Миссия в Москву

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Миссия в Москву
Mission to Moscow
Жанр

военный фильм
драма

Режиссёр

Майкл Кёртис

Продюсер

Роберт Бакнер,
Джек Уорнер

Автор
сценария

Джозеф Эдвард Дэвис (книга),
Говард Кох (сценарий)

В главных
ролях

Уолтер Хьюстон,
Энн Хардинг,
Оскар Хомолка

Оператор

Берт Гленнон

Композитор

Макс Стайнер

Кинокомпания

Warner Brothers

Длительность

124 минуты

Страна

США США

Год

1943

IMDb

ID 0036166

К:Фильмы 1943 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Миссия в Москву» (англ. Mission to Moscow) — военный фильм, выпущенный в 1943 году компанией Warner Brothers. Режиссёр фильма — Майкл Кёртис, автор сценария — Говард Кох, фильм снят по книге Джозефа Эдварда Дэвиса; композитор — Макс Стайнер, оператор — Берт Гленнон. В роли посла Дэвиса снялся Уолтер Хьюстон, в роли Марджори Дэвис — Энн Хардинг. Большинство актёров (кроме ролей семьи Дэвис) относительно похожи на политических деятелей, которых они играют.





Сюжет

«Миссия в Москву» — это хроника впечатлений о Советском Союзе американского посла Дэвиса, его встреч со Сталиным и его общая точка зрения на отношения Советского Союза и Соединенных Штатов. Фильм снят в полудокументальном стиле. Фильм описывает взгляд Дэвиса на различные события в истории Советского Союза. Картина начинается с вступления настоящего посла Дэвиса: «Лидеры ни одной страны не были настолько ошибочно представлены и непоняты, как советское правительство в те критические годы между двумя мировыми войнами»[1].

Книга

Джозеф Эдвард Дэвис, сторонник президента Франклина Д. Рузвельта и муж Марджори Мерривезер Пост, был назначен на пост посла Соединенных Штатов в Советский Союз (1936—1938) за помощь в предвыборной кампании Рузвельта. Существовало широкое мнение, что это назначение случилось вследствие интереса его богатой жены к жизни Екатерины IIК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4708 дней]. В 1941 году Дэвис написал мемуары о своей работе послом. Фильм «Миссия в Москву» был снят по этой книге, однако картина и книга имеют несколько расходящихся между собой частей.

Советско-американские отношения (1917—1942)

Несмотря на то, что Соединенные Штаты официально признали СССР в 1933 году, в начале 20-го века американцы представляли социализм как опасность демократии. Октябрьская революция 1917 года и новые сталинские репрессии 1930-х годов подвели основу недоверия к Советскому Союзу перед Второй мировой войной. В июле 1942 года только 41 % американцев имели мнение, что Советскому Союзу можно будет доверять после победы. Этот процент был гораздо ниже тех, кто доверял Великобритании и Китаю: 72% и 88 % соответственно[2]. Сталинские пакты о ненападении, заключённые с Германией в августе 1939 года и с Японией в апреле 1941 года, ухудшили и без того шаткие отношения с Соединенными Штатами. Историческая враждебность превратилась в большую проблему, когда интересы США и СССР совпали в 1941 году, после немецкой атаки на Советский Союз и японской атаки на Пёрл-Харбор.

Просоветская пропаганда и военное бюро информации

В начале 1940-х годов президент Рузвельт и правительство Соединённых Штатов стали союзниками СССР. Вслед за этим нужно было убедить американскую публику, что Советский Союз и Сталин были их друзьями. Американские продюсеры с готовностью стали работать над фильмами, чтобы удовлетворить народный интерес к Советскому Союзу и желание правительства представить СССР в более мягких тонахК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4708 дней]. В результате на экран вышли следующие картины: «Песнь о России» компании Metro-Goldwyn-Mayer, «Три русских девушки» компании United Artists, «Мальчик из Сталинграда» компании Columbia Pictures и «Миссия в Москву» — все фильмы были выпущены в 1943 году.

