Кашкай, Мир-Али Сеид-Али оглы

Мир-Али Кашкай
азерб. Mirəli Qaşqay
Место рождения:	Гянджа
Научная сфера:	геология, кристаллография, минералогия, Металлургия
Награды и премии:

Ми́р-Али́ Кашка́й (азерб. Mirəli Seyidəli oğlu Qaşqay; 7 января 1907, Гянджа — 23 апреля 1977, Баку) — азербайджанский и советский геолог, автор множества трудов в области геоморфологии и стратиграфии. Почетный член Минералогического общества, председатель Азербайджанского отделения Общества, действительный член Академии Наук Азербайджанской ССР. Является одним из создателей азербайджанской научной школы в области геолого-минералогических наук, был руководителем отдела геохимии и минералогии рудных месторождений института геологии Академии Наук Азербайджана. Важнейшие работы Мир Али Кашкая посвящены петрологии и минералогии Азербайджана.

Биография

Мир-Али Кашкай родился 7 января 1907 года Елизаветполе (современная Гянджа) в большой семье Сеид-Али Кашкая, представителя старинного рода. В 1912 году Кашкай поступает в Елизаветпольскую гимназию. В 1919 году под пулями напавших на дом бандитов погибают мать Мир-Али Хабиба-ханум, его дядя Джамиль, ранен он сам.

В 1920 году Кашкай зачисляется в местный театр артистом, а затем — руководителем оркестра. На зарабатываемые им деньги живёт практически вся семья, лишившаяся средств к существованию. В 1923 году покидает Гянджу и уезжает в Баку. В 1924 году поступает на первый курс геолого-разведочного отделения горного факультета Азербайджанского государственного политехнического института.

В 1930 году после завершения учёбы направляется руководителем геологоразведочных работ на Загликском месторождении алунитов. С 1930 по 1935 год учится в аспирантуре Петрографического института Академии наук СССР (Ленинград), совершает экспедиционные выезды на Северный Кавказ, Азербайджан, в Сибирь. Итогом сибирских экспедиций явились три научные статьи, опубликованные в трудах Петрографического института, в издательстве Академии наук СССР под редакцией Совета по изучению природных ресурсов.

В 1934 году Кашкай изучает минеральные источники Истису в Азербайджане, собирает материалы для кандидатской диссертации. Минеральные источники впоследствии станут отдельным направлением его научной деятельности. В 1935 году успешно защищает кандидатскую диссертацию в Москве, на заседании квалификационной комиссии Института геологических наук Академии наук СССР. Возглавив один из отрядов Северокавказской петрографо-геохимической экспедиции Академии наук СССР, выезжает изучать полезные ископаемые в Карачаевской автономной области. Итог командировки — научная статья «Ha северном склоне Главного Кавказского хребта», в которой даются характеристики полезных ископаемых Северного Кавказа.

В период с 1935 по 1936 год работает ученым специалистом Сектора геологии Академии наук СССР в Москве под руководством профессора П. И. Лебедева. Составление геологической и геохимической карты обширных территорий Алтая, Западной Сибири, Северного Кавказа — главный итог российского периода в жизни азербайджанского ученого.

В 1936 году возвращается на родину, где зачисляется старшим научным сотрудником АзФАН и доцентом кафедры геологии университета. В горах Малого Кавказа возглавляемая им экспедиция открывает шесть новых месторождений хромитов — ценнейшего сырья для металлургической промышленности, месторождения серного колчедана (необходимого для переработки нефти) и железного сурика. Совместно с молодыми учеными К. Ализаде, Г. Эфендиевым, Ш. Мамедзаде выпускает книгу «Термины по геологии» (на русском и азербайджанском языках).

Скончался 23 апреля 1977 года. Похоронен на Аллее почётного захоронения в Баку.

Семья

• Жена — Улдуз Кашкай.
  • Сын — Чингиз Кашкай.
  • Дочь — Айбениз Кашкай.

Отрывок, характеризующий Кашкай, Мир-Али Сеид-Али оглы

Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.