Мирослав Ирчан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мирослав Ирчан
Мирослав Ірчан

Виннипег, 1926
Имя при рождении:

Андрей Дмитриевич Бабюк

Псевдонимы:

Абба, Б'юк, І. Мірко, Юрко Ропша и др.

Дата рождения:

14 июля 1897(1897-07-14)

Место рождения:

д. Пядики, Австро-Венгрия (ныне Коломыйский район, Ивано-Франковская область)

Дата смерти:

3 ноября 1937(1937-11-03) (40 лет)

Место смерти:

Сандармох, Карельская АССР

Род деятельности:

поэт, прозаик, публицист, драматург, переводчик, литературовед, журналист, историк, издатель

Годы творчества:

1918—1933

Язык произведений:

украинский

Миросла́в Ирча́н (укр. Мирослав Ірчан; наст. имя и фам. Андрей Дмитриевич Бабюк, укр. Андрій Дмитрович Баб'юк; 18971937) — украинский поэт, прозаик, публицист, драматург, переводчик, литературовед, журналист, историк, издатель.





Биография

Андрей Бабюк родился в бедной крестьянской семье. Окончил сельскую школу, затем 6 классов Коломыйской гимназии, а в 1914 году — учительскую семинарию во Львове.

Во время Первой мировой войны служил подхорунжим в корпусе сечевых стрельцов в составе австро-венгерской армии, был редактором газеты «Стрелец». В 1919 году в Каменце-Подольском в библиотеке «Стрельца» издал свои впечатления очевидца «Махно и махновцы».

В феврале 1921 года вместе с Первой галицкой бригадой перешёл на сторону Красной Армии. Член КП(б)У (1920). К концу войны был на фронте как председатель редакционной коллегии и комиссар агитпоезда, редактировал газету для крестьянства «Большевик».

Весной 1921 года переехал в Киев и в течение двух лет (1921—1922) работал лектором в школе красных старшин, одним из редакторов журнала «Галицкий коммунист», активно печатался в прессе.

В течение 1922—1923 лет жил в Праге, учился в Карловом университете. В октябре 1923 года уехал в Канаду, печатался в местной украинской прессе, редактировал массовые украинские журналы «Работница» и «Мир молодёжи», был секретарём заокеанского филиала Союза пролетарских писателей «Гарт».

Летом 1932 вернулся в Харьков, возглавлял литературную организацию «Западная Украина».

28 декабря 1933 года после длительного разговора с П. Постышевым в помещении ЦК КП(б)У арестован за принадлежность к националистической украинской контрреволюционной организации. 28 марта 1934 года осуждён судебной «тройкой» и Коллегией ГПУ на 10 лет концлагерей.

Наказание отбывал в Карелии (4-е отделение Беломорско-Балтийского комбината)[1], затем на Соловках. Здесь вместе с Лесем Курбасом принимал участие в работе над спектаклями «Свадьба Кречинского» А. Сухово-Кобылина, «Аристократы» Н. Погодина, «Интервенция» Л. Славина, «Ученик дьявола» Бернарда Шоу и др.

9 октября 1937 года судебная «тройка» УНКВД Ленинградской области пересмотрела дело и приговорила Ирчана к расстрелу. Приговор исполнен 3 ноября 1937 года.

Произведения Ирчана было запрещены, а уже отпечатанные изъяты из библиотек. Ирчан реабилитирован посмертно 3 апреля 1956 года.

Творчество

С семи лет стал сочинять песни. Дебютировал рассказом «Встреча» в венской газете «Свобода» от 30 октября 1914 года. Первый сборник новелл «Смех Нирваны» вышел во Львове в 1918 году, подписанный настоящим именем автора.

Автор пьес «Бунтарь» (1921), «Безработные» (1922), «Двенадцать», «Семья щёточников» (обе — 1923), «Бывшие люди» (1925), «Малые кузнецы», «Подземная Галиция» (обе — 1926), «Радий» («Яд», 1928), «Плацдарм» (1931). Автор фельетона «Каменецкое воскресенье (Впечатление)» — опубликован 11 сентября 1921 года в газете «Красная правда» (Каменец-Подольский).

Напишите отзыв о статье "Мирослав Ирчан"

Примечания

  1. Серій Шевченко [www.day.kiev.ua/ru/article/istoriya-i-ya/les-kurbas-silu-nacii-ne-mogut-ubit-nikakie-dekrety Лесь Курбас: «Силу нации не могут убить никакие декреты»] // День. — 2005. — № 199. — 29 октября.

Библиография

  • Смех Нирваны. — Львов, 1918.
  • Махно и махновцы: Впечатления очевидца. — Каменец-Подольский, 1919. — 32 с. — (Библиотека «Стрельца», № 8).
  • Бунтарь. — Львов-Киев, 1922.
  • Безработные. — Виннпег, 1923.
  • Двенадцать. — Виннипег, 1923.
  • Их боль. — Виннипег, 1923.
  • Нежданный гость. — Виннипег, 1923.
  • Семья щёточников. — Виннипег, 1923.
  • Трагедия Первого мая. — Нью-Йорк, 1923.
  • Фильмы революции. — Нью-Йорк-Берлин, 1923.
  • Карпатская ночь. — Виннипег, 1924.

Ссылки

Литература

  • [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%9B%D0%B8%D1%82.%20%D1%8D%D0%BD%D1%86%D0%B8%D0%BA%D0%BB%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D1%8F/%D0%98%D1%80%D1%87%D0%B0%D0%BD Мирослав Ирчан в Литературной энциклопедии](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2870 дней))
  • Зленко Г. Ирчан Мирослав / / Мистецтво України: Біографічний довідник / Упорядники: А. В. Кудрицький, М. Г. Лабінський. За редакцією А. В. Кудрицького. — К.: «Українська енциклопедія» ім. М. П. Бажана, 1997. — 700 с. — ISBN 5-88500-071-9. (укр.) — С. 277.
  • Довгалюк П. М., Ткачук М. П. Ирчан Мирослав / / Шаблон:Уле / 2 — С. 335.
  • Герасимова Г. П. Ирчан Мирослав / / Шаблон:ЭиУ / 3 — С. 535—536.
  • Пионтек Люциянна. Мирослав Ирчан / / Плужанин. — 1927. — № 1. — С. 33-34.
  • Григорий Майфет. Мирослав Ирчан — прозаик / / Красный путь. — 1929. — № 12. — С. 109—136.
  • Доленго Михаил. Ирчанова проза / / Критика. — 1930. — № 12. — С. 33-45.
  • Подгайный Леонид. Пролетарский писатель перед творческой методами (Заметки о М.Ирчана-писателя) / / Жизнь и революция. — 1930. — № 11/12. — С. 102—120.
  • Кравчук Петр. Литературная и общественная деятельность М.Ирчана в Канаде / / Отчизна. — 1957. — № 6. — С. 188—194.
  • Лазарович Николай. Легион украинских сечевых стрельцов: формирование, идея, борьба. — Тернополь, 2005. — С. 384.

Отрывок, характеризующий Мирослав Ирчан

Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.