Пятая колонна в СССР глазами посла США

«Лето 1941 г. Сегодня мы знаем, благодаря усилиям ФБР, что гитлеровские агенты действовали повсюду, даже в Соединенных Штатах и Южной Америке. Немецкое вступление в Прагу сопровождалось активной поддержкой военных организаций Гелена [ Генлейна ]. То же самое происходило в Норвегии (Квислинг), Словакии (Тисо), Бельгии (де Грелль) … Однако ничего подобного в России мы не видим. „Где же русские пособники Гитлера?“ — спрашивают меня часто. „Их расстреляли“, — отвечаю я.

Только сейчас начинаешь сознавать, насколько дальновидно поступило советское правительство в годы чисток. Тогда меня шокировала та бесцеремонность и даже грубость, с какой советские власти закрывали по всей стране консульства Италии и Германии, невзирая ни на какие дипломатические осложнения. Трудно было поверить в официальные объяснения, что сотрудники миссий участвовали в подрывной деятельности. Мы в то время много спорили в своем кругу о борьбе за власть в кремлёвском руководстве, но как показала жизнь, мы сидели „не в той лодке“», — писал Девис.

«Миссия в Москву» была уникальной картиной. Это был первый просоветский фильм этого периода; он задал тон всех последующих работ. Фильм был снят при непосредственном участии президента Рузвельта. Рузвельт обычно оставлял всю пропагандистскую работу для «Военного Бюро Информации», однако, так как вопрос убеждения американской публики в дружественных намерениях СССР был крайне важен, а также благодаря своим дружеским отношениям с Дэвисом, Рузвельт лично одобрил создание «Миссии в Москву». Рузвельт и Дэвис встречались несколько раз (июль, октябрь, ноябрь 1942 года и март 1943 года) для обсуждения хода съёмок картины[3].

Президент Рузвельт и историческая достоверность фильма

Вмешательство просоветски настроенного Рузвельта в производство «Миссии в Москву» объясняет определенную идеализацию исторических событий, описанных в картине. Описание этих событий в фильме немного отличается от книги: например, если в книге вина жертв репрессий однозначно не доказана — в фильме они определенно виноваты. Например, в одном из писем, вошедших в книгу и написанных в апреле 1938 года, Дэвис писал по поводу процесса по делу «Правотроцкистского блока» и, в частности, Николая Бухарина: «Итак, сомнений больше нет — вина уже установлена признанием самого обвиняемого… И едва ли найдётся зарубежный наблюдатель, который бы, следя за ходом процесса, усомнился в причастности большинства обвиняемых к заговору, имевшему цель устранить Сталина». Дэвис о процессе Пятакова и Радека (17 февраля 1937 года): «Подсудимые выглядят физически здоровыми и вполне нормальными. Порядок процесса разительно отличается от того, что принят в Америке, однако учитывая то, что природа людей одинакова повсюду, и опираясь на собственный адвокатский опыт, можно сделать вывод, что обвиняемые говорят правду, признавая свою вину в совершении тяжких преступлений». Также фильм описывает сталинские репрессии как попытку очистить страну от сторонников фашистской Германии, а не истребление политической оппозиции. Дэвис в фильме, в конце сцены суда над «врагами народа», заявляет: «Основываясь на моей двадцатилетней судебной практике, я считаю эти признания правдивыми»[1].

Встреча фильма в Соединённых Штатах

«Миссия в Москву» не был коммерчески успешным фильмом. Несмотря на то, что Warner Brothers потратили $250.000 на рекламу до выхода фильма на экран 30-го апреля 1943 года, компания потеряла около $600.000[4].

Награды

«Миссия в Москву» получил номинацию на Оскара как лучшая работа художника-постановщика/декоратора в черно-белом фильме.

