Мир Махмуд-шах

Мир Махмуд-шах Хотаки (Pashto, Persian, Urdu, Arabic: شاہ محمود ہوتکی)
эмир Кандагара
1717 — 1722
Предшественник:	Мир Абд ул-Азиз-шах
Преемник:	Хусайн Султан-шах
Шах Персии
1722 — 1725
Предшественник:	Солтан Хусейн
Преемник:	Мир Ашраф Хотаки
Вероисповедание:	Ислам суннитского толка
Рождение:	1697(1697) Хорасан
Смерть:	22 апреля 1725(1725-04-22) Исфахан
Род:	Хотаки
Отец:	Мир Вайс-хан Хотаки

Мир Махмуд-шах Хотаки (1697 — 22 апреля 1725) — третий эмир Кандагара (1717—1725), первый шах Ирана из афганской династии Хотаки (1722—1725), старший сын Мир Вайса Хотаки (1673—1715), первого независимого правителя Афганского государства (1709—1715).

Биография

В ноябре 1715 года после смерти Мир Вайса Хотаки новым эмиром Кандагара стал его брат Мир Абд ул-Азиз-шах (1715—1717). Мир Абд ул-Азиз-шах попытался заключить мирный договор с персидским шахом Хусейном (1694—1722), но в 1717 году был обвинен в измене, свергнут с престола и убит своим племянником Мир Махмуд-ханом.

Под руководством молодого и смелого вождя Мир Махмуда афганские племена гильзаев перешли к завоевательным походам. В начае 18 века некогда могущественное государство Сефевидов в Иране находилось в полном упадке. Подняли восстание племена курдов и белуджей. Курды совершали набеги вглубь иранских владений и доходили до предместий Исфахана, столицы Сефевидов. Шахская казна была пуста, а иранские войска полностью разложились. Воспользовавшись этой обстановкой, кандагарский эмир Мир Махмуд-шах решил завоевать ослабевшую Сефевидскую империю.

В 1720 году Мир Махмуд Хотаки предпринял первый поход вглубь иранских владений. Во главе 10-тысячного афганского войска Мир Махмуд пересек Систан и захватил город Кирман, откуда вскоре был выбит подошедшей иранской армией. Мир Махмуд-шах отступил в Кандагар и стал собирать новые силы для продолжения войны. В конце 1721 года Мир Махмуд-шах, собрав крупные силы, предпринял второй поход на Иран. В январе 1722 года 20-тысячное афганское войско под предводительством Мир Махмуд-шаха взяло штурмом и разграбило Кирман, откуда выступило в наступление на Исфахан, столицу Сефевидов.

8 марта 1722 года в битве около селения Гулнабад, в окрестностях Исфахана, произошла генеральная битва между иранской и афганской армиями. Персидский шах Хусейн во главе 50-тысячной армии выступил из столицы навстречу афганцам. 20-тысячная афганская армия значительно уступала по численности иранцам и была хуже вооружена. Афганцы не имели пехоты и фактически не располагали артиллерией. У них были только легкие пушки, установленные на верблюдах. Иранская армия имела на своем вооружении двадцать тяжелых орудий. Однако из-за вражды и разногласий между персидскими военачальниками шахская армия потерпела полное поражение. Афганцы преследовали противника и нанесли ему большой урон. Остатки персидской армии укрылись в Исфахане.

Мир Махмуд-шах осадил Исфахан, осада которого продолжалась с марта по октябрь 1722 года. В июне сквозь вражеское кольцо осады смог прорваться царевич Тахмасп-мирза, сын шаха Хусейна. Тахмасп бежал из осажденной столицы на север Ирана, в Мазандаран, чтобы попытаться собрать войска для борьбы с захватчиками. Между тем в самом осажденном Исфахане начался сильный годод. Жители ели кошек, собак, мышей, кору и листья с деревьев. Затем вспыхнули болезни. 22 октября 1722 года иранский шах Хусейн вынужден был сдать свою столицу Мир Махмуду. Хусейн со своими придворными прибыл из Исфахане в афганский лагерь, где передал Мир Махмуду шахскую корону. Кандагарский эмир Мир Махмуд Хотаки вступил в Исфахан, где провозгласил себя новым шахом Персии. Вскоре Мир Махмуд-шах распространил свою власть на большую часть Сефевидского государства. Прежний шах Хусейн вместе с семьей был заключен под стражу. Мир Махмуд-шах женился на одной из дочерей шаха Хусейна.

Вступив в Исфахан, афганский предводитель Мир Махмуд-шах объявил, что сохранит на прежних местах всех видных иранских сановников и чиновников. Однако выполнять своё обещание он не собирался. В январе 1723 года Мир Махмуд-шах устроил во дворце большой пир, на который пригласил родственников шаха Хусейна и кызылбашскую знать. В самый разгар праздника афганцы напали на гостей и вырезали триста видных иранских вельмож вместе с их семьями. После этого афганцы устроили резню и погромы в Исфахане. Разорив Исфахан, афганцы подчинили своей власти весь Центральный Иран, захватив Кашан, Казвин и многие другие города. Афганское нашествие сопровождалось массовыми убийствами, грабежами и насилием над местным населением, надругательствами над верой и обычаями персов.

Россия и Османская империя, воспользовавшись ослаблением Сефевидского государства, начали военные действия против Ирана. Тахмасп-мирза, сын Хусейна, бежал на север и здесь провозгласил себя новым шахом. Его поддержали Азербайджан и прикаспийские провинции (Мазандаран, Гилян и Астрабад). Тахмасп обратился за помощью к русскому правительству, обещая взамен уступить северные провинции. В 1722-1723 годах русские войска вошли в Дагестан и Северный Азербайджан. Были взяты города Дербент, Баку и Решт. В сентябре 1723 года в Санкт-Петербурге был заключен мирный договор, по условиям которого к Российской империи отошли Дербент, Баку, Решт, провинции Ширван, Гилян, Мазендеран и Астрабад.

Османская империя решила также воспользоваться ситуацией и захватить пограничные иранские провинции. Летом 1723 года турецкие войска вступили в Восточную Грузию и Восточную Армению, где были взяты Тифлис и Ереван. В 1724-1725 годах турки-османы оккупировали Азербайджан, где были взяты города Мераге, Хой, Нахичевань, Ордубад, Тебриз, Ганджа и Ардебиль, и Западный Иран, где захватили провинцию Луристан, города Нехавенд, Казвин и Хамадан.

В феврале 1725 года Мир Махмуд-шах приказал казнить всех схваченных представителей рода Сефевидов (39 человек). Среди убитых было одиннадцать сыновей шаха Хусейна.

22 апреля того же 1725 года Мир Махумад-шах Хотаки был убит заговорщиками, во главе которых находился его двоюродный брат Мир Ашраф, который провозгласил себя новым шахом Персии. Эмиром Кандагара стал Хусайн Султан-шах (1722—1738), младший брат Мир Махмуд-шаха.

Литература

[slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%9C%D0%BE%D0%BD%D0%B0%D1%80%D1%85%D0%B8.%20%D0%9C%D1%83%D1%81%D1%83%D0%BB%D1%8C%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D0%92%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BA%20XV-XX/%D0%93%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D0%B7%D0%B0%D0%B8/ К. Рыжов Монархи мира. Мусульманский Восток XV—XX вв. Гильзаи](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2863 дня))

Отрывок, характеризующий Мир Махмуд-шах

Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.


На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…