)
Реликвии и святыни	список с чудотворной Мирожской иконы Божией Матери, 1998.
Настоятель	Игумен Николай (Биличенкко)
Статус	Объект культурного наследия РФ № 6010030000
Состояние	музей, монастырь, действующая церковь св. Стефана, иконописная мастерская
Сайт	[mirozhskij.narod.ru Официальный сайт]

Спа́со-Преображенский Миро́жский За́величский монасты́рь — монастырский комплекс XII века, знаменитый благодаря единственным на Руси по степени сохранности домонгольским фрескам соборного храма. Находится в Пскове, при впадении реки Мирожа (откуда и получил своё название) в р. Великую, в районе, называвшемся За́величье.

Ансамбль состоит на государственной охране как памятник республиканского значения (Постановление Совета Министров РСФСР от 30 августа 1960 года, № 1327).

История

Точная дата основания монастыря неизвестна. Её принято относить к середине XII в. и связывать с именем грека по рождению, святителя Нифонта, епископа новгородского.

Монастырь, находящийся в 20 минутах пешком от псковского крома, был одним из культурных центров города, здесь велась псковская летопись, он имел библиотеку, мастерскую переписчиков (скопировавших, в частности «Слово о полку Игореве»), и иконописную мастерскую. Обитель была богата. Его городская территория монастыря занимала всю пойму р. Мирожи (с мельницами), берег р. Великой с кузницами, хозяйственными дворами и проч. После секуляризации церковных земель в XVIII в. его территории сократились до нынешнего размера.

Географическое положение вне укреплений Пскова, который часто служил целью нападений западных соседей Руси, подчас делал монастырь уязвимой мишенью. Так, в 1299 году ливонские рыцари, разорив псковский посад, сожгли Мирожский и Снетогорский монастырь, а также убили Василия Мирожского и игумена Снетогорского монастыря Иоасафа, впоследствии канонизированных и ставших местночтимыми святыми. По преданию, мощи св. игумена Василия почивают под спудом в алтарной части Спасо-Преображенского собора вместе с мощами св. Авраамия. В начале XVI века в монастыре обучался преподобномученик Корнилий Псково-Печерский (постриг принял в Псково-Печерском монастыре).

В 1581 г. Стефан Баторий установил на колокольне монастыря пушки, из которых стрелял по городу.

В 1567 году, при Иване Грозном, в Мирожском монастыре прославилась чудесами икона Божией Матери, получившая прозвание Мирожская: тип Оранты с предстоящими св. псковским князем Довмонтом и его супругой Марией Дмитриевной.

По сообщению «Энциклопедии Брокгауза и Ефрона» в XIX в. монастыре находилось много древних икон, чаша св. Нифонта с надписью 1166, евангелие 1703, серебряный ковш, пожалованный Петром I псковитянину Фадею Гурьеву, два колокола 1520 и 1521 годов.

Монастырь упразднен в XX в. После революции 1917 года в Мирожском монастыре разместилась Псковская экскурсионная станция. Монашеская жизнь в стенах обители стала возрождаться в 1994 году, когда храм Первомученика Стефана, братский корпус и дом Настоятеля был передан Псковской Епархии по договору аренды. Тогда же была создана мирожская международная иконописная школа, которую возглавил архимандрит Зинон (Теодор), один из самых знаменитых современных иконописцев. После дозволения католикам отслужить службу в монастыре и причастия вместе с ними он был снят (см. статью). В 1997 году Его Высокопреосвященство Владыка Евсевий освятил вновь созданную иконописную школу.

01 мая 2010 года весь комплекс зданий и территорий монастыря, за исключением Спасо-Преображенского собора и малых келий, был передан Русской Православной Церкви в безвозмездное пользование.

В 2011 году в монастыре начала свою работу иконописная школа для детей города Пскова.

Наводнения

Монастырь расположен на стрелке двух рек, неоднократно подвергался затоплению, сильнейшие отмечены в стенах монастыря:

• 1886 год
• 1900 год
• 1928 год
• 1960 год
• 2011 год

В апреле 2011 года, из-за резкого подъёма уровня рек Великой и Мирожи 9 апреля, монастырь был затоплен, в Стефановом храме вода стояла высотой 1 метр, началось просачивание воды в Спасо-Преображенский собор с фресками 12 века, служба МЧС оказала помощь в откачке воды.

Здания

Древнейшие постройки монастыря, кроме собора, не сохранились. В настоящее время ансамбль Мирожского монастыря состоит из: Спасо-Преображенского собора с ансамблем фресковой живописи (XII-нач. XX вв.), Настоятельского корпуса (XVI—XIX вв.), Стефановской церкви (XVII в.), Братского корпуса (кон. XVIII—XIX вв.), братских келий (XVII—XIX вв.), монастырской ограды в 400 м (1799—1805 г.) и здания бани (нач. XIX в.).

