Мирон (Патриарх Румынский)
| Патриарх Мирон Patriarhul Miron<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1 ноября 1925 — 6 марта 1939 | |||
| Предшественник: | учреждение патриаршества, он сам как Примас-Митрополит | ||
| Преемник: | Никодим (Мунтяну) | ||
| |||
| 11 февраля 1938 — 6 марта 1939 | |||
| Предшественник: | Октавиан Гога | ||
| Преемник: | Арманд Кэлинеску | ||
| Рождение: | 20 июля 1868 Топлица, Австро-Венгрия | ||
| Смерть: | 6 марта 1939 (70 лет) Канны, Франция | ||
| Профессия: | епископ, политик | ||
| Награды: |
| ||
Патриарх Мирон (рум. Patriarhul Miron, в миру Элие Кристя, рум. Elie Cristea; 20 июля 1868, Топлица, Австро-Венгрия — 6 марта 1939, Канны, Франция) — румынский государственный и религиозный деятель, патриарх Всея Румынии (1925—1939) премьер-министр Румынии (1938—1939).
Содержание
Биография
Родился 20 июля 1868 года в Топлице в крестьянской семье.
В 1890 году окончил семинарию в Сибиу, в 1895 году окончил философский факультет Будапештского университета, где получил докторскую степень.
Церковная деятельность
В 1902 году пострижен в монашество с именем Мирон. В 1903 году был рукоположен в иеромонахи. В 1910 году рукоположён во епископа Карансебешского[1].
Принял участие в национальной ассамблее в городе Алба-Юлия, которая, 1-го декабря 1918-го года, проголосовала за объединение Трансильвании с королевством Румынии, а потом вошёл в делегацию трансильванских румын, представившую в Бухаресте решение об объединении.
31 декабря 1919 года был выбран примасом-митрополитом всея Румынии, после того как прежний примас-митрополит Конон Арэмеску-Донич 1 декабря подал в отставку из-за обвинений в сотрудничестве с немецкими оккупационными войсками.
Выступил за создание новых епархий в Бессарабии и воссоздал старые епископальные центры в городах Констанца, Орадя и Клуж[2].
4 февраля 1925 года на Соборе Румынская Православная Церковь была провозглашена Патриархатом. Законность акта от 4 февраля была подтверждена томосом Константинопольского Патриарха от 30 июня 1925 года, дарующим Румынской Церкви статус Патриархата. Его учреждение было также одобрено румынским парламентом. Осенью того же года митрополит Мирон (Кристя) принял титул Патриарха всея Румынии, наместника Кесарии Каппадокийской, митрополита Унгро-Влахийского и архиепископа Бухарестского. 1 ноября 1925 года состоялась интронизация первого Румынского Патриарха, в которой приняли участие несколько Первосвятителей Поместных Православных Церквей[1].
Политическая деятельность
11 февраля 1938 года назначен премьер-министром Румынии. Назначение на этот пост патриарха было произведено в виду сложной политической обстановки в стране. Его правительство встало на путь национализма, он выступал за создание «Великой Румынии» и проводил политику дискриминации нерумынского населения[3], более 200 тысяч евреев были лишены гражданства[4].
Болезнь и смерть
В январе 1939 года состояние Мирона ухудшилось, он перенёс два сердечных приступа. Врачи рекомендовали ему провести несколько месяцев в более тёплом месте. 24 февраля Мирон прибыл в Канны, где заболел воспалением лёгких, и остался лечиться там. Спустя две недели, 6 марта, он умер от бронхопневмонии.
7 марта был объявлен в Румынии днём национального траура. Его тело было отправлено поездом в Бухарест. 14 марта Патриарх был похоронен в кафедральном соборе Бухареста.
Напишите отзыв о статье "Мирон (Патриарх Румынский)"
Примечания
- ↑ 1 2 www.sedmitza.ru/data/2011/08/29/1236466282/08_shkarovskij.pdf
- ↑ [www.rri.ro/arh-art.shtml?lang=9&sec=220&art=5313 Radio Romania International]
- ↑ [pokrovskii.ucoz.ru/publ/pravoslavie_v_moldavii_trudnaja_sudba_i_nejasnye_perspektivy/1-1-0-237 Православие в Молдавии: трудная судьба и неясные перспективы]
- ↑ [www.aen.ru/index.php?page=brief&article_id=58141 Агентство Еврейских Новостей]
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Мирон (Патриарх Румынский)
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