Встреча фильма в Советском Союзе

Также как граждане США, наученные пропагандой, не были готовы забыть недоверие к Советскому Союзу и шаткую, как они полагали, разницу между гитлеровским национал-социализмом и сталинским социализмом, Сталин не был готов доверять Америке как новому союзнику. Взаимная помощь была логическим выходом, так как обе страны воевали с Германией, но нужно ещё было убедить Сталина в том, что союз с антигитлеровской коалицией мог быть выгоден его стране. «Миссия в Москву» была превосходным способом убеждения. Сталин был поставлен в известность об этой картине, и особенно о просоветской пропаганде в нём[5]. По мнению Рузвельта, известия о том, что фильм показывается на экранах Америки, могли помочь убедить Сталина в свежеиспечённых про-советских взглядах союзников. Вторая миссия в Москву посла Дэвиса началась в мае 1943 года — он получил задачу от Рузвельта представить фильм Сталину. Это была одна из первых попыток использовать кинофильм как дипломатический инструмент.

«Миссия в Москву» был первым голливудским фильмом, показанным советской публике, он был наиболее влиятелен именно в Советском Союзе. Эта картина объясняла сталинскую политику советским людям и также показывала жизнь за пределами СССР. В фильме можно было увидеть блеск и шик Америки, и прелестную Москву с ломящимся от товаров магазинами. Несмотря на то, что фильм был прокоммунистическим и прославлял Сталина, «Миссия в Москву» показала советским людям вкус капитализма и демократии.

После войны

Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности позже цитировала этот фильм как один из трёх самых известных примеров просоветской деятельности в Голливуде. Другими двумя картинами, попавшими под подозрение, были «Северная звезда» компании RKO Radio Pictures и «Песнь о России» компании Metro-Goldwyn-Mayer. Автор сценария Говард Кох попал в «чёрный список» именно из-за «Миссии в Москву».[6] Однажды компания Warner Brothers даже попыталась уничтожить все копии этого фильма. Но эта картина продолжает жить как пример пропаганды и её эффектов.

Долгое время невозможно было найти копию этой картины, однако Warner Brothers опубликовала сценарий, а книга посла Дэвиса также свободно доступна.

19 октября 2009 года фильм выпущен в США на DVD[7].

В ролях

Напишите отзыв о статье "Миссия в Москву"

Примечания

  1. 1 2 Mission to Moscow, produced by Robert Buckner, 123 minutes, Warner Brothers, screenplay by Howard Koch.
  2. OWI Bureau of Intelligence poll, Dec. 1942, Mission to Moscow files, Warner Brothers Production Files, USC; OWI Bureau of Intelligence, "The American Public Views of Our Russian Ally, " June 10, 1943, box 6, Philleo Nash Papers, Harry S. Truman Library, Independence, Mo, as quoted in Koppes and Black, 193.
  3. Todd Bennett, «Culture, Power, and Mission to Moscow: Film and Soviet-American Relations during World War II,» The Journal of American History, Vol. 88, No. 2. (Sept., 2001): 495.
  4. Todd Bennett, «Culture, Power, and Mission to Moscow: Film and Soviet-American Relations during World War II,» The Journal of American History, Vol. 88, No. 2. (Sept., 2001): 500.
  5. Todd Bennett, «Culture, Power, and Mission to Moscow: Film and Soviet-American Relations during World War II,» The Journal of American History, Vol. 88, No. 2. (Sept., 2001): 504—505.
  6. [www.imdb.com/title/tt0036166/trivia Mission to Moscow (1943) — Trivia]
  7. Сюжет телекомпании НТВ от 19.10.2009

Ссылки

  • «Миссия в Москву» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.allmovie.com/movie/v102572 Миссия в Москву] (англ.) на сайте allmovie
  • [web.archive.org/web/20041222150215/www.indiana.edu/~jah/teaching/2001_09/article.shtml Статья Тодда Беннетта «Culture, Power, and Mission to Moscow: Film and Soviet-American Relations during World War II» (сохранённая версия с archive.org)]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Миссия в Москву

На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.