Собор Спаса Преображения

Выстроен из плинфы и камня до 1156 г. Это крестово-купольный храм, имеющий уникальный для древнерусского искусства архитектурный тип. Центральный объём здания имеет форму равноконечного креста (восточная ветвь его полукруглая, так как заканчивается алтарной апсидой), к которому по углам примыкают низкие компартименты: два прямоугольных с запада и две малые апсиды с востока. Таким образом, первоначально храм имел снаружи чётко выраженную крестообразную форму. В интерьере центральное крестообразное пространство соединялось с угловыми только небольшими проходами. Однако уже в процессе первоначального строительства были добавлены надстройки над западными углами. Позднее храм был перестроен и его форма утратила первоначальный замысел. Архитектурный тип собора послужил образцом для собора Рождества Пресвятой Богородицы Снетогорского монастыря. Храм является одним из лучших примеров русской архитектуры домонгольского периода.

Расписан сверху донизу в 30-х и 40-х годах XII века неизвестными мастерами, выходцами из Греции. Уникальность фресок — в высоком художественном качестве, в продуманной иконографической концепции, а также в том, что сохранился практически весь комплекс росписей. По стилю они не имеют хронологических аналогов в России и напоминают византийские мозаики в некоторых храмах Сицилии того же XII века. Центральное положение в композиции занимает тема соединения в Боге-Сыне божественной и человеческой природы и Его искупительной жертвы, её раскрытию подчинены все узловые моменты храмовой декорации. Кульминационными в композиции являются Деисус в конхе алтаря и гигантское купольное Вознесение. Тема искупительной жертвы определяет содержание сводов и люнетов храма. Среди этой группы фресок особенно выделяется «Оплакивание Христа» (на северной стене). Третий сверху регистр посвящён чудесам Христа. Два нижних регистра росписей основного объёма отведены под фигуры святых пророков, воинов, пресвитеров, монахов и т. д. Надписи (на греческом языке) редки, вследствие чего подавляющее большинство образов не идентифицировано. Среди идентифицированных воины Сергий и Вакх, целители Пантелеймон, Кир и Иоанн, (редко изображаемые) мученики Ромул и Евдокий, персидские святые Акепсим, Аифал и Иосиф, преподобные Никон и Ефросин и др.

В XVII веке фрески были забелены, что счастливым образом способствовало их спасению. Стараниями археолога и историка искусств В. В. Суслова и его учеников они были открыты из-под штукатурки в конце XIX века. Потёртость красочных слоёв и отдельные утраченные участки не устраивали духовенство монастыря. Указом Синода В. В. Суслов был отстранён от реставрации, а для «восстановления» фресок была нанята артель владимирских иконописцев под руководством Н. М. Сафонова, которая в 1900-1901 годах промыла древние росписи, а затем переписала их «в древнем стиле», сохраняя лишь древнюю иконографию сюжетов. Новое раскрытие фресок началось в 1920-х годах, но и по сей день примерно половина площади уникального фрескового ансамбля находится под ремесленным поновлением 1901 года. Ныне Спасо-Преображенский собор представляет собой музей, богослужения в нём не проводятся.

Богослужения в Спасо-Преображенском соборе проводятся братией монастыря в определенные праздничные дни.

Храм Апостола и Первомученика Стефана

Стефановская церковь представляет собой надвратный храм на подклете. Построен на месте более древней, 1406 года. Очень нарядный, окна и двери обрамлены колонками, с перехватами и фронтонами. В храме проходят регулярные Богослужения. Храмовый иконостас представляет собой уникальные фресковые росписи работы архимандрита Зинона. Кроме того, в храме находится список 1998 года с чудотворной иконы Божией Матери Мирожская-Оранта, явленная чудесным образом в 1198 году. Более древний список с иконы - 1583 года, находится в Псковском государственном музее-заповеднике. Кроме того, в числе почитаемых святынь — икона великомученика Пантелеимона XIX века, привезенная со св. горы Афон, Тихвинская икона Божией Матери, Николай Чудотворец, частицы мощей многих святых со всего света. При монастыре работают иконописные мастерские, мирожские иконописцы являются продолжателями традиций византийских мастеров, расписавших собор в XII веке. В подклете Стефановского храма оборудована выставка современной иконы. В монастырском корпусе имеется трапезная.

Литература

• Сарабьянов В. Д. Спасо-Преображенский собор Мирожского монастыря, 2002. ISBN 5-94431-022-7
• Сойкин П. П. Спасо-Мирожский монастырь в Пскове // Православные русские обители: Полное иллюстрированное описание православных русских монастырей в Российской Империи и на Афоне. — СПб.: Воскресение, 1994. — С. 176-177. — 712 с. — 20 000 экз. — ISBN 5-88335-001-1.

Ссылки

• [mirozhsky-monastery.ru Сайт Мирожского монастыря]
• [culture.ru/atlas/object/1528 Страница Мирожского монастыря на портале «Культура.рф»]

Отрывок, характеризующий Мирожский монастырь

– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.