Миссия Ивакуры

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Миссия Ивакуры (яп. 岩倉使節団 Ивакура сисэцудан) — японская правительственная миссия 18711873 годов в Европу и Америку, возглавляемая Ивакурой Томоми. Посольство направлялось в 15 стран, с которыми у Японии к 1871 году были установлены дипломатические отношения. В задачи посольства входили пересмотр неравноправных договоров с этими державами и ознакомление с их культурой и государственным устройством.

Идея отправки представительной миссии в Европу и Соединённые Штаты принадлежала Ито Хиробуми, занимавшего в то время должность заместителя министра промышленности.[1] В это время правительство не представляло собой сплочённой команды. Члены миссии опасались, что за время их отсутствия оставшимися членами правительства могут быть предприняты действия, с которыми они не согласятся. Тогда 9 ноября 1871 года, за три дня до отплытия, был подписан договор между Ивакурой Томоми (представителем отплывавших) и Сайго Такамори (представителем остававшихся). По этому договору, состоявшему из 12 пунктов, правительство и миссия обязывались постоянно обмениваться информацией. Правительство обещало не проводить кардинальных реформ.

12 ноября 1872 года миссия Ивакуры отплыла из Иокогамы в Сан-Франциско на американском корабле «Америка» (японских кораблей, способных переплыть Тихий океан, тогда ещё не было).[2]

Миссию возглавил Ивакура Томоми (министр иностранных дел). Его заместителями были назначены Кидо Такаёси (государственный советник), Окубо Тосимити (министр финансов), Ито Хиробуми (заместитель министра промышленности) и Ямагути Наоёси из Министерства иностранных дел. В состав посольства вошло 48 полноправных членов и 59 студентов, включая пятерых дочерей самураев в возрасте от 8 до 15 лет.[2]

В Сан-Франциско миссию ожидал торжественный приём в «Гранд-отеле», где собрались около 300 представителей американской политической элиты. Когда члены миссии попытались начать переговоры с американским правительством о пересмотре договоров, им было указано, что у Ивакуры Томоми отсутствуют документы, дающие миссии необходимые полномочия. Ито Хиробуми и Окубо Тосимити вернулись в Японию за документами, однако это оказалось бесполезным, так как переговоры зашли в тупик.

Летом посольство покинуло Соединённые Штаты и отправилось в Европу, где оно посетило такие страны, как Англия, Франция, Бельгия, Голландия, Германия, Россия, Дания, Швеция, Италия, Австро-Венгрия и Швейцария. Стало ясно, что миссия не сможет добиться пересмотра договоров, и поэтому основные её усилия были направлены на сбор информации об этих странах.

В Петербурге миссию принимал Владимир Яматов. (О визите миссии в Россию см. Ковальчук М. К. Миссия Ивакура в Санкт-Петербурге. Анализ впечатлений японских посланников о России сто тридцать лет спустя // Япония. 2002—2003. — М.: Макс-Пресс, 2003. — С. 238—255.)

В 1873 году миссия Ивакуры смогла побывать на Всемирной выставке в Вене.

На обратном пути миссия посетила Египет, Аден, Цейлон, Сингапур, Сайгон, Гонконг и Шанхай. 13 сентября 1873 года посольство вернулось на родину. Хотя правительственной миссии Ивакуры так и не удалось добиться пересмотра неравноправных договоров, однако она получила поистине бесценную информацию о современных принципах общества.

В 1878 году была опубликована работа придворного историографа Кумэ Кунитакэ «Отчёт о том, что увидела специальная полномочная комиссия, путешествуя по Америке и Европе» (яп. 特命全権大使米歐回覧実記), состоявшая из 100 свитков (Америке и Англии было отведено по 20 свитков, Германии — 10, Франции — 9, России — 5).



См. также

Напишите отзыв о статье "Миссия Ивакуры"

Литература

  • Ковальчук М. К. Миссия Ивакура в Санкт-Петербурге. Анализ впечатлений японских посланников о России сто тридцать лет спустя // Япония. 2002—2003. — М.: Макс-Пресс, 2003. — С. 238—255.
  • Мещеряков А. Н. Император Мэйдзи и его Япония. — М.: Наталис, 2006. — С. 250—259. — 735 с. — ISBN 5-8062-0221-6.

Примечания

  1. Мещеряков А. Н. Император Мэйдзи и его Япония. — М.: Наталис, 2006. — С. 250. — 735 с. — ISBN 5-8062-0221-6.
  2. 1 2 Мещеряков А. Н. Император Мэйдзи и его Япония. — М.: Наталис, 2006. — С. 251. — 735 с. — ISBN 5-8062-0221-6.

Отрывок, характеризующий Миссия Ивакуры

Